Материал любезно предоставлен Tablet

Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз он рассуждает о том, что Талмуд не литературное произведение и тем не менее его роль в поддержании целостности еврейской истории неоспорима.

Талмуд не литературное произведение, и все же, заканчивая читать трактат — как читающие даф йоми, которые на этой неделе дочитали трактат «Псахим», — ощущаешь это как приближение к концу книги. Я оглядываюсь на то, что прочел за последние несколько месяцев, и понял, что испытал целый спектр различных реакций: чувство узнавания, нежности, любопытства, отчуждения и протеста, — в зависимости от того, о чем шла речь.

У трактата «Псахим» круговая композиция: он начинается с обсуждения домашних дел — поиска хамеца — и заканчивается тоже дома — обсуждением ритуалов седера, таких как четыре вопроса или афикоман. Но на этом круговом пути были весьма экзотичные остановки: не только давно устаревшие правила пасхального жертвоприношения в Храме, но и рассуждения о природе космоса и привычках демонов и ведьм.

Последние листы трактата «Псахим» пронизаны праздничным чувством возвращения домой, когда мудрецы в своих прениях подходят к теме пасхального седера — церемонии, которая спустя полторы тысячи лет продолжает быть знакомой и родной для каждого соблюдающего еврея. На самом деле именно из Агады большинство евреев знают хотя бы пару слов Мишны, хотя могут и не знать, что это Мишна. Пока я не начал читать даф йоми, я не понимал, что пассажи в Пасхальной агаде, начинающиеся словами «Раббан Гамлиэль говорил…», или подобные этому являются цитатами из Мишны, где, согласно традиционной модели, мнение излагается от имени того или иного мудреца.

Вспомните, например, тот фрагмент Агады, где со ссылкой на раббана Гамлиэля говорится: «Тот, кто в пасхальный вечер не упомянул трех вещей, не выполнил своих обязанностей. Они суть следующие: пасхальный агнец, опресноки и горькая зелень». Далее следует объяснение по каждому пункту. Пасхальная жертва вкушалась в память о том, как Г‑сподь миновал дома сынов Израиля в Египте, когда поражал египтян; маца напоминает о том, как поспешно бежали евреи из Египта, так что даже тесто у них не успело закваситься; горькая зелень указывает на то, что «египтяне делали горькой жизнь предков наших в Египте». И на этой неделе я обнаружил, что все это — дословная цитата из Псахим, 116б, где идет речь об указаниях раббана Гамлиэля в Мишне.

Этот фрагмент типичен для Мишны: он состоит из прямых указаний, проясняющих, что именно евреи должны делать и почему. Последующая дискуссия в Гемаре также типична, но по‑своему: она показывает, как амораи в своем обсуждении законов заходят далеко, в направлениях непредсказуемых и, как кажется, странных и произвольных. Возьмите, к примеру, комментарий рабби Ахи бар Яакова на слова раббана Гамлиэля. По мнению рабби Ахи, на основании Мишны мы можем сделать такой вывод, что «слепой человек свободен от обязанности читать Агаду».

Как же это вытекает из Мишны? Раббан Гамлиэль цитирует книгу Исход, чтобы объяснить, почему мы обязаны каждый год пересказывать историю Песаха: «И расскажи сыну своему в этот день, говоря: ради этого сделал мне Г‑сподь при выходе моем из Египта» (Исх., 13:8). Этот момент седера мне всегда казался особенно волнующим — ведь здесь одно предложение делает то, чему посвящен целый седер, а в каком‑то смысле и весь иудаизм: сокращает дистанцию между нами — поколениями, которые не могут увидеть Б‑га, и поколением Исхода, которое видело Его.

Рабби Аха выхватывает из этого библейского стиха слово «этот» и комментирует: слово «этот», полагает он, указывает на только что упомянутые вещи: пасхальную жертву, мацу и марор. Мы обязаны демонстрировать каждую из них, называя ее, но слепой человек не сможет этого сделать, поскольку не видит их. Из этого следует, утверждает рабби Аха, что слепой человек освобожден от чтения Агады. Чтобы подкрепить свою точку зрения, Аха проводит аналогию с другим местом в Писании. Во Второзаконии Моисей вводит процедуру, по которой родители мятежного сына могут выдать его сообществу на казнь. При этом они должны сказать: «Этот наш сын упрямый и мятежный, он не послушается голоса нашего». Толкуя этот стих, Талмуд заключает, что слова «этот наш сын» предполагают, что родители указывают на сына, а слепой человек этого сделать не может, следовательно, слепой родитель не должен говорить этих слов. И Аха утверждает, что та же логика применима и к законам Песаха.

Но мнение Ахи тут же опровергается самым мощным свидетельством из возможных — реальной практикой мудрецов. Мы узнаем, что двое великих ученых, рав Йосеф и рав Шешет, были слепы и при этом читали Пасхальную агаду. Значит, Аха неверно истолковал слова раббана Гамлиэля. Произнося слова «ради этого», мы не должны указывать на мацу и марор, скорее, речь идет о причине Г‑споднего благодеяния, и маца с марором просто упоминаются. Так что слепой человек все‑таки может читать Агаду. И тем не менее хитроумный окольный способ, которым Аха вывел новое правило из старого, крайне типичен для Гемары, хотя в данном случае Аху опровергли другие мудрецы.

Самая известная часть Агады — это, конечно, четыре вопроса, и они тоже берут свое начало в Мишне. В Псахим, 116а мы читаем, что сын должен задать отцу вопросы о Песахе, а «если сыну не хватает ума или знаний, чтобы придумать вопросы самостоятельно, отец учит его этим вопросам». Дальше перечисляются сами вопросы, причем первый, второй и четвертый звучат почти точно так же, как те, что мы произносим по сей день: каждый указывает на ту или иную необычную черту пасхальной трапезы. А вот третий вопрос, как он сформулирован в Талмуде, гласит: «Во все прочие ночи мы едим жареное, тушеное или вареное мясо, а в эту ночь только жареное». Но сегодня мы задаем другой вопрос: «Во все прочие ночи мы либо сидим, либо возлегаем, почему же в эту ночь мы только возлегаем?» Причина этого изменения не проясняется в том издании Талмуда, которым я пользуюсь (Koren Edition), но я нашел ответа у великого современного мудреца — рава Википедии. Оказывается, поскольку после разрушения Храма мы больше не едим жареного мяса, то есть пасхальную жертву, Маймонид заменил вопрос о мясе вопросом о положении за столом, сочтя его более релевантным для ритуальной практики своего времени.

Сегодня, впрочем, мы особенно и не возлегаем, и мне интересно, осмелится ли кто‑нибудь предложить новый третий вопрос. По сути, то, как мы сейчас произносим четыре вопроса, расходится с тем, как эту практику задумывали учредившие ее мудрецы. Как и в случае многих других еврейских обрядов в современной Америке, дети заучивают вопросы на иврите наизусть, плохо понимая их значение. Мы не задаем четыре вопроса — мы просто поем их. И, мне кажется, не очень понимаем, что весь седер призван как раз ответить на эти вопросы — объяснить, почему в эту ночь мы все делаем по‑другому, рассказав о чуде Исхода. Если раньше четыре вопроса служили зачином для рассказа об Исходе, сейчас они превратились в привычную ритуальную формулу, и я не знаю, есть ли способ вернуть им их значение.

В то же время Гемара недвусмысленно заявляет, что четыре вопроса — важнейшая часть седера, которую никак нельзя пропустить. Даже если у вас нет ребенка, которому нужно объяснять смысл седера, вопросы все равно необходимо задать: «Если его сын умен и знает, как спрашивать, он задает вопросы. А если он не умен, жена задает вопросы. А если нет, он сам себе задает вопросы. И даже если два ученых знатока Торы, знающих законы Песаха, вдвоем проводят седер, они спрашивают друг друга». Даже если мы думаем, что уже знаем причину праздника, мы все равно обязаны рассказывать себе эту историю с самого начала — вероятно, с тем, чтобы заново увидеть и осознать чудо Исхода, а не принимать его как должное. Даже если вы не верите в то, что Б‑г действительно разделил воды Красного моря, читая трактат «Псахим» и видя, как слова и ритуалы седера сохранились неизменными на протяжении двух тысяч лет, думаешь, что сама непрерывность еврейской истории уже своего рода чудо.

Оригинальная публикация: On the Origin of Passover’s Four Questions and the Renewal of Miracles