Сало Уиттмайер Барон (1895–1989) — крупнейший еврейский историк ХХ века. Его главный труд — монументальная «Социальная и религиозная история евреев». Мы предлагаем читателям «Лехаима» ознакомиться с препринтными публикациями 9‑го тома сочинения Сало Барона, готовящегося в печать в издательстве «Книжники». В этом томе в широком контексте европейской истории рассматриваются социальные, политические и экономические процессы, происходившие в XIII–XVI веках в еврейских общинах Западной Европы, в первую очередь Священной Римской империи.
Продолжение. Начало в № 12 (344), 1 (345)
Дискриминация
Сегрегация нередко порождала экономическую и социальную дискриминацию. Антииудейская политика церкви имела целью унизить евреев и таким образом возвыситься и защититься от их влияния. Папы и соборы снова и снова повторяли сформулированный Отцами церкви постулат о том, что Синагога — служанка Церкви и нельзя позволять, чтобы она казалась богаче и могущественнее госпожи. Характерный пример риторики того времени можно найти в послании Иннокентия III Филиппу Августу от 16 января 1204 года. Жалуясь на покровительство, которое оказывают евреям некоторые христианские владыки, папа писал: «<…> взор Божественного величия оскорбляют предпочитающие наследникам Христа распятого сыновей тех, кто распинал, о коих кровь Его все еще взывает к Отцу. Такие люди предпочитают еврейское рабство свободе прочих, выведенных Сыном из рабства, как будто сын рабыни может быть наследником, равным сыну свободной женщины». Эта тема часто встречается в изобразительном искусстве: победоносная Церковь противопоставлена подчиненной ей Синагоге. Например, на фронтоне Страсбургского собора помещены скульптурные фигуры Церкви и Синагоги в образах двух привлекательных женщин, одна из которых стоит прямо и гордо держит скипетр, а другая склонилась, опустив голову, и в руках у нее — сломанный скипетр .
Синагога. Скульптура на фронтоне Страсбургского собора. Около 1230
Христианские вероучители и императоры очень рано, еще в древности, установили запрет какого бы то ни было владычества евреев над христианами. Из этого проистекал и запрет владеть рабами‑христианами и нанимать слуг‑христиан. Христианские императоры установили, что евреям не оказывают honos militiae et administrationis , но запрет соблюдался нестрого, поэтому в каноническом праве появлялись дополнительные нормы, его подкреплявшие. В корпусе канонического права говорилось: «Наши обычаи ни в чем не совпадают с еврейскими. Пребывая в постоянном общении и тесной близости, они легко склоняют души простецов к своему суеверию и неверию». Это утверждение повторяли многие церковные деятели, в том числе Александр Гэльский. Папы пристально следили за государствами Пиренейского полуострова и Прованса, где многочисленное еврейское население поддерживало достаточно близкие контакты с представителями других религий, а также за недавно обращенными в христианство странами, такими как Венгрия, где новая вера еще не вполне упрочилась. В этих землях короли часто держали при себе еврейских чиновников. В 1209 году папский легат Милон заставил графа Тулузского Раймунда VI и его баронов, а также городских старшин Аржантьера и Монпелье принести следующую клятву:
Мы сместим всех евреев без исключения со всех должностей в управлении государством и поместьями и никогда более не позволим этим или прочим евреям занимать эти или прочие посты. Мы также не будем прислушиваться к их наущениям против христиан и не позволим христианам и христианкам служить в их домах. А если они, вопреки запрету, будут держать таковых [слуг], мы конфискуем все имущество этих евреев и живущих с ними христиан.
Спустя 22 года Григорий IX, получив от архиепископа Грана (Эстергома) Роберта «ужасающие известия» о том, что положение евреев и сарацин в Венгрии намного лучше, чем христиан, ответил ему пространным и резким письмом, где говорилось: «Совершенно недопустимо, чтобы хулитель Христа обладал какой‑либо властью над христианами». Особенно разгневало папу сообщение, что чиновники из евреев и сарацин осмеливались накладывать налоговое бремя на церкви .
Призывы не пользоваться услугами еврейских врачей и аптекарей также были попыткой дискриминации и сегрегации. Дабы отпугнуть потенциальных пациентов‑христиан, церковь содействовала распространению слухов, будто еврейские врачи так сильно ненавидят христиан, что сознательно вредят здоровью пациентов. Вальядолидский собор 1322 года облек это суеверие в форму соборного постановления (канон 21 или 22). Служители церкви понимали, что отказ от услуг еврейских врачей может нанести вред больным, поэтому некоторые соборы разрешали прибегать к подобной помощи в крайних случаях. Иногда сами папы обращались к евреям за медицинским советом. По некоторым сведениям, в XIII веке некий Маэстро Гайо (Ицхак бен Мордехай) служил придворным врачом у папы. Впоследствии, в эпоху Ренессанса, как мы увидим, при дворах пап подвизалось немало его единоверцев. Арнольд из Виллановы, христианский апологет и практикующий врач, в письме Фридриху III Сицилийскому жаловался: несмотря на канонические запреты, в Испании принято, что «в клуатры вхожи только еврейские врачи; и это верно не только для мужских, но и для женских монастырей».
Дискриминационных законов становилось все больше, и они охватывали все новые еврейские ритуальные предписания. Тогда, как и сейчас, еврейские мясники продавали христианам туши животных, если после забоя и тщательного изучения они были признаны ритуально негодными. В каноническом праве эту практику часто называли унизительной для христиан, ведь они покупали мясо, которое евреи сочли недостаточно хорошим для себя. Многие соборы (например, собор в Альби 1254 года в каноне 66) запрещали евреям продавать такое мясо на общественных рынках и в христианские мясные лавки. По всей вероятности, частная продажа в христианские дома не пресекалась. Вино тоже становилось предметом раздоров. Так называемое «вино возлияния», то есть вино, к которому прикасались иноверцы, евреям употреблять было нельзя. Правда, средневековые раввины часто смотрели сквозь пальцы на нарушения этого запрета, который сложился в эпоху, когда вино использовали в языческих ритуалах. Тем не менее многие благочестивые христиане считали, что в таком случае унизительно покупать еврейское вино, особенно если его предполагалось использовать в церковном богослужении. Это мнение подкреплялось и народными суевериями. Иннокентий III в послании графу Невера Эрве от 17 января 1208 года осудил многие «презренные» обычаи, существовавшие в его владениях. «В сезон сбора винограда, — писал папа, — еврей в льняных обмотках выжимает сок и отделяет самое чистое вино в соответствии с еврейским ритуалом. Оставив его себе для собственного удовольствия, он отвергает оставшееся и продает его христианам». Следует напомнить, что вино в системе торговли и потребления в Средние века имело огромное значение и запрет на еврейское виноделие и виноторговлю причинил бы серьезный экономический ущерб. По мере того как центр еврейской жизни смещался из романских стран, где вино традиционно употребляли больше, в Центральную и Восточную Европу, этот вопрос терял свою остроту .
Религиозные предрассудки и народные суеверия породили и другие канонические установления, например те, что были связаны с правами церковных судов и действительностью клятв, которые приносили еврейские и христианские свидетели. Стремясь к расширению власти, церковь периодически пыталась распространить на евреев свою прямую юрисдикцию. Клириков особенно привлекала возможность разбирать в собственных судах тяжбы с евреями. Правда, церковь здесь вступала в противоречие с укоренившимися традициями, а также с экономическими интересами государственных и городских властей, и ей пришлось уступить светским владыкам судебную власть на территории, которой они управляли. В то же время церковь никогда формально не отказывалась от права судить евреев и других «неверных». Рассуждая о том, «может ли церковь судить неверных», схоластик Александр Гэльский привел примеры из «Корпуса канонического права» и пришел к заключению, что церковь в состоянии «налагать на них мирские наказания и даже применять косвенные духовные меры, запрещая христианам любой контакт с ними». Из канона под названием «Cum Judaei» («С евреями»), принятого на Вселенском соборе во Вьенне в 1311–1312 годах, светские чиновники могли заключить, будто церковь может распространять свою судебную власть на евреев. Однако, как мы увидим, борьба за распространение на евреев юрисдикции в разных странах была лишь одним из проявлений запутанного конфликта. Бытовал универсальный принцип, согласно которому обвиняемых‑евреев нельзя осуждать на основании показаний только христианских свидетелей, подобно тому как нельзя осудить христианина на основании одного только еврейского свидетельства, однако церковь легко его преодолела. И снова канонический закон претерпел множество изменений в разное время в разных местах и вплелся в запутанный клубок правовых норм .
Да и сама церковь не отличалась последовательностью. Просвещенные папы понимали, что, если дать волю христианским обвинителям, это повлечет за собой поток необоснованной клеветы и наружу выплеснутся ненависть и подозрения, а не истинные факты. Там, где царили темные суеверия, легко было найти свидетелей, готовых подтвердить что угодно — иногда по слухам, часто из корысти. В XIII веке кровавые наветы стали частым явлением. Папа Григорий Х пришел к выводу, что практика осуждения евреев на основании только христианских свидетельств приведет к волне убийств, которые маскируются под правосудие. Папа расширил буллу «Sicut Judaeis», добавив к ней недвусмысленное заявление:
Мы желаем, чтобы свидетельство христиан против евреев не было действительно, если нет среди христиан какого‑нибудь иудея, который подтвердил бы это свидетельство, подобно тому как евреи [одни] не могут свидетельствовать против христиан. Ведь порой случается, что христиане убивают собственных детей, а затем враги евреев обвиняют последних в том, что они тайно соблазняют христианских детей и убивают их, а сердца их и кровь приносят в жертву. Затем отцы этих детей или другие христиане, соперники тех евреев, тайно крадут детей, чтобы возвести напраслину на евреев или для возвращения украденного вымогать у евреев большие деньги. Они лживо утверждают, будто бы евреи тайно похищают детей, убивают их и приносят в жертву их сердца и кровь, хотя их [еврейский] закон прямо и категорически запрещает подобное. Ведь евреи не могут ни приносить в жертву, ни употреблять в пищу, ни пить кровь, ни есть мясо животных с нераздвоенными копытами. Это неоднократно подтверждали в нашей курии евреи, обратившиеся в христианскую веру, когда многих евреев против закона хватали и обвиняли в подобном. Посему мы постановляем, что христианам запрещается свидетельствовать против евреев в таких случаях, и повелеваем освободить из‑под стражи евреев, осужденных по вздорным обвинениям такого рода, и не арестовывать их более на основании столь вздорных обвинений, если не будет доказано, что они действительно совершили это вопиющее преступление, в чем мы сомневаемся.
Многим клирикам эта норма не нравилась, особенно когда речь шла о случаях, где предубежденность была менее очевидной. Они добивались, чтобы еврейским свидетелям запрещали выступать против христиан, за исключением случаев, когда это могло помочь обвинить человека в ереси. В конце концов в XV веке подозрения в неискренности обращенных привели к тому, что в некоторых местах (например, в Южной Италии) было запрещено в тяжбах между христианами и евреями принимать свидетельства конверсов .
Более последовательным влияние церкви было в вопросах, которые касались дискриминационных церемоний и еврейской клятвы. Это стало особенно важно, когда церковь начала выступать против судебных решений, основанных на ордалиях, исход судебных тяжб теперь зависел от показаний, данных свидетелями под клятвой. Помимо светских наказаний, главным средством против лжесвидетельств был религиозный страх сверхъестественного воздаяния и кары всеведущего Б‑га, которая ждет лжесвидетеля, даже если человеческий суд его не разоблачит. Понятно, что христиане, как и евреи, и мусульмане, подозревали друг друга в обмане. Народные предрассудки играли тут гораздо большую роль, чем церковные запреты, которые преследовали цель остановить произвол. Например, в 1302 году архиепископ Кельнский особо подчеркнул, что «евреи должны представать перед судом и приносить клятвы так, как повелось у них исстари, и соблюдать эти клятвы». Универсальный кодекс канонического права, составленный Грацианом, также заверял христиан, что «евреи клянутся именем истинного Б‑га». В то же время церковные власти косвенно способствовали усилению подозрительности, постоянно напоминая о «коварных иудеях». Термин «еврейское коварство» (perfidia Judaeorum) первоначально обозначал исключительно «неверие» евреев, однако не мог не породить у христиан идею о неверном еврее, который готов нарушить клятву ради своих интересов или из ненависти к христианам. Весь период Средневековья церковь занимала двойственную позицию, что подталкивало к появлению все новых оскорбительных формул и церемоний, связанных с клятвой more judaico («по еврейскому обычаю») .
Следует, однако, помнить, что эта приводящая в трепет церемония возникла отчасти еще и потому, что евреи сами придавали огромное значение святости клятв. Раввины и общинные вожди, в свою очередь, только усиливали благоговейный ужас перед нарушением клятвы. Авраам бен Давид из Поскьера вслед за предшественниками постановил, что — дабы напомнить свидетелю о Судном дне — евреи должны приносить клятву в синагоге, перед ковчегом для свитков Торы, с погашенными огнями. Христиане пошли еще дальше. По‑видимому, начиная с клятвы отречения, которую произносили конверсы при крещении, в Византийской империи развилась традиция придумывать все более изощренные формулы, предназначенные для евреев. Из Византии (или из предшествовавшей ей античной Римской империи) идея еврейской клятвы распространилась на восток и на запад. В XIII веке традиция уже вполне укоренилась в мусульманских странах. Она легко прижилась в Западной и Центральной Европе, где в древности бытовало тевтонское представление о том, что человек, принося клятву, предает себя воле богов, которые карают за лжесвидетельство. В раннесредневековых тевтонских клятвах встречаются целые фразы из еврейской клятвы, например краткая эрфуртская формула и пространный текст из «Швабского зерцала». В некоторых местностях Арагона долгое время использовали текст, в который входили Десять заповедей и длинный перечень проклятий из книги Дварим, 28:16–68; возможно, клятва появилась под влиянием вестготов и мусульман. Евреи должны были повторять «клянусь» после каждой заповеди и «аминь» после каждого проклятия. В северных странах быстро распространились оскорбительные церемонии. Так, дающий клятву должен был стоять на окровавленной свиной шкуре или трехногой табуретке. Падение с табуретки наказывалось штрафом; повторное принесение клятвы часто означало проигранное в суде дело. Обычаи такого рода зафиксированы в анналах Дортмунда, Силезии, Венгрии и Польши. Церковь никогда не предлагала подобные меры, но способствовала созданию обстановки, в которой они могли появиться
Ключевая проблема в происхождении клятвы more judaico — вопрос о ее корнях, византийские они или исламские. На Западе первое упоминание об особой формуле клятвы содержится в разделе 4 каролингского «Капитулярия об иудеях» (Aronius F. Regesten zur Geschichte der Juden. S. 28f. № 77), предположительно изданного до 814 года. Подлинность этого закона, однако, подвергается сомнению. Византийские источники тоже не древнее X–XI веков. Например, формула, включенная в хорватскую норму 892 года н. э. и опубликованная в книге: Rački F. Documenta historiae Chroaticae periodum antiquam illustrantia. № 12, видимо, отражает византийскую практику в целом, а не сугубо еврейскую, хотя в ней есть большинство характерных библейских проклятий в адрес нарушителей, например: «Да не отступит от них проказа Наамана Сирийца; да поглотит их земля, как поглотила она Датана и Авирама». Кроме того, клятва об отречении от иудаизма, которая, видимо, и проложила особой еврейской клятве путь в суды, гораздо древнее и зафиксирована и в Византии, и в вестготской Испании. См.: Juster J. Les juifs dans l’Empire romain, I, 114ff. В исламском мире бытовала пространная формула, которую составил в XIII веке египетский кади Шихаб ад‑дин ибн‑аль‑Умари. Ее вскоре распространили на всех евреев Мамлюкского султаната — Goldziher I. Mélanges judéo‑arabes, XIII: Les serments des juifs // REJ, XLV, 1–8. Э. Фаньян обнаружил в Парижской рукописи Диван аль‑Инша (около 1436 года) еврейскую клятву (ее текст он приводит в неполном переводе на французский), составленную предположительно Аль‑Фадлем ибн‑ар‑Раби, визирем Гаруна аль‑Рашида. По некоторым версиям, клятва послужила образцом для мусульманских судов более поздней эпохи. См.: Fagnan E. Arabo‑Judaica // REJ, LIX, 228f.
Таким образом, если мусульманская традиция прослежена более или менее верно, а упомянутый «Капитулярий» отражает в той или иной степени подлинный текст эпохи Каролингов, то еврейская клятва появилась во время Гаруна аль‑Рашида и Карла Великого. Возможно, это не просто совпадение, ведь при посредничестве еврейских эмигрантов из мусульманских стран, активно возрождавших еврейские общины империи Каролингов, на Запад могли попасть уникальные формулы еврейской клятвы. Впоследствии они были переработаны и приведены в соответствие с требованиями христианского окружения, которое становилось все более враждебным.
.
Влияли и дискриминационные законы, которые были приняты из‑за требований церкви соблюдать те или иные религиозные установления. Агобард Лионский еще только жаловался, что базарный день перенесли с субботы на воскресенье, а несколько соборов в период высокого Средневековья уже требовали, чтобы евреям не разрешали работать по воскресеньям и в дни христианских праздников. Запрет, высказанный иногда прямо, иногда косвенно, касался только публичной работы, однако становился дополнительным тяжким бременем, например, для еврейского крестьянина, который соблюдал строгие законы шабата с захода солнца в пятницу и до вечера субботы и таким образом терял два с половиной рабочих дня в неделю. Погода иногда не позволяла трудиться в будние дни, поэтому положение еврейского крестьянина в конкурентной борьбе было заведомо невыгодным. К счастью для него, подобные нормы на практике соблюдались редко, о чем мы можем судить исходя из того, что об этом говорилось на каждом соборе. В то же время именно это церковное правило заставило еврейских вождей дать послабление в исполнении строгого запрета Талмуда на публичную торговлю в дни иноверческих праздников. Еще в раннее Средневековье запрет нарушали, а постепенно стали полностью игнорировать талмудические постановления, торгуя даже в Рождество .
Как и в раннее Средневековье, проповеди и миракли , которые разыгрывались в пасхальную неделю, подогревали религиозные страсти, и они часто выливались в антиеврейские волнения. На смену варварским местным обычаям, например публичной пощечине еврею в Тулузе или узаконенному забрасыванию камнями еврейского квартала в Безье, пришли особые еврейские налоги. Соборные постановления теперь запрещали евреям показываться на людях в Страстную пятницу — то ли чтобы предотвратить еврейский погром, то ли чтобы евреи‑прохожие не насмехались над скорбью благочестивых христиан. Фрицларский собор 1259 года (канон 8) и Ашаффенбургский собор 1292 года (канон 18) запретили евреям показываться в окнах и воротах домов под угрозой внушительного штрафа в размере одной серебряной марки. Во многих местностях этот запрет распространили на весь конец Страстной недели. Арбитражный суд под председательством Альфонсо де Оропесы, Энрике IV и кастильские кортесы в 1465 году обязались запретить евреям выходить из домов с полудня четверга до утра субботы .
Фискальные конфликты и ростовщичество
Фискальные интересы церкви нередко вступали в противоречие с экономической деятельностью евреев. Везде, где папы пользовались также светской властью, они, как и прочие монархи, нередко эксплуатировали еврейских налогоплательщиков. В тот период в Риме, как и во времена Биньямина из Туделы , не собирали регулярных еврейских налогов, однако сборщики платежей находили способы пополнять казну с помощью прямых и косвенных поборов. Евреи, будучи самой незащищенной группой, несомненно, платили непропорционально большую долю.
К сожалению, доступные сведения не позволяют составить полное представление о системе еврейского налогообложения в Риме и в других частях Папского государства. Видимо, в XIV веке его основу составлял имущественный налог (иногда он относился к категории церковной десятины) в размере полдуката с имущества стоимостью до 100 дукатов, один дукат с имущества стоимостью от 100 до 500 дукатов и полтора дуката с имущества стоимостью до 1000 дукатов, а также с каждой тысячи дукатов свыше этой суммы. Кроме того, евреи платили особые налоги, участвовали в оплате общественных праздников (этот платеж в 1385 году доходил до внушительной суммы в 1130 флоринов), платили муниципальные налоги и взносы в торговую гильдию и т. д. Пропорциональная доля этих платежей по всем провинциям Италии была такова, что еврейская община Рима постоянно спорила с общинами других городов. В 1399 году папа Бонифаций IX признал, что «из‑за упадка в хозяйстве и войн <…> указанная еврейская община [Рима] впала в бедность и разорение», и повелел провинциальным общинам возобновить уплату традиционной доли. Во французских владениях папы, однако, по большей части сохранили прежнюю фискальную систему, за исключением эпизодов в 1322 и 1350 годах, когда происходили вспышки насилия. Например, в Карпантра евреи должны были платить по три фунта имбиря и перца в год за разрешение хоронить своих покойников на еврейском кладбище. Они также платили подушную подать, размер которой был определен в 18 ливров в 1276 году, резко снижен до четырех су в 1343 году (пока число еврейских семей не превысит 90), а затем опять повышен до 18 ливров в 1385 году. К чрезвычайным налогам относился ежегодный платеж в размере шести денье, чтобы, как говорилось в законе, евреев не оскорбляло духовенство. Папские постановления часто дополнялись городскими статутами. В Риме, например, пытались, с одной стороны, оградить еврейских налогоплательщиков от незаконных чиновничьих поборов, а с другой — поощряли доносы на укрывавшихся от уплаты налогов, обещая доносчикам 50% от вырученной суммы. Особые привилегии для фаворитов — эта вечная напасть любой средневековой власти — были приняты и в папской столице. Так, в декрете 1405 года римский сенат даровал врачу Элии ди Саббато и его потомству римское «гражданство», полное освобождение от налогов и от обязанности носить отличительный знак. Ему даже была назначена пожизненная пенсия в размере 20 флоринов в год из доходов, полученных от еврейской общины .
Иногда папская власть, блюдя свою выгоду, освобождала еврейских торговцев от некоторых платежей. В примечательном декрете от 1 февраля 1255 года Александр IV освободил пять еврейских торговцев (перечисленных по именам) и их близких от всех дорожных пошлин на территории Папского государства и обеих Сицилий — через несколько недель эту привилегию распространили и на христианских купцов. В то же время папы всегда были готовы поддержать налоговые требования церковных властей к светским правителям. Когда при Иннокентии IV борьба между папами и императорами достигла пика, папскую казну приходилось пополнять с помощью чрезвычайных поборов и с евреев, и с христиан. Иногда папы учреждали чрезвычайные налоги, чтобы собрать средства для походов. Даже в XV веке, когда идея Крестовых походов давно утратила привлекательность, папская казна продолжала накладывать особые поборы на евреев для финансирования походов в Святую землю. После возникновения Османской империи евреев обложили пятипроцентным имущественным налогом (vigesima), который шел на войну с турками. Характерный эпизод произошел в 1429 году. Пошли слухи, что в Иерусалиме евреи были замешаны в разрушении францисканского монастыря. Папа Мартин V, обычно проявлявший терпимость, затребовал у евреев Венецианской республики и Анконской марки «определенную сумму» на восстановление святого строения .
О вкладе евреев в папскую казну говорили так много, что любой поступок пап в защиту евреев, например выход буллы против кровавого навета, современники объясняли еврейской взяткой. Папские власти, как и прочие чиновники повсеместно, действительно благосклонно относились к подобным поощрениям. Папская казна, хотя и зависела от добровольных пожертвований всего христианского мира, могла не таясь принимать денежные подарки, которые евреи, иногда даже иноземные, приносили в знак признательности за благодеяния или стремясь предотвратить гонения. Кроме того, обладая как духовной, так и светской властью, папская курия умела избегать многих конфликтов, связанных со сбором церковной десятины. В других странах это служило яблоком раздора между евреями и духовными властями. Папские фискальные органы и еврейская община поддерживали взаимовыгодные отношения, ухудшались они только в периоды нестабильности папской власти внутри страны, вторжений иноземных правителей, политических интриг влиятельных римских семейств и всплесков народного гнева, когда власть переходила к партии мятежников, как это было в истории с Кола ди Риенцо . Большинство пап, несомненно, ценили постоянный доход, поступавший от подданных иудейского вероисповедания, и знали об их накоплениях, к которым легко можно было прибегнуть в особых случаях. Положение евреев в Папском государстве было относительно стабильным, чему было несколько причин, в частности, идеологические. Так, руководствуясь учением о терпимом отношении к евреям, полемист XIII века Раймунд Мартини сказал: «Из всех врагов христианской веры еврей для нас ближе всех и нужнее всех». Денежные интересы церкви, однако, оставались главной причиной. Именно благодаря им в новых французских владениях пап в Авиньоне и Конта‑Венессене сложился островок безопасности в эпоху Крестовых походов пастушков, когда по странам Запада прошла волна антиеврейских гонений и изгнаний .
Благодаря устойчивому положению евреи в Папском государстве, в отличие от стран к северу от Альп, находили себе применение в разных сферах. Папские сборщики налогов, по‑видимому, не слишком интересовались происхождением еврейских доходов. Запрещенным источником было, например, ростовщичество. В церковных кругах, правда, время от времени предавались самокритике, когда вспоминали о связи еврейского налогообложения и ростовщичества. Вслед за Григорием IX, обращавшимся к этой теме в переписке с королем и высшим духовенством Франции в 1237–1238 годах, Фома Аквинский объяснил герцогине Брабантской Алисе (или Маргарите), что она имеет право облагать налогом евреев, хотя и станет при этом соучастницей ростовщичества. Фома признавал: еврейские деньги, полученные путем ростовщичества, необходимо вернуть тем, у кого они были взяты, однако полагал, что должников уже не найти. Герцогиня, считал он, может направить еврейские деньги на благочестивые дела или «иначе использовать их на благо страны» — к этой категории можно было отнести практически любые расходы королевской казны. Ее сын (или муж) Жан I без колебаний позволил городу Лувену «держать евреев и кагорцев в том же статусе, что дарован им в Брюсселе». В то же время во взглядах на экономику Фома исходил из представлений о неизменном общественном устройстве; он советовал герцогине не «требовать от евреев услуг, которые они ранее не привыкли оказывать». Папы, однако, не нуждались в разрешении выдающегося доминиканского софиста и, получая доходы от ростовщичества, не страдали угрызениями совести и увеличивали эти доходы выше принятого. Римская и авиньонская экономики были примером диверсификации и чрезвычайно динамичного хозяйствования, поэтому подобные советы носили сугубо теоретический характер .
В предшествовавшие четверть века отношение пап к этому вопросу часто менялось. С одной стороны, в 1237 году Григорий IX успокоил совесть Людовика IX, заявив, что, если король оказывает денежную помощь Латинской империи со столицей в Константинополе и поддерживает ее в войне с мусульманами, это оправдывает получение доходов от ростовщиков. (Людовик, однако, не успокоился до тех пор, пока полностью не запретил еврейское ростовщичество в 1254 году.) С другой стороны, Иннокентий IV советовал в 1247 году королю Наваррскому Тибо II заставить христианских должников выплатить «честные займы», взятые у евреев, не обращая внимания на клятву французских баронов не допустить подобных выплат. Это не помешало его наследнику, папе Александру IV, спустя девять лет разрешить королю Наварры конфисковать всю собственность евреев, полученную путем ростовщичества, или иным образом восстановить права собственности законных владельцев и употребить вырученные средства на благочестивые цели. Бонифаций VIII, несомненно, тоже имел в виду доходы от еврейского ростовщичества, когда 3 сентября 1297 года советовал вдовствующей королеве Маргарите Сицилийской выбрать себе отца‑исповедника, «который отпустит ей любой грех, [совершенный] нечестивым получением денег от евреев ее страны или от других лиц, которых она может не помнить, при условии, что она употребит конфискованные средства на поддержку больных и бедняков» .
В основе экономической политики церкви лежали некоторые принципы, которые отрицательно влияли на положение евреев, живших далеко за пределами Папского государства. Знатоки канонического права настаивали на том, что, за исключением особых случаев, церковная собственность неотчуждаема. Это привело к укреплению права «мертвой руки» , доставившего немало хлопот светской власти, особенно после того, как церковь потребовала полностью освободить эту собственность и пользовавшееся ею духовенство от налогов. Для евреев это означало, что землю, которую они прямо или через посредников продали церкви, уже никак нельзя было вернуть. Так усилилось и достигло пика в Северной Европе после XII века отчуждение евреев от земли.
На некоторых соборах звучал призыв к мирянам не продавать евреям дома. Эта норма первоначально воспринималась как сегрегационная, но часто приводила к тому, что христиане оставались владельцами домов на еврейской улице, — так случилось, например, в Риме после учреждения гетто в 1555 году. Как мы увидим, через полвека, 5 июня 1604 года, папа Климент VIII счел нужным защитить еврейских арендаторов от притеснения со стороны арендодателей. В результате действия законов, известных под характерным названием jus di gazagà — название происходит от еврейских законов хазака (долговременного владения), — арендаторы пользовались только правом наследственного владения. Впоследствии разного рода запреты привели к тому, что круг еврейских занятий сузился. В некоторых странах евреям даже запрещалось владеть недвижимостью .
В христианском мире существовало немало связанных со сбором налогов проблем, но особой проблемой была церковная десятина. До 1200 года стремление церкви обложить этим налогом не только земельную собственность, но и ренту на городские дома, которые евреи покупали у христиан, часто приводило к конфликтам со светской властью (последняя считала своей всю еврейскую собственность). Позднее накал только усиливался, хотя евреям удалось добиться облегчения бремени личных налогов. Анализируя действовавшее законодательство и, как было ему свойственно, взвешивая все за и против, Александр Гэльский пришел к выводу, что евреев следует принуждать к уплате только так называемых decimas praediales — десятин с недвижимости, поскольку новым владельцам земельной собственности приходилось брать на себя все связанные с ней обязанности, кроме decimas personales, то есть личной десятины. В 1236 году Григорий IX представил императорскому двору перечень задач, стоявших перед духовенством Сицилии и других областей; среди них было взыскание долгов по еврейским налогам в пользу некоторых церквей. 12 февраля 1289 года Николай IV подтвердил договор с королем Динишем Португальским , обязав последнего среди прочего не назначать еврейских сановников, заставлять евреев носить отличительный знак и не вмешиваться в насильственный сбор десятин с его еврейских подданных (ст. 27) .
Когда светские власти отказывались идти навстречу, церковь могла только грозить христианам наказанием за связь с евреями‑неплательщиками. Правовед XV века Бонифаций де Вителинис (в одном из своих трудов он обратился к вопросу об обязанности евреев выплачивать десятину) объясняет: «Это тяжкое наказание для евреев <…> поскольку, когда разрываются отношения такого рода, они оказываются, так сказать, вне защиты [христиан], и закон учит нас, что тяжка участь того, кто не может разговаривать с другими людьми и лишен их общества». На деле большинство евреев вряд ли считали подобную меру особенно суровой, поскольку их круг общения чаще всего ограничивался еврейским кварталом. Кроме того, за пределами Папского государства лишение церковной защиты было важно только в том случае, если бойкот поддерживала светская власть .
Правда, в одной сфере церковь действительно поощряла экономическую деятельность евреев. Неутомимо борясь с христианским ростовщичеством, она часто подталкивала евреев к этому занятию, без которого экстенсивная экономика позднего Средневековья не могла бы обойтись. Даже служители церкви это понимали. Некоторых аспектов сложного канонического законодательства, связанного с ростовщичеством, мы касались в предыдущих томах; о его масштабном экономическом воздействии на евреев мы поговорим в контексте рассказа об экономическом развитии позднесредневековых общин. Здесь достаточно указать, что крупнейшие схоласты, например Фома Аквинский, употребляли в этом диспуте аргумент Аристотеля о том, что «у денег детей нет». Опираясь на древний неправильный перевод стиха из Евангелия от Луки (6:35) «mutuum date nihil inde sperantes» и аристотелевское учение о полной непродуктивности денег, ведущие церковные мыслители осуждали всякий прирост к первоначальному капиталу, считая это греховным присвоением собственности должника. Конечно, эти аргументы иногда приводили, осуждая выдачу евреями денег под процент. Экономика все больше нуждалась в кредитах для развития производства и потребления. Сопротивляться этому было невозможно, и духовенству приходилось закрывать глаза на методы уклонения от уплаты, которыми пользовались заимодавцы‑христиане. Считалось, что лучше позволить евреям заниматься запрещенным делом, ведь на них не распространяются нормы канонического права, они и так навечно прокляты, поскольку отвергли христианское учение. Взывая к совести императора Фридриха III и других правителей, папа Николай V уверял их: «Пусть лучше эти люди занимаются ростовщичеством, чем в подобные отношения вступают друг с другом христиане» .
Таким образом, существовало некоторое попустительство, которое, однако, не мешало христианскому миру, светскому и церковному, выступать против еврейской эксплуатации. Процентные ставки были весьма высоки; непроизводительные ссуды, которые брали для удовлетворения сиюминутных нужд и даже прихотей, становились тяжким бременем. Евреев в этой отрасли экономики становилось все больше — в позднее Средневековье это явилось главной причиной ухудшения иудео‑христианских отношений.
Из мешанины интересов и желаний возникало множество несуразностей. К ним относится, например, заявление о возвращении всей ростовщической прибыли законным владельцам. В отношении прибыли такого рода, полученной новообращенными, было достигнуто соглашение: если первоначальных владельцев найти не удалось, конверсы могут оставить прибыль себе в виде подаяния для поддержания своего существования. Констанцский собор 1416 года пытался примирить противоречия, разрешив недавно обращенным из евреев оставлять себе половину незаконной прибыли. Правда, через 18 лет участники Базельского собора заявили: «Никакой грех не может быть прощен, пока не возвращено украденное». Впрочем, и этот собор, и последовавшие синоды, и папы не отказались от ложной посылки, что предыдущих владельцев, как правило, установить не удается .
Приходилось идти и на другие компромиссы с суровой экономической реальностью. В Италии эпохи Ренессанса многие города официально приглашали евреев поселиться в них «с целью предоставления кредитов нуждающемуся населению». Городские старейшины, издававшие кондотты , разумеется, понимали, что нарушают тем самым церковные установления против ростовщичества; некоторые из них пытались успокоить свою совесть, подавая папам прошения об отпущении грехов. Папы, по‑видимому, с легкостью удовлетворяли подобные прошения. В 1452 году Николай V даровал городским старейшинам Лукки разрешение держать «на свое усмотрение одного или нескольких еврейских ростовщиков». В 1489 году Иннокентий VIII приказал генеральному викарию сиенского архиепископства более не угрожать местным властям церковными наказаниями за то, что они допускают в Сиену еврейских ростовщиков, «поскольку это стало необходимо для процветания горожан и других лиц, особенно бедняков» .
Еврейские общины в Северной Италии расцветали: строились новые синагоги, неуклонно развивалась еврейская религиозная и культурная жизнь. Все это возбуждало гнев некоторых особо фанатичных представителей духовенства. Францисканцы Барнабас из Терни, Агостино Маккабео из Перуджи и особенно Бернадино да Фельтре пытались противостоять насущной необходимости в еврейских заимодавцах: они разработали план учреждения благотворительных ссудных касс (monti di pietà), которые должны были предоставлять кредиты под номинальную процентную ставку.
Правда, в Терни, где в 1464 году поднялась волна антиеврейских настроений, эта попытка и еще одна, последовавшая за ней через три года, провалились. Тем не менее Агостино да Перуджа не оставлял усилий, и в 1472 году снова была основана касса. По иронии судьбы вмешательство церкви остановило приток средств в эту кассу из городской казны. Город погряз в долгах: он был должен епископам Терни и Манфредонии, а также нескольким римским торговцам. Последние добились вмешательства папы, и городу пригрозили отлучением, если он немедленно не начнет уплату по обязательствам. В отчаянных попытках найти деньги городские старшины обратились за помощью к евреям из других городов. Они были вынуждены согласиться на договор, гарантирующий новым еврейским переселенцам право ссужать деньги по максимальной ставке в 30% местным жителям и 40% иногородним. В отличие от евреев, которые прежде жили в этом городе или приехали туда до этих событий, новоприбывших освобождали от обязанности носить отличительный знак.
Подобные уступки не остановили францисканцев, в том числе Агостино, которые стремились создать благотворительные ссудные кассы. Вскоре движение возглавил Бернардино да Фельтре; талантливый оратор, он часто для пущей убедительности призывал к нападкам на еврейское ростовщичество и на еврейский народ вообще. Его антиеврейские проповеди привлекали множество людей, иногда при этом возникали стычки и беспорядки. Порой толпа нападала на еврейских прохожих или на еврейский квартал. В результате некоторые итальянские правители, в том числе герцог Миланский в Бергамо и Тичино, а также власти Венецианской республики запретили да Фельтре проповедовать в их церквях. В то же время нельзя было не признать разумности призывов организовывать благотворительные ссудные кассы. В 1534 году Совет десяти издал декрет, где говорилось: «Никто не может ни предлагать, ни обсуждать ничего, относящегося к monti di pietà, без явного разрешения и дозволения Совета». Венецианские власти в конце концов убедили евреев предоставлять христианам дешевые кредиты на благотворительной основе. Так появились так называемые Banchi del Ghetto — учреждения, которые обслуживали не еврейских клиентов внутри венецианского гетто, а проживавших за его пределами христиан. Доминиканцы, завидуя успеху соперников‑францисканцев, говорили, что всякая, даже номинальная, наценка monti представляет собой ростовщичество. Вопреки противодействию, эти учреждения быстро завоевали популярность. Заручившись поддержкой Пятого Латеранского собора 1513–1517 годов и Трентского собора, они стали неотъемлемой частью экономики раннего Нового времени, хотя и не вытеснили полностью еврейское ростовщичество .
Неоднозначная позиция
Пламенные проповедники разжигали страсти, однако еврейское ростовщичество не слишком беспокоило церковь. Как и в других сферах жизни, низшее духовенство прибегало к антиеврейским призывам и даже выступало против евреев, не следуя церковной традиции, а под давлением местных обстоятельств — как экономических, так и политических. В период перехода от средневековой феодальной экономики и политики к капиталистическим государствам и обществам Нового времени духовенство вместе с другими классами часто оказывалось под колесами истории. Иногда на решения пап и Вселенских или поместных соборов влияли местные беспорядки, особенно в экономически отсталом Папском государстве. В целом, однако, папство старалось придерживаться традиционной политики, минимально приспосабливая ее к менявшимся общественным потребностям.
В стремлении к мировому господству честолюбивые папы XIII века снова заявили претензии на власть над всеми евреями христианского мира. Мы увидим, как обострилась полемика о еврейском «рабстве» в борьбе между папами и императорами. Папы придерживались древнего учения о том, что евреи подчиняются церкви, но по мере ослабления папской власти это утверждение толковали менее строго. Западные общества переживали мучительный переход от средневековой экономической и политической системы к Новому времени, и консервативная политика папства нередко представляла собой спасательный круг для еврейских общин, которые весьма страдали от все новых волн враждебности. В XIV и XV веках папы чаще выступали в защиту права евреев на существование в христианском мире, чем в прежние, более спокойные эпохи.
В то же время церковь никогда не отказывалась от принципиальной позиции: евреи должны находиться в подчинении, и следует придерживаться сегрегации по отношению к ним. Постоянно повторяя протекционистскую конституцию Sicut Judaeis и резко осуждая кровавый навет, папы в то же время подробно останавливались на антиеврейских положениях канонического права. Подтверждая Decretum Gratiani (Декрет Грациана) и добавив к нему множество новых декреталий, они предоставили клирикам и знатокам закона канонический источник права (в виде Corpus juris canonici) для реализации этих положений. Когда католические монархи слишком благоволили к евреям и последние получали высокие государственные должности и власть над христианами, понтифики и соборы всегда выступали с протестом. Но всякий раз, когда враждебные народные массы, захваченные суеверными идеями о кровавом навете, отравлении колодцев и осквернении гостии, грозили учинить кровавую баню, папы и другие представители духовенства приходили на помощь евреям. История сложилась так, что папы XIV и XV веков чаще усмиряли гонителей евреев, чем возглавляли преследования.
Разумеется, бывали исключения. Некоторые папы, например Педро де Луна, он же антипапа Бенедикт XIII, на родине напитывались народных суеверий и возглавляли ненавистников евреев. Исключения все же были редки, и церковь возвращалась к традиционной «золотой середине». Бенедикт XIII противостоял двум другим претендентам на папский престол, которые придерживались иного мнения, его сменил папа Мартин V, склонявшийся к проеврейским течениям канонической традиции. Таким образом, церковь в целом выступала как консервативная сила, стремившаяся сохранить «остатки» евреев до конца времен.
Список сокращений
AKKR — Archiv für katholisches Kirchenrecht
JJLG — Jahrbuch der Jüdisch‑Literarischen Gesellschaft, Frankfurt a. M.
MGH — Monumenta Germaniae Historica
MIOG — Mitteilungen des Instituts für österreichische Geschichtsforschung
PL — Patrologiae cursus completus, series Latina
REJ — Revue des études juives
RH — Revue historique
RHE — Revue d’histoire écclesiastique
RHR — Revue d’histoire des religions
Неверные
Неверные
