Актуалии

О новых веяниях в Институте философии

Константин Бурмистров 27 декабря 2021
Поделиться

Я уже давно работаю в Институте философии РАН, поэтому — наверное, как и все, кто причастен занятиям в этой области человеческого знания, — с острой болью воспринимаю происходящее сегодня в этом учреждении.

Фактически институт поставлен на грань разгрома (см. заявление Ученого совета института и публикации в СМИ).

Нападению на институт предшествовала жесткая пропагандистская кампания по его очернению, предпринятая, в частности, сетевым ресурсом и телеканалом «Царьград». Одна из последних публикаций, в которой сочетаются два жанра — погром и донос, — была в основном посвящена заместителю директора института, члену‑корреспонденту РАН, доктору философских наук Юлии Вадимовне Синеокой. Не буду лишать читателя удовольствия, пусть и сомнительного, ознакомиться с этим текстом. Скажу лишь об одном моменте, особенно меня задевшем.

Юлия Вадимовна — известный специалист по наследию философа Фридриха Ницше и истории его восприятия в России. Именно поэтому одной из «главок» статьи ее не лишенный своеобразного чувства юмора автор дал название «Синеокая ницшеанка». Читатель без труда уловит намек на голубоглазых и белокурых поклонников идей этого философа, одно время правивших в его родной стране. В чем сам немецкий мыслитель, оказавший огромное влияние на всю мировую философскую (и не только) мысль ХХ века, никоим образом не виноват. Вслед за этим автор обвиняет ученого в том, что она выступает против любых проявлений «самобытности», «патриотизма», «национальной идентичности» в нашей стране, поскольку якобы призывает к «преодолению своих национальных идентичностей, созданию нового постнационального этноса» на том основании, что «фундаментальная траектория европейской истории — уход с исторической сцены наций», на смену которым идет «единая смешанная раса европейского человечества».

Анализировать суть нарезки из цитат, профессионально и недобросовестно смонтированных в этой статье, — отдельная, хотя и довольно противная задача. Остановлюсь лишь на главном: за рассуждениями о том, каким видит Ю. В. Синеокая «будущее России», следует такой пассаж:

 

Занятно, что у Юлии Вадимовны здесь явное двоемыслие по Оруэллу. Описывая свою поездку в Израиль, она признается, что «была со своим народом», испытала «скрытое, врожденное чувство», которое «пробивается через шероховатую нежность первых слов, произнесенных на иврите… одиночество, бездомность, пустота остались по ту сторону». То есть тут уже никакого «кантианского» смешения языцев не предполагается.

 

Таким образом ученому вменяются в вину двойные стандарты — по национальному признаку. Раздобыв неизвестно где небольшое эссе о впечатлениях от ее поездки в Израиль более чем 20‑летней давности, автор статьи диковатым образом пытается связать ее теплые слова об этой стране и с Ницше, и с «безродным космополитизмом», и с «глобализмом». Швы расходятся, нитки рвутся, но это неважно, так как здесь использован беспроигрышный старый прием — антисемитизм. Он уже давно действует безотказно и избавляет от необходимости какой‑либо здравой аргументации.

Приведу цитату из того самого текста Ю. В. Синеокой, который использовал автор «Царьграда». Это и правда замечательное сочинение.

 

Вот идет моя прапрабабушка, мои прабабка и прадед, все мои друзья, родные, знакомые, друзья друзей, все, без кого мне не выжить, все, кого я люблю, все, с кем разлучило меня время. Моя дочка и сыновья, внучки, правнуки, как просто заглянуть в будущее!.. О! Неужели это правда, это же мой дед Мордух, военный врач, погибший на фронте в 1943‑м. Как я мечтала встретиться с ним! И он узнал меня! Разве бывает столько сказочных волшебств и счастья у людей? Мама! Она снова со мной, она не умерла. Отец, бабушка… теперь я вижу и тебя, наконец‑то мы встретились. Сколько родных лиц, рассыпанных неумолимой историей по далеким закоулкам времен, стран, культур, разделенных границами государств, минут, часов, лет, веков, зыбкой гранью жизни и смерти…

Старики и молодые щеголи, раввины и ремесленники, философы и солдаты, ученые‑мудрецы и нарядные женщины в окружении пестрых стаек ребятишек, музыканты и лавочники, политики и сказочные человечки… Я помню вас всех, я так люблю вас! Это же я сама, как чудесно встретиться с собой! Родные мои, как хорошо, что мы здесь все вместе, все, кого я знала и с кем еще встречусь, все те, чей опыт я пережила, и те, кто будет переживать мою судьбу, все, кто будет и был так счастлив и так страдал на земле, кто ушел в Эрец, и кому суждено умереть в галуте…

Юлия Синеокая

Мы идем по улочкам еврейского квартала Старого города. Иерусалим, который вокруг нас, слился с тем Иерусалимом, который любовь и фантазия выстроили внутри меня… Ну вот, мы пришли!.. Который раз выхожу я на площадь перед Храмом?! Неужели это действительно случилось со мной или это еще один долгожданный сон?! Меня тянет подойти ближе. Я пробираюсь сквозь стоящих вокруг людей. Теперь стоит протянуть руку — и я прикоснусь к Стене. Рядом со мной несколько женщин. Все погружены в свои мысли. Кто‑то стоит молча, кто‑то беззвучно бормочет, не то повторяя слова молитвы, не то ведя диалог с кем‑то близким, но невидимым другим. Некоторые молятся, сидя на стульях поодаль, читая по раскрытым на коленях книгам. Я закрываю глаза… Чувство, разрывающее душу, пронизывает насквозь. Вся история моего народа во мне. Реальное чувство связи, проникнутости родом, хранимым мною и хранящим меня. Одиночество, бездомность, пустота остались по ту сторону. На Земле, в водовороте горя и счастья, есть Стена Плача, место, где мы всегда вместе, куда я вернусь… Что испытывает человек, переживший мгновения, в которые вместилась вечность? Я не могу этого сказать, никто не может. Как нельзя и забыть бывшее с тобой чудо, потерять, вытеснить в закоулки души, заменив чем‑то другим. Все другое теперь растворится в его бескрайности и войдет уже преображенным в тайники памяти.

 

Еще пара слов. Большую часть жизни я занимаюсь историей еврейской мысли, в основном — мистической. Девятнадцать лет работаю в Институте философии РАН, издал здесь три книги и много статей на эту тему. Я ни разу не сталкивался с какими‑то нападками (и даже нехорошими намеками) в отношении того, чем занимаюсь, со стороны руководства института. Если бы это было не так, я бы и не смог здесь работать. Сегодня то, что происходит в институте, можно описать одним всем известным словом: погром.

Новый директор, несколько дней назад грубо навязанный институту и явившийся на работу в сопровождении «юристов» из «Царьграда», в прошлом году публично выступил с рассуждениями о том, что современные угрозы человечеству, связанные, в частности, с перспективой «господства искусственного интеллекта», — это проявление старой «мировой экспансии семитической традиции» (см. видео заседания Зиновьевского клуба от 25 февраля 2020 года на тему «Мир как мозг и разум. Искусственный интеллект», с 23‑й минуты).

Не знаю, что будет дальше, но у меня очень плохие предчувствия.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Григорий Померанц. Оставаться самим собой

Тот, кто видел Григория Соломоновича Померанца, кто слышал его тихую точную речь, с трудом мог себе представить, что этот узкоплечий, небольшого роста, на вид слабый человек провел на фронте всю войну, водил в атаку солдат, был ранен, а после войны прошел через сталинские лагеря, участвовал в правозащитном движении, не раз переживал угрозу нового ареста. 13 марта исполняется 100 лет со дня рождения философа, культуролога и писателя Григория Померанца.

Бессонницы смешного человека. Лев Пумпянский, талмудический гений в поисках дома

Пумпянский, как и должно талмудическому уму, мыслит, в сущности, не последовательно, а параллельно, точнее полипараллельно — он держит в голове весь объем русской и европейской культурно‑исторической фактологии начиная с античности и все взаимосвязи между разнородными явлениями, как это и производится в талмудической и библейской герменевтике.