Материал любезно предоставлен Tablet

Образ меннонитов как миролюбивой христианской конфессии, участвующей в гуманитарной деятельности и миротворческих усилиях по всему миру, включая Ближний Восток, чрезвычайно далек от того, что историки начали обнаруживать касательно компрометирующих связей части меннонитов с национал‑социализмом в 30–40‑х годах ХХ века. Так кто же и каким образом утаивал связи меннонитов с нацизмом?

После Второй мировой войны в преобладающей версии событий, выстроенной иерархами меннонитов Европы и Северной Америки касательно деятельности их церквей в Третьем рейхе, акцентировались репрессии и трудности. Меннонитский центральный комитет (МЦК), ведущая благотворительная организация этой конфессии, в конце 1940‑х — начале 1950‑х годов содействовал переселению тысяч европейских меннонитов, покинувших родные места из‑за войны. МЦК опирался на финансовую и юридическую помощь более крупных, аффилированных с ООН организаций по делам беженцев. При контактах с коллегами из ООН функционеры МЦК уверяли, что их подопечные в большинстве своем «подверглись жестокому обращению со стороны немецких оккупационных властей» и «им не создавали режима благоприятствования».

Одним из ключевых свидетелей произошедшего стал для МЦК беженец по имени Генрих Хамм. Подобно десяткам тысяч других меннонитов, переживших нацистскую оккупацию Восточной Европы, Хамм был родом с Советской Украины и в 1943 году ушел с отступавшими немецкими войсками на Запад, чтобы не оказаться вновь под властью коммунистического режима. Спустя пять лет Хамм был сотрудником МЦК и помогал руководить крупным лагерем беженцев в оккупированной Германии. Спецкомиссар МЦК в Европе передал сотрудникам ООН рассказ Хамма об эвакуации с Украины в западные области:

Совершенно ошибочно думать, что всех меннонитов привезли в Польшу, чтобы расселить на фермах. Я и моя семья прибыли в лагерь Прейсиш‑Штаргард в районе Данцига. Представители разных заводов и концернов немедля приехали искать дешевую рабочую силу. Я был вынужден работать на машиностроительном заводе, где оставался до конца войны. Кроме четырех меннонитских семей там также работало много украинцев, французов и поляков. С этими разными национальными группами обращались совершенно одинаково.

Послевоенные попытки Меннонитского центрального комитета выставить таких беженцев, как Генрих Хамм, жертвами нацизма в основном удавались. Основываясь на заявлениях функционеров МЦК и многих мигрантов, аффилированные с ООН специалисты по делам беженцев полагали: «Большинство этих [меннонитов], в конце войны оказавшихся в Германии, прибыли в эту страну не по доброй воле. Их вывезли вместе с другими русскими, чтобы использовать как рабские трудовые ресурсы». Другое оценочное исследование пришло к выводу, что меннониты были в корне «ненацистской и ненационалистической группой». В конце концов МЦК удалось при содействии ООН переселить большинство беженцев, находившихся на его попечении, на новые места жительства в Западной Германии или за океан, в основном в Канаду и Парагвай.

Хамм и его коллеги по Меннонитскому центральному комитету хотели создать у аффилированных с ООН организаций по делам беженцев и других заинтересованных сторон впечатление, что какое‑либо сотрудничество представителей этой конфессии с национал‑социализмом было исключительным и маловажным явлением. Они намекали: если некоторые молодые парни, возможно, чересчур поддались новому увлечению, то определенно потому, что при советской власти их побудили отойти от своей веры. Но документы времен войны не подтверждают эту версию.

Хамм был на лидерских позициях в сердце институциональной жизни меннонитов в Европе как во время Второй мировой войны, так и после ее окончания. Нет никаких сомнений в том, что в Советском Союзе он и десятки тысяч других меннонитов пережили зверства и эта история мытарств обусловила их положительное отношение к национал‑социализму. Собственно, по тому, что Хамм писал в военные годы, видно: он считал, что его поддержка самых вопиющих преступлений гитлеровского государства прямо связана с его личными стараниями помочь собратьям‑меннонитам. Хамм считал евреев и большевизм частью одной и той же злокозненной клики, угрожавшей его этническому и религиозному сообществу, и приветствовал шаги нацистов по перераспределению имущества, награбленного у евреев.

Старания разобраться в деятельности Хамма во время войны также помогают прояснить значимость работы МЦК с беженцами в Европе. Если бы мы рассматривали только послевоенные доклады МЦК, адресованные таким организациям, как ООН, то могли бы предположить, что крупнейшая благотворительная организация этой конфессии действовала добросовестно — что лидеры ничего не ведали о сотрудничестве таких беженцев, как Хамм, с нацистами. Но такую трактовку невозможно подтвердить. Хамм в совершенно буквальном смысле сам был Меннонитским центральным комитетом — его сотрудником, получавшим зарплату, и его официальным представителем. И именно в этом состояла суть. Программа МЦК по работе с беженцами предназначалась для содействия лицам, столкнувшимся с юридически‑правовыми или финансовыми проблемами из‑за их связей с нацизмом. Брать на работу таких лидеров военного периода, как Хамм, значило получить доступ к их ценным экспертным познаниям.

Чтобы восстановить по крупицам прошлое Хамма, пришлось много лет кропотливо прочесывать тысячи страниц исторических документов. Я нашел разрозненные фрагменты истории Хамма в полудюжине архивов в четырех странах. Поиски длились так долго и потребовали стольких усилий именно потому, что Хамм не хотел, чтобы я или кто‑то другой узнал его историю полностью. Хамм находил благоразумным сотрудничество с нацизмом во время Второй мировой, когда на Украине доносил на евреев, в Польше жил в доме, конфискованном у жертв Холокоста, и участвовал в управлении заводом, где применялся рабский труд евреев из концлагеря Штуттгоф. После войны Хамм был не вполне искренен даже с родными сыновьями.

Когда Хамм заносил на бумагу свой рассказ о пережитом во время войны, ему было пятьдесят четыре года, он занимал лидерские позиции в меннонитской церкви и имел тесные связи с достопочтенным благотворительным сообществом этой конфессии по обе стороны Атлантики. ООН поверила Хамму на слово. Но нам сегодня стоит взглянуть на него более трезво.

Теперь мне известно, что Хамм родился в России в 1894 году. Он участвовал в Первой мировой войне в качестве врача и взял в руки оружие в отряде самообороны во время Гражданской войны в России, отринув пацифизм, как и многие другие молодые мужчины меннонитского вероисповедания. Когда победа осталась за большевизмом, Хамм лишился своей фермы близ украинского города Запорожье. После прихода Сталина к власти он переехал с семьей в другой крупный город, Днепропетровск. После нацистского вторжения в 1941 году Хамм продолжал работать в Днепропетровске. В конце концов он вместе с семьей покинул Украину и в 1944 году обосновался в деревне Штуттгоф на побережье Балтийского моря.

Один документ, на который я наткнулся, изучая историю меннонитов, пробудил у меня подозрения, что послевоенный автобиографический очерк, написанный Хаммом для МЦК, возможно, больше затемнял, чем открывал. Тот другой документ был написан «этническим немцем Генрихом Хаммом» вскоре после вторжения Гитлера на Советскую Украину. Этот машинописный текст на шести страницах, сохранившийся в архиве Имперского министерства оккупированных восточных территорий, повествует об ужасах, пережитых при «еврейско‑большевистской власти». Там описывается, как молодых мужчин расстреливали или ссылали и как бесхозяйственность привела к экономическому краху всей Украины. Выражая свою убежденность в том, на кого следует возложить вину, автор был беспощаден:

Вот как еврейские большевистские звери уничтожали немецкие семьи (во времена коммунистического режима). Выражение «звери» даже не годится, потому что животные убивают, чтобы насытиться, а эти еврейские убийцы и презренные ублюдки убивают и истребляют ради забавы, практикуя жестокость наихудшего рода как дело всей своей жизни.

Могли ли это быть слова добропорядочного человека, одного из столпов всемирной меннонитской общины? Когда я впервые увидел этот документ, у меня не было уверенности, что его написал тот же самый Генрих Хамм. У меннонитов на Украине фамилия Хамм встречалась часто, как и имя Генрих. Генрихов Хаммов наверняка было много. Не было у меня уверенности и в том, что автор этого текста вообще был меннонитом. В его рапорте нацистским чиновникам упоминались другие люди с именами, распространенными среди меннонитов, но в документе упоминались лишь «этнические немцы», а не меннониты безо всяких экивоков. Если учесть гонения на христианство в СССР в предшествующие десятилетия, автор, возможно, перестал отождествлять себя с верой, которую, по всей вероятности, исповедовал в детские годы.

Вдобавок я гадал, как мне следует трактовать ярый антисемитизм этого Генриха Хамма военных лет. В большинстве опубликованных работ о меннонитах на Украине, которые я прочел, утверждалось, что они не отличались особенно сильным антисемитизмом. Один историк охарактеризовал антиеврейские предубеждения в этой группе как «относительно безобидные». Но антисемитизм Хамма был неумолимым. В докладе говорилось, что Хамм жил в Днепропетровске. Менее чем за месяц до этого нацистские «батальоны смерти» расстреляли 10 тыс. евреев из этого города. Если учесть, что евреев из его окружения убили, от заключительных фраз Хамма пробирает озноб: «Только те, кто испытал на себе (советскую тиранию), могут до конца понять выражение “Освобождение от еврейского ига большевизма” в его наиподлинном смысле». В завершение он похвалил Гитлера и всех немецких военных.

Следующей зацепкой для меня стало письмо от 1943 года — его тоже написал некий «Генрих Хамм», — отправленное из лагеря беженцев в оккупированной нацистами Польше. По‑видимому, это письмо служило связующим звеном между тем Хаммом, который доносил на евреев в разгар Холокоста на Украине, и тем, кто впоследствии работал в МЦК, утверждая после войны, что «меннониты были ненацистской группой, пострадавшей при Третьем рейхе». Автор этого письма был, очевидно, меннонитом, перебравшимся на Запад вместе с другими меннонитами с Украины, убегая от наступления Красной Армии. Автор писал, что приехал из Днепропетровска, и подробности его истории совпадали с рапортом, который двумя годами раньше написал для нацистской оккупационной администрации в том же украинском городе его тезка.

Письмо от 1943 года убедило меня, что Генрих Хамм был не только меннонитом, практиковавшим свою веру, — он был конфессиональным лидером. Оно также подтвердило, что этот человек — впоследствии устроившийся работать в МЦК — был замешан в нацистских преступлениях.

Хамм и его семья были среди первых меннонитов‑беженцев, переселенных с Украины в оккупированную нацистами Польшу после того, как Восточный фронт откатился к Западу. Хамм (его временно разместили близ города Лицманштадт Так в годы немецкой оккупации (1940–1945) называлась Лодзь. — Здесь и далее примеч. перев.
в Вартеланде — провинции, учрежденной в военные годы), написал своему знакомому, у которого были хорошие связи среди других меннонитов по всему Третьему рейху. Копии его письма вскоре получили широкое распространение в церковном руководстве в Германии. Письмо Хамма даже было частично опубликовано, что помогло стимулировать гуманитарную помощь беженцам, прибывавшим с Украины.

Хамм сообщал, что в Вартегау Другое название Вартеланда.
его и других беженцев с Украины приняли хорошо:

«По приезде нас окружили неожиданной любовью и устроили нам трогательный прием. Наш лагерь — если его вообще можно так назвать — расположен в лесу близ Кирхберга (в 14 км к востоку от Лицманштадта) и состоит не из бараков, огороженных колючей проволокой, как ожидали многие, а из красиво обставленных домов (раньше они предназначались для евреев‑отдыхающих, проводивших там лето)». Хамм признает, что не все остались довольны новым жильем. Но он презрительно заклеймил нытиков, назвав их отбросами расы. «Истинные немцы, — писал он, — каждый день со слезами на глазах благодарят Бога и Фюрера за предоставленные им огромные привилегии». Иначе говоря, наилучшими меннонитами были в глазах Хамма те, кто горячее всего благодарил за то, что его наделили имуществом, награбленным у убитых евреев.

Руководство меннонитов Германии не раскритиковало письмо Хамма от 1943 года — наоборот, это письмо помогло Хамму войти в местное лоно его церкви. Меннониты, жившие в Германии после прихода Гитлера к власти, уже больше десяти лет пользовались привилегиями расовой иерархии. То, что те же преимущества, в форме жилья и движимого имущества, отобранных у жертв Холокоста, распространятся на собратьев, немецкоязычных меннонитов с Украины, в те годы в середине войны выглядело совершенно естественным.

Хамм прекрасно знал жизнь меннонитов на Украине и имел связи среди чиновников оккупационной администрации. Когда в 1944 году религиозные лидеры из Германии приехали в Польшу для встречи с нацистскими политиками по поводу новых волн беженцев с Востока, они вначале проконсультировались с Хаммом.

В начале 1944 года Хамм и его жена Анна перебрались из бывшего еврейского лагеря отдыха близ Лицманштадта на двести миль севернее, в приморский городок Штуттгоф. В Штуттгофе меннонитская община существовала долгое время, жила там и одна из теток Анны.

В Штуттгофе Хамм сдружился с видным бизнесменом‑меннонитом по имени Герхард Эпп. До Первой мировой войны Эпп работал в России, впоследствии сохранял живой интерес к единоверцам‑меннонитам из Советского Союза. Эпп предложил Хамму работу на крупном машиностроительном заводе, которым сам же владел и управлял, — на том же предприятии, о котором Хамм позднее упомянет в меморандуме, написанном им для МЦК, утверждая, что его заставили предоставлять дешевую рабочую силу для алчных немцев, извлекавших барыш из войны.

Спустя три года после падения Третьего рейха, незадолго до того, как вылететь в Канаду, Хамм написал своим сыновьям — их у него было двое — длинное письмо. Оба служили в армии и носили немецкие мундиры, оба пропали без вести в последние месяцы войны. Хамм не знал, когда увидит их вновь и увидит ли вообще, а потому оставил письмо на хранение местному лидеру меннонитов, надеясь, что сыновья его прочтут, если когда‑нибудь объявятся. Письмо Хамма датировано 23 июля 1948 года. Он подписал его всего через несколько дней после того, как составил свой самооправдательный меморандум для МЦК.

В письме Хамма, адресованном пропавшим сыновьям, рассказана история, которая очень сильно отличается от той, которую он поведал ООН. В начале 1945 года, зимой, советские авианалеты сеяли опустошение в соседних крупных городах, например в Данциге, вытесняя горожан в сельскую местность, а тем временем другие беженцы беспорядочной лавиной прибывали с Востока. Герхард Эпп отправил свое оборудование на Запад и превратил завод в импровизированный лагерь беженцев. Хамм писал, что Эпп и весь штат его предприятия не покладали рук, чтобы спасти пострадавших. Заводские цеха, полные людей, были хорошей мишенью для советских летчиков, сообщал Хамм, и каждая бомба, попадавшая в предприятие, убивала или ранила сотни человек:

Огромное количество тел и промерзший грунт земли означали, что их было невозможно похоронить, и поэтому команды, специально назначенные для того, чтобы убирать тела, доставляли их в концентрационный лагерь для обработки газом [Vergasung Vergasung (нем.) 1. тех. газификация (напр. угля) 2. отравление [умерщвление] газом [газами]. Гуссен переводит это слово в оригинале статьи на английский как gassing, что может означать «отравление газом», «окуривание газом» или «газовая дезинфекция». ].

По‑видимому, Хамм ожидал, что его сыновьям будет понятно упоминание о неназванном концлагере. Перед своей последней передислокацией сыновья Хамма навестили родителей в Штуттгофе, а значит, должны были знать о крупном концлагере Штуттгоф, учрежденном в 1939 году в связи с вторжением Германии в Польшу и в последующие пять лет превратившемся в один из крупных центров рабского труда и уничтожения людей в гитлеровской «империи смерти». Герхард Эпп был одним из генеральных подрядчиков лагеря, где «брал напрокат» сотни заключенных, чтобы делать вооружения на своем заводе. Итак, на деле дешевой рабочей силой были евреи и другие заключенные. А Хамм помогал наладить их порабощение и убийство.

Позднее Хамм писал с печалью о повсеместных смертях и агонии на заводе Эппа в Штуттгофе. Однако он упомянул открыто только о немцах, которые были жертвами советских авианалетов, а не о еврейских заключенных концлагеря, которых заставляли работать на износ в нечеловеческих условиях. «Много, много крови безвинных женщин и детей пролилось на земле Эппа, — сообщал Хамм сыновьям. — Бессчетные, безымянные мертвецы… Никто не спрашивал, кто они, откуда они приехали, ничего не записывали для памяти».

Может быть, воспоминаниями о беженцах, которых они с Эппом пытались спасти, Хамм глушил в себе память о евреях, которых на заводе Эппа заставляли работать на износ? На вероятность этого указывает тот факт, что он употребил слово «обработать газом» («gassing»), ведь тела беженцев можно было кремировать, а вот евреев, выбившихся из сил, должны были умерщвлять газом.

Очевидно одно: завод в Штуттгофе, принадлежавший меннониту, был местом, где творились ужасы. Для сотен заключенных, находившихся там в рабстве, виновниками этих ужасов были заводские управляющие‑меннониты. Очевидно также, что после войны Хамм попытался дистанцироваться от ответственности за это. Он, напротив, делал упор на мытарствах своей семьи, бежавшей из Штуттгофа в апреле 1945 года. Когда под покровом ночи они пересекали Балтику, их корабль торпедировала советская подлодка. Хамм благодарил Господа, сделавшего так, чтобы поврежденный корабль дошел до Дании. Последующие 18 месяцев семья оставалась в Дании. Хамм подчеркивал, что признателен за успокоение, которое в те тяжелые времена обретал на богослужениях вместе с собратьями — меннонитами‑беженцами и другими христианами.

В первые послевоенные годы Хамм поддерживал контакты с меннонитами в разных странах. Из Дании он писал родственникам в Канаду, и те напечатали его письмо в церковной газете. Вскоре пришли письма и материальная помощь как для супругов Хамм, так и для других меннонитов в этой местности. Хамм координировал эту помощь, распределяя среди собратьев‑беженцев десятки продуктовых посылок из Северной Америки. Когда его семье разрешили выехать из Дании в Германию, они поселились у меннонитов в Баварии. Спустя восемь месяцев директор лагеря беженцев, устроенного Меннонитским центральным комитетом в Гронау, близ нидерландской границы, предложил Хамму стать его заместителем. Хамм занял эту должность и почти год работал в МЦК в Гронау, а затем уехал к родственникам в Канаду.

Изобличение нациста‑меннонита — не та задача, которую большинство людей могли бы осуществить в свободное от основных занятий время. Это стало возможно только благодаря колоссальным ресурсам, вложенным государствами, университетами и церквами в формирование и содержание архивных собраний. Для работы с этими документами иногда требуются профессиональные навыки, такие как знание нескольких языков на уровне чтения текстов. Чтобы догадаться, что исторический деятель, возможно, говорил неправду, требуется ознакомиться с тем, что уже написали ученые. А для проверки своих интуитивных подозрений часто нужна финансовая поддержка — гранты, распределяемые по конкурсу. Во времена, когда гуманитарные науки находятся во все более стесненном положении, как никогда важно акцентировать ценность институциональной поддержки глубоких научных исследований.

Охват кровожадных авторитарных движений, проповедующих ненависть, бывает шире, чем нам кажется. В его орбиту попали влиятельные лидеры в конфессии меннонитов, в том числе в его самой известной гуманитарной организации — МЦК. Знания об этом уже достаточно, чтобы обосновать щедрую поддержку академической науки в текущий момент, когда глобальная нетерпимость вновь поднимает голову, а также укрепить нашу убежденность в том, как важно гарантировать честную фиксацию исторических фактов перед лицом официальной лжи.

Оригинальная публикация: The Real History of the Mennonites and the Holocaust