Хасиды и хасидизм

Новая история священного огня

Шауль Магид. Перевод с английского Любови Черниной 25 апреля 2019
Поделиться

Материал любезно предоставлен Tablet

У евреев есть традиция называть авторов важных религиозных произведений по названиям их книг. Например, раввин Ицхак Горовиц из Праги (1555‑1630), позднее переехавший в Страну Израиля (в Иерусалим, Цфат, а потом в Тверию), более известен под именем Шела а‑Кодеш, по названию его книги «Шней лухот а‑брит» («Две скрижали завета») — сложного сплетения каббалы, мусара и гомилетики. Другим примером может служить раввин Йосеф Яаков из Полонного, один из хасидских учителей, которого чаще называют Тольдот в честь его сочинения «Тольдот Яаков — Йосеф» («Потомство Яакова — Йосеф») — первой в истории хасидской книги, опубликованной в 1780 году. Позднее каббалист раввин Йеуда Ашлаг (1885‑1954) получил имя Бааль а‑Сулам по названию своего комментария к книге «Зоар».

В такой идентификации авторов с их самыми знаменитыми произведениями есть одна странная особенность: дело в том, что во многих случаях эти люди вообще не писали таких книг. Зачастую сочинения публиковались после их смерти (это происходило сплошь и рядом) или даже собирались, редактировались и составлялись другими людьми по воспоминаниям об устных выступлениях или собственноручным заметкам автора. Как показал исследователь Зеэв Грис, такое смешанное, коллективное авторство особенно часто бывает характерно для хасидской литературы с ее традициями дворов и учеников.

Но разумеется, есть и хасидские тексты, написанные одним автором, и один из таких случаев представляет особенный интерес. Раввин Калонимус‑Калман Шапиро (1889‑1943), также известный по названию своего сочинения «Эш кодеш» («Священный огонь»), был хасидским раввином из Варшавского гетто, трагически погибшим во время Холокоста в 1943 году. «Эш кодеш» (это название, как мы увидим, появилось позже) представляет собой сборник проповедей, которые Шапиро произнес в годы пребывания в гетто. Предыдущий сборник его проповедей был опубликован под названием «Дерех а‑мелех». У проповедей из гетто собственная потрясающая история — они были спрятаны, а затем найдены после войны и в 1960 году опубликованы в Израиле. Израильский ученый Даниэль Райзер недавно издал большую двухтомную работу на иврите «Драшот ми‑шнот а‑заам» («Проповеди гневных лет»), и это исследование изменит взгляд на проповеди Шапиро в будущем.

Предположительно на фото Калонимус‑Калман Шапиро с сыном Элимелехом‑Бенционом, погибшим в Холокосте. Около 1925

В отличие от многих других хасидских сочинений, эти проповеди имеют даты, и мы можем соотнести рассуждения о Торе с событиями, происходившими в гетто, хотя, как отмечает Райзер и другие исследователи, Шапиро ни разу не упоминает нацистов. На самом деле он вообще редко говорит о конкретных событиях, в том числе о гибели своих детей. Мы не знаем точно, была ли эта черта свойственна и его устным выступлениям. В любом случае датировка (необычное, хотя и не беспрецедентное явление в хасидской литературе) дает нам почти уникальную возможность увидеть, как хасидский учитель использовал Тору в качестве объектива или фильтра, посредством которых он реагировал на крушение окружающего мира. Тем самым «Эш кодеш» служит своего рода духовным дневником публичного человека, который разрывался между личными мучениями и гражданской ответственностью продолжать поддерживать надежду прихожан в ситуации, которая день ото дня становилась все страшнее.

Я уже писал о Шапиро, но сейчас хочу рассказать не о человеке, а о его книге, прежде всего чтобы оценить вклад Райзера в ее изучение.

История о том, как эти проповеди попали в архив общества «Онег Шабат» Эммануэля Рингельблюма в Варшавском гетто, как они были спрятаны вместе с десятками тысяч других документов, довольно запутанна. В книге Самюэля Кассоу «Кто напишет нашу историю? Открытие спрятанного архива Варшавского гетто» (2009) подробно рассказано, как Рингельблюм и его соратники собрали огромное количество материалов о жизни гетто, спрятали их в железные молочные бидоны и закопали, с тем чтобы вновь достать после войны. Кассоу предполагает, что Рингельблюм услышал о Шапиро от раввина Шимона Хубербанда, который работал вместе с ним. Хубербанд был ортодоксальным евреем и историком, а также родственником Шапиро. Учитывая мифический статус Шапиро, созданный его посмертно опубликованным сочинением, — его часто называют «раввином Варшавского гетто», — интересно, что Рингельблюм, образованный, но нерелигиозный еврей, вообще никогда не слышал о нем.

К числу документов, которые Шапиро, видимо, передал Хубербанду, были не только тексты, которые впоследствии войдут в «Эш кодеш», но и еще три законченные работы, каждая из которых имела собственный заголовок. Все эти сочинения тоже были опубликованы после войны. Эти тексты были скопированы переписчиком или в одном случае перепечатаны — ни один из них не написан рукой Шапиро. А вот проповеди, произнесенные в гетто, похоже, все написаны автором собственноручно, и ни одна из них не имеет официального заголовка, помимо «Слов, которые я произнес в субботы и праздники 1940, 1941 и 1942 годов». В отдельной записке, которую Шапиро приложил к этим документам, проповеди носят три разных названия: просто «Новые мысли о Торе» («Хидушей Тора»), на идише — «Хидушей Тойре ойф сидрас фун де йорен 1940, 1941 ун 1942» и на иврите — «Хидушей Тора ми‑шнот а‑заам» («Новые мысли о Торе из гневных лет»). Райзер для своей работы использует ивритский заголовок. Нам неизвестно, почему Шапиро использовал для своих текстов три разных названия, но для Райзера, как и для нас, ключевым элементом является то, что эти проповеди не только написаны Шапиро собственноручно, но и содержат его собственные пометки на полях, вставки, исправления и редактуру.

Как было принято среди еврейских мыслителей, которые произносили проповеди по субботам и праздникам, Шапиро в шабат говорил на идише, а вечером на исходе субботы записывал свои слова на раввинистическом иврите. Использование раввинистического иврита вместо идиша, по‑видимому, объяснялось желанием автора включить в число потенциальных читателей не только тех, кто умел читать на идише; не говоря уже о том, что лашон а‑кодеш (раввинистический иврит) был языком Торы. Хотя Шапиро, разумеется, обращался в проповедях к своей пастве, Райзер отмечает, что попытки записать их, особенно в существующих тяжелых обстоятельствах, предполагали, что Шапиро видел свою аудиторию и за пределами гетто. Как пишет Райзер: «Адмор [почетный титул «наш учитель и наставник»] полагал, что эти проповеди обладают не только сиюминутной ценностью». Возможно, по этой причине Шапиро не упоминал конкретных событий, на которые он откликался. Шапиро выражал в своих проповедях собственное внутреннее отчаяние, пытался вдохновить свою паству и одновременно в условиях сильнейшего смятения и неизвестности писал для потомства.

Когда после войны рукописи были найдены, их фотокопия (микрофильм) была отправлена в Израиль, где собралась целая команда для расшифровки очень неразборчивого почерка Шапиро и подготовки текста к печати. Райзер приводит целый ряд примеров совершенно неудобочитаемого почерка Шапиро и рассказывает, как редакторы нередко делали ошибки в истолковании. Текст был опубликован в 1960 году под заголовком «Эш кодеш». Это было единственное печатное издание, пока в 2017 году не появилась публикация Райзера. Название «Эш кодеш» было выбрано редакторами и издателями. В предисловии к изданию 1960 года мы читаем: «Мы назвали эту книгу “Эш кодеш” в память о святых, погибших в огне <…> это название намекает также на нашего учителя, его отца и его сына [также погибших в Холокосте]». То есть наш учитель погиб в огне, а его отца и его сына звали Элимелех Шапиро, сокращенно Эш.

Оригинал рукописи хранится в Еврейском историческом институте (ZIH) в Варшаве, а ее копия есть в американском Мемориальном музее Холокоста в Вашингтоне. Многие зрелые и более молодые ученые опубликовали блестящие работы об «Эш кодеш» (Ожидается сборник статей по результатам конференции, посвященной «Эш кодеш», которая прошла в 2017 году в Варшаве), но все они полагались на первую публикацию. Насколько мне известно, никто раньше не обращался к оригинальной рукописи. Большинство работ об «Эш кодеш» используют эволюционный подход, соотнося размышления Шапиро с жизнью гетто, которая становилась все тяжелее и безнадежней вплоть до большой депортации (Aktion) июля 1942 года. Последняя полная проповедь, вошедшая в «Эш кодеш», была произнесена летом 1942 года, в шабат хазон, субботу перед Девятым ава, непосредственно перед депортацией. Исследования описывают, как возрастало напряжение раввина; к середине 1942 года большинство его прихожан, в том числе его собственная семья, погибли, он все больше оставался наедине с собственными размышлениями, изо всех сил пытаясь осмыслить трагедию, которая разворачивалась у него перед глазами. Историки спорят по поводу его последних дней: оставалась ли его вера так же тверда, как раньше? А может быть, она пошатнулась, изменилась или рухнула? Ответа мы никогда не узнаем.

 

Райзер решил вновь обратиться к оригинальной рукописи и сравнить ее с печатным изданием. Можно себе представить, сколько ошибок, в том числе довольно значимых, он нашел. Но он обнаружил и еще кое‑что важное. Рукопись пестрит пометками на полях, вычеркнутыми и написанными заново фразами, иногда даже целыми абзацами. В ряде случаев добавлены сноски, которые изменяют и перетолковывают смысл изначального текста. В результате кропотливой работы с применением новейших технологий Райзер установил, что эти пометки, исправления и глоссы появились не при первом записывании проповеди, а позднее, когда Шапиро возвращался к более ранним черновикам и в течение трех лет вносил в них исправления и дополнения. Так что тексты появлялись не линейно во времени — они претерпели ряд исправлений и изменений с 1940 до 1942 года. Эволюционный подход, с помощью которого прослеживают духовную эволюцию Шапиро и возрастающие трудности с осмыслением окружающей действительности, становится еще более проблематичным, когда мы понимаем, что текст имеет больше слоев, чем мы думали. Райзер пишет:

 

Мне кажется, что мы не можем ограничивать каждый конкретный сегмент одной парадигмой. Можно увидеть следы будущих рассуждений о страданиях, которые проявляются в тексте более ранних проповедей, и более ранние представления о страдании в более поздних проповедях. Я не хочу полностью отвергать эволюционный тезис в отношении мнения адмора о страданиях, а пытаюсь добавить к нему новые нюансы. Вообще, очень трудно применять эволюционную теорию к составлению проповедей, особенно если проповеди составлялись в таких тяжелых условиях, во время мучений и боли, когда сам автор (даршан) находился в такой депрессии. Трудно поверить, что адмор был в состоянии излагать все эволюционно, особенно если говорить о подсознательном уровне. Например, в начале 1940 года, в проповеди о «Жизни Сары» (Берешит, 23), он уже высказывает более позднюю идею о страдании, которое вызвано не грехом или отдалением от Б‑га.

 

Райзер имеет в виду следующее: эволюционная теория предполагает, что с течением времени Шапиро все меньше и меньше был уверен в нормативной теологии завета, которая полагает, что нас наказывают за наши грехи и, соответственно, что опыт евреев в гетто ничем не отличается от того, что испытывали другие евреи на протяжении истории. Множество исследований показали, что в развитии теории страдания Шапиро прослеживается все большее чувство отчаяния в сочетании с верой в то, что события в гетто не являются единственным эпизодом, который разрывает союз между Б‑гом и евреями. В одной из проповедей начала 1942 года Шапиро пишет:

 

…Вера должна быть полной (бе‑месират нефеш — с самопожертвованием), поскольку любая месират нефеш происходит от веры. Если в вере нет месират нефеш, то как вообще может существовать месират нефеш! Представление о месират нефеш в вере должно присутствовать, и даже когда Б‑г скрыт (а‑гестер), нужно верить, что все от Б‑га, и все к лучшему, и все справедливо, и любое страдание проникнуто любовью Б‑га к Израилю… В истине нет места сомнению [упаси Г‑сподь]. И действительно, страдания, которые мы испытываем сейчас, подобны тем, которые мы испытываем каждые несколько сотен лет… Какое оправдание может быть у человека, который сомневается в Б‑ге и вера которого подорвана страданием в большей степени, чем это было с евреями прошлого? [выделено мной. — Ш. М.]

 

Эволюционная теория предполагает, что в какой‑то момент вскоре после этого вера в то, что гетто имеет параллели в еврейской истории, уже не действовала. В статье 2010 года, посвященной «Эш кодеш», Джеймс Даймонд лаконично замечает, что возможно, после лета 1942 года «традиционные толкования страдания как необходимой стадии постижения Б‑жественного плана <…> уже не были применимы». Что стало с верой Шапиро, остается под вопросом. Однако Райзер предполагает, что мы можем найти отражение этого позднейшего отчаяния даже в более ранних проповедях. Ведь Шапиро постоянно возвращался к более ранним проповедям и постоянно редактировал их. Поэтому имеющийся у нас текст не линейный, а многослойный, и зачастую исправления, которые Шапиро вносил в собственные тексты, не получали отражения в печатной публикации, которая прочитывает рукопись гораздо более линейно.

Райзер прекрасно показывает это читателю. В первом томе он предлагает новый текст, содержащий пометки, добавления и правки — новый «Эш кодеш», отличающийся от издания 1960 года. Во втором томе он позволяет читателю взглянуть на то, как он добился этого результата. В правой части страницы приводится факсимиле рукописи. В левой части — издание 1960 года со всеми рукописными добавлениями, поправками, примечаниями и т. д. в четырех цветах, обозначающих четыре уровня авторской правки, так что читатель видит, как Шапиро редактировал и изменял собственный текст. Насколько мне известно, впервые кто‑то издал хасидский текст таким замечательным образом. Эта работа не только исправляет ошибки предыдущей публикации, но и позволяет читателю проникнуть в слово хасидского учителя, который в условиях невообразимых ужасов, творящихся вокруг, не только записывал свои проповеди, но и постоянно возвращался к ним, чтоб исправлять, изменять и совершенствовать их, приспосабливая ко все более мрачным обстоятельствам. Эволюционный подход никуда не делся, но он видоизменился. Теперь можно принимать в расчет собственную редакторскую правку Шапиро. Благодаря этому он предстает не жертвой, а действующим лицом. «Эш кодеш» — не просто книга, которую писал Шапиро, а книга, которую он, как показывает Райзер, постоянно читал, возможно, не только для внесения правок, но и в поиске вдохновения в дни тяжелейшего отчаяния. Шапиро был и создателем, и самым преданным читателем «Эш кодеш».

Райзер полностью заслужил литературную премию «Яд ва‑Шем» 2018 года. Он показал, что перед нами не просто хасидское сочинение; это свидетельство о борьбе веры с непреодолимыми обстоятельствами. Мало кто до Райзера мог до такой степени глубоко и пристально взглянуть на блестящий ум и отзывчивое сердце человека, чья жизнь была отнята злобой других людей.

 

В Израиле у меня был знакомый мальчик. Родители назвали его Эш‑Кодеш. Много ли детей получают имя в честь книги? Да еще какой книги! Эш‑Кодеш Гилмор был замечательным мальчиком и вырос прекрасным человеком. Он был старшим из шести детей в семье. Я помню, как он с друзьями играл в футбол длинными летними вечерами в мошаве Модиин. Когда ему было 25 лет, он уже был женат и у него была маленькая дочь. Он работал охранником в «Битуах Леуми» — Институте социального страхования. 30 октября 2000 года он погиб на работе от пули, выпущенной террористом. Одна пуля. Подобно Шапиро, он пал жертвой беспричинной ненависти. Да пребудет мир памяти Эш‑Кодеша Гилмора и его тезки. Эта статья посвящается его памяти. 

Оригинальная публикация: A New History of Holy Fire

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

In Geveb: Прогулки по литературным тропам Хабада: От «Ликутей Тора» до Хаима Гравицера

В жизни и литературном творчестве Фишла Шнеерсона и Авраама Шлёнского и в переводе «Хаима Гравицера» с идиша на иврит продолжается парадоксальный диалог между традицией и современностью, между мятежным духом хасидизма и ограничениями его религиозных законов. Этот парадокс был свойственен Хабаду с самого начала, и его изучение, как мы увидели, было целью и путешествия Гравицера. Современные посланники Хабада, шлухим, отличаются от всех прочих еврейских активистов тем, что для них равно большое значение имеет трансцендентный дух каждого человека и ограничения алахического ритуала.