Разбросанные зерна: происхождение диаспоры
Материал любезно предоставлен Jewish Review of Books
В конце III века до н. э. группа ученых, работавших в Египте над переводческим проектом, изобрела греческое слово, которое изменит ход еврейской истории — а может быть, и истории всего человечества.
Задача проекта состояла в том, чтобы перевести Тору с иврита на разговорный греческий. Согласно сочинению II века до н. э., известному под названием «Письмо Аристея», египетский фараон Птолемей II Филадельф (сын полководца Александра Македонского) заказал греческий перевод Торы для царской библиотеки. Он отправил послов к иерусалимскому первосвященнику Эльазару, который послал по шесть переводчиков от каждого из двенадцати колен — всего семьдесят два человека. Их изолировали от окружающего мира на острове Фарос неподалеку от Александрии, и там они закончили перевод за семьдесят два дня — поэтому он называется (округленно) «Септуагинта», что означает «семьдесят».
Скорее всего, переводчиков было не семьдесят два, они вряд ли приехали прямиком из Иерусалима, Септуагинта предназначалась для грекоязычных евреев, а не для царской библиотеки и перевод занял куда больше времени. Но Аристей прав в том, что этот проект был чрезвычайно важен для евреев, которые жили под властью эллинистических правителей за пределами Земли Израиля, а также для евреев Иудеи, которые интересовались еврейской жизнью за границей.
Когда переводчики Септуагинты дошли до того стиха, где Моше предрекает, что, если условия завета с Б‑гом будут нарушены, израильтяне станут ужасом (заава) перед другими народами, эти переводчики стали искать подходящее греческое слово для описания положения израильтян. Хотя они и не были эмиссарами иерусалимского первосвященника, по‑видимому, их связывали с Землей Израиля личные узы, и это повлияло на выбор слова. На самом деле в такой форме этот термин раньше даже не существовал: «диаспора», от «диа» — «за пределами» или «через» и «сперейн», то есть «рассеиваться, как зерно» (от этого глагола происходит также современное слово «спора»).
Важнейший стих книги Дварим — тот, где Моше предсказывает, что, если израильтяне нарушат завет, Б‑г в ответ сделает так, что они потерпят поражение от врагов и будут унижены перед другими народами. В новом переводе Еврейского издательского общества сказано:
The LORD will put you to rout before your enemies; you shall march out against them by a single road, but flee from them by many roads; and you shall become a horror [za’ava] to all the kingdoms of the earth.
(Deut., 28:25)
Предаст тебя Г‑сподь на поражение врагам твоим; путем одним выступишь ты против него, и семью путями побежишь от него, и станешь ты ужасом для всех царств земли.
[Перевод Д. Иосифона]
Г‑сподь сделает так, что враги разобьют вас: по одной дороге пойдете вы на них, а побежите от них по семи дорогам. Ваша судьба вызовет ужас во всех царствах земли.
[Перевод Российского Библейского общества]
Одиннадцатью стихами ниже Моше объясняет, в чем суть этого унижения, предрекая, что народ будет изгнан из своей страны: «Отведет Г‑сподь тебя и царя твоего, которого ты поставишь над собою, к народу, которого не знал ни ты, ни отцы твои» (Дварим, 28:36). Авторы Септуагинты связали этот ужасающий образ изгнания с предыдущим стихом, и так «заава» стала «диаспорой». Поэтому в Септуагинте соответствующий стих сформулирован следующим образом:
Да даст тебе Г‑сподь поражение перед врагами твоими; по дороге одной выйдешь против них и по семи путям побежишь от лица их; и будешь в рассеянии [диаспора] во всех царствах земли .
Так что диаспора в первую очередь представляла собой проклятие. Народ Израиля будет рассеян, как зерна, которые могут выжить только в родной почве. И все же непохоже было, что евреи, рассеянные по всему эллинистическому миру, для которых переводчики Септуагинты создавали текст на греческом языке, живут в ужасе и позоре. Казалось, они вообще не страдали. Наоборот, они с энтузиазмом пользовались массой возможностей принять участие в эллинистической жизни, при этом не отказываясь от законов предков.
Перевод слова «заава» как «диаспора» не отражает историческую реальность, а полемизирует с ней. Так почему же у авторов Септуагинты Б‑жественный гнев ассоциировался с изгнанием? Ответ на этот вопрос лежит в событиях, которые произошли за три столетия до составления Септуагинты.
Когда вавилонский царь Навуходоносор в 597 году до н. э. начал изгонять жителей Иудеи из их страны, пророки, в том числе Ирмеяу, обещали, что изгнание (гола) в конечном счете придет к концу и тогда начнется период мира и независимости, знаменующий мир между Б‑гом и народом. Однако, когда персидский царь Кир в 539 году победил Вавилон и разрешил иудеям вернуться на родину и отстроить Храм, стало ясно, что пророчество исполняется не совсем. Те, кто вернулся в Иудею, жили теперь в персидской провинции Йехуд и были подданными Персидского царства. Более того, большинство изгнанников не вернулись. Они остались на том же месте или мигрировали в другие районы империи.
Когда иудеи (йеудим) обнаружили, что пророческие обещания Писания исполнились не полностью, перед ними встал большой богословский вопрос: «Изгнание закончилось или оно продолжается?» Большинство иудеев, живших за пределами своей родины, вероятно, верили, что изгнание действительно пришло к концу. Доказательством этого был тот факт, что они пользовались относительной свободой и добивались успеха. Но иудеи, жившие в Земле Израиля, были с этим несогласны. Изгнание продолжалось, но это не была гола, ниспосланная Б‑гом всему Израилю. Это был национальный позор тех, кто решил не возвращаться. Это и был тот ужас, для описания которого переводчики Септуагинты придумали слово «диаспора». Тем самым они одновременно изобрели концепцию, которая разделила еврейский народ надвое, как ни одна из прежних концепций изгнания.
Если первое упоминание «диаспоры» в Септуагинте связывает изгнание Израиля с публичным позором, то во второй раз это слово появляется очень скоро в утешительных словах Дварим, 30:4–5:
Хотя бы были заброшенные твои [нидахеха] на краю неба, и оттуда соберет тебя Г‑сподь, Б‑г твой, и оттуда возьмет тебя; и приведет тебя Г‑сподь, Б‑г твой, в землю, которою владели отцы твои, и будешь ты владеть ею; и облагодетельствует Он тебя, и размножит тебя более отцов твоих.
Переводчики Септуагинты заменили ивритское слово «нидахеха» на «диаспора», вновь отмечая, что грешные израильтяне будут рассеяны по чужим странам и окажутся под властью врагов. Однако здесь Б‑г дает важное обещание, которое вряд ли особенно утешало евреев, живших в эллинистический период в Египте. Когда‑нибудь диаспора подойдет к концу.
Из пятнадцати упоминаний слова «диаспора» в литературе Второго храма тринадцать встречаются в книгах, сохранившихся в составе Септуагинты: Дварим, Йешаяу, Ирмеяу, Даниэль, Нехемья, Йеудит, 2 Маккавеев и Теилим. В большинстве этих текстов слово «диаспора» ассоциируется с жизнью за пределами Земли Израиля и ощущением позора.
Возьмем, например, апокалиптический фрагмент, сохранившийся в книге Даниэля, примечательный тем, что это одно из первых упоминаний воскресения в ранней еврейской литературе. Из этого отрывка следует, что люди после смерти будут вести какое‑то иное существование, хотя форма этого существования будет варьироваться в зависимости от благочестия каждого:
И пробудятся многие из спящих во прахе земном: одни — для вечной жизни, а другие — на поругание и вечный позор.
(Даниэль, 12:2)
Какой позор и какое презрение обрушится на тех, кто не заслуживает вечной жизни? Перевод этого стиха в Септуагинте не оставляет сомнений — это будет существование в диаспоре:
И многие из спящих на равнинах земли воскреснут — ведь в жизнь вечную, которые же в поношение, которые же в рассеяние и в стыд вечный (эис диаспоран).
Иудейская сцепка между диаспорой и позором со временем сгустилась, даже в тех сочинениях, где не было самого этого слова. Книга Баруха, которая, как считается, была составлена в конце II века до н. э. иудейским ученым или учеными, открывается описанием писца Ирмеяу, который читает письмо вавилонским изгнанникам. В этом письме, которое будет отправлено лидерам иудеев, оставшимся в Иерусалиме, адресатов просят молиться за изгнанников:
У Г‑спода Б‑га нашего — правда, а у нас и отцов наших — стыд на лицах, как сегодня. Все те бедствия, какие Г‑сподь изрек на нас, постигли нас.
(Барух, 2:6–7)
Баруха, который описывает, как иудеи отреагировали на катастрофу изгнания, лучше всего читать как фантазию еврейских изгнанников, выражающих отчаянное стремление вернуться на родину.
В письме, приложенном ко Второй книге Маккавеев, иерусалимские еврейские лидеры просят египетских евреев конца II века до н. э. соблюдать праздник Очищения, который позднее станет известен под именем Хануки. Авторы письма утверждают, что этот праздник посвящен не только победе Хасмонеев над сирийскими греками в 164 году до н. э., но и более ранним чудесам. В письме сохранилась молитва, вознесенная первосвященником Йонатаном после одного из таких чудес:
Собери наше рассеяние, освободи порабощенных у язычников, воззри на униженных и презираемых, и пусть язычники узнают, что Ты — наш Б‑г.
(2 Макк., 1:27)
В завершающих строках письма иудейские авторы просят египетских единоверцев:
Мы написали вам, собираясь праздновать очищение; хорошо сделаете и вы, если будете праздновать эти дни. Б‑г, спасший весь Свой народ и возвративший всем наследие, царство, священство и святилище, как обещано в законе — ведь мы уповаем на Б‑га, — скоро помилует нас и соберет отовсюду под небом в святое место, поскольку Он избавил нас от великих бедствий и место очистил!
(2 Макк., 2:16–18)
Из этих иудейских документов следует, что Б‑г продолжает оказывать особое благоволение евреям, живущим вблизи Иерусалима и Храмовой горы, но Он также ждет от евреев диаспоры покаяния, с которого начнется их возвращение и которое положит конец Б‑жьей немилости.
Как реагировали евреи диаспоры на слово «диаспора» и лежащую в его основе идею? Практически никак. Мало какие тексты, созданные за пределами Земли Израиля в период Второго храма, вообще содержат надежду на то, что диаспора придет к завершению. Евреи писали повести, поучения и стихи, прославлявшие Иерусалим и Храм в качестве центра еврейской жизни. Но в этих текстах не видно никакой разницы между духовной жизнью евреев, живущих в Земле Израиля и за ее пределами. Они не просят Б‑га положить конец еврейской жизни вне Израиля. Наоборот, они представляют этих евреев в качестве духовных посланцев, несущих знание о Б‑ге другим народам.
В одном месте мы видим отражение такого отношения в «Письме Аристея» — это тот энтузиазм, с которым евреи встречают просьбу Птолемея о переводе Торы на греческий язык. Иерусалимский первосвященник Эльазар и мудрецы, которых он отбирает для этой задачи, понимают важность этот проекта и не сомневаются в легитимности своих еврейских братьев, живущих в Египте. Кульминацией истории служит торжественная сцена, в которой Птолемей задает каждому мудрецу вопрос во время недельного пира, устроенного в стиле симпосия, и его восхищает глубина ответов.
Египетские евреи, читавшие «Письмо Аристея» и Септуагинту, которую оно прославляет, не отказались от верности Храму. Но при этом они игнорировали представление о том, что они живут в Б‑жьей немилости, пусть даже эта немилость отразилась в слове, существовавшем в единственной версии Торы, которую они в состоянии были прочесть. К началу новой эры большинство евреев, живших за пределами родины предков, были убеждены, что ниспосланное свыше изгнание, то есть гола, осталось в прошлом, а диаспора — плод воображения обитателей Иудеи.
Оригинальная публикация: Scattered Seeds: The Origins of Diaspora
Разнообразие еврейской мысли на примере 18 классических текстов
Что именно дал Г‑сподь Моше — десять изречений, десять заповедей или просто десять вещей?
