Вначале, в «Итро», приведены Асерет а‑диброт, «Десять речений», или общие принципы. А теперь, в «Мишпатим», они изложены подробно. Вот начало: «Если купишь раба‑еврея, пусть он служит шесть лет, а на седьмой год он должен стать свободным без выкупа… Но если раб заявит: “Я люблю своего хозяина, свою жену и детей — не пойду на волю”, то пусть хозяин приведет его к судьям и подведет его к двери или к дверному косяку. Пусть хозяин проколет ему ухо шилом, и тот навеки останется его рабом» (Шмот, 21:2–6).

Напрашивается вопрос. Зачем начинать именно здесь? В Торе 613 заповедей. Почему именно здесь начинается «Мишпатим», первый свод законов?

И ответ очевиден. В недавнем прошлом сыны Израиля подвергались порабощению в Египте. Должно быть, это произошло с ними небеспричинно, ведь Б‑г заранее знал, что это произойдет. Очевидно, это произошло по Его умыслу. За много столетий до этих времен Он сказал Аврааму, что это случится: «Когда солнце склонилось к закату, Аврам погрузился в глубокий сон. Тьма и великий ужас обуяли его. [Г‑сподь] сказал Авраму: “Знай, что твоим потомкам суждено стать переселенцами в чужой стране, где их поработят и будут угнетать четыреста лет”» (Берешит, 15:12–13).

По‑видимому, для сынов Израиля это был необходимый первый опыт существования в качестве нации. От начала истории человечества Б‑г свободы стремился к тому, чтобы свободные люди поклонялись ему свободно, без принуждения. Но люди снова и снова злоупотребляли свободой: сначала так поступили Адам и Хава, затем Каин, затем поколение Потопа, затем строители Вавилона.

Б‑г начал сызнова, на сей раз — не со всего человечества, а с одного мужчины, с одной женщины, с одной семьи, которые стали первопроходцами на пути свободы. Но свобода — тяжелая ноша. Всякий из нас стремится к свободе для себя, но свободу других мы не признаем, если она становится помехой для нашей собственной. Это доподлинно так: ведь потомки Авраама в третьем поколении, братья Йосефа, ничтоже сумняшеся продали Йосефа в рабство: вот трагедия, которая закончилась лишь в тот момент, когда Йеуда вызвался пожертвовать собственной свободой ради освобождения брата Биньямина.

Потребовался коллективный опыт сынов Израиля, их глубоко выстраданный, основательный, личный, изнурительный, горький опыт рабства — памятные переживания, о которых им было заповедано никогда не забывать, — чтобы превратить их в народ, который не будет порабощать своих братьев и сестер, народ, способный построить свободное общество — достичь цели, которая в мире людей дается всего труднее.

Поэтому неудивительно, что первые законы, которые им заповедано было выполнять после дарования Торы на Синае, касались рабства.

Странно было бы, если бы эти законы касались чего‑то иного. Но тут возникает главный вопрос. Если Б‑г не хочет, чтобы рабство существовало, если Он считает рабство оскорбительным для человеческой природы, почему Он не отменил рабство сразу же? Почему дозволил сохранение рабства, пусть даже в ограниченной и регулируемой законами форме? Мыслимо ли, что Б‑г, который может выжать воду из скалы, ниспослать с небес ман и осушить море, не может сделать так, чтобы люди начали вести себя иначе? Неужели есть сферы, где Всесильный бессилен?

В 2008 году экономист Ричард Талер и профессор правоведения Касс Санстейн выпустили интереснейшую книгу под названием «Nudge. Архитектура выбора». В ней рассмотрена одна из основополагающих загадок логики свободы. С одной стороны, свобода появляется, если не перебарщивать с законодательным регулированием. А значит, нужно выделить правовое пространство, в пределах которого люди вправе делать выбор.

С другой стороны, люди, как известно, не всегда делают правильный выбор. Старая модель, из которой исходила классическая экономика, гласящая, что, если людям ничего не навязывать, они будут делать выбор рационально, оказалась неверной. Мы существа глубоко иррациональные. Это открытие было сделано при активном участии нескольких еврейских ученых. Психологи Соломон Аш и Стэнли Милгрэм показали, что на нас очень влияет наше желание подстраиваться под окружающих, даже если мы знаем, что окружающие ошибаются. Израильские экономисты Даниэль Канеман и Амос Тверски показали: даже когда мы принимаем решения в области экономики, то просчитываем их последствия зачастую неверно и не осознаем свои мотивы. Кстати, за это открытие Канеман получил Нобелевскую премию.

Как же удержать людей от пагубных поступков, не отняв у них свободу? Талер и Санстейн указывают, что на людей можно влиять не впрямую. Например, в столовой поставить кушанья, полезные для здоровья, на виду — там, где взгляд сразу в них упирается, а вредные кушанья убрать в труднодоступный закоулок. Тем самым можно тонко перенастроить «архитектуру выбора» (как называют это Талер и Санстейн) в людском сознании.

Именно это делает Б‑г в случае с рабством. Он не отменяет рабство, но налагает на него ограничения, дабы запустить процесс, который предсказуемо, пусть даже спустя много столетий, побудит людей по их собственному разумению рабство упразднить.

Раб‑еврей спустя шесть лет должен стать свободным человеком. Если раб настолько привык к своему статусу, что не хочет становиться свободным, его вынуждают к участию в позорной церемонии — прокалывании уха, и эта отметина отныне остается зримым символом позора. Раз в семь дней — в шабат — запрещено принуждать рабов к труду. Все эти предписания приводят к тому, что статус раба превращается из пожизненного удела во временное положение, причем это положение считается унизительным, а не неизбежной частью людского удела.

Почему Б‑г избрал такой способ действий? Потому что если людям в принципе следует быть свободными, то и решение об отмене рабства они должны принять сами, по своему выбору. Потребовался режим террора после Французской революции, чтобы показать, как глубоко ошибался Руссо, заявляя в «Общественном договоре»: если понадобится, людей надо принуждать к свободе. Его идея, сочетающая несовместимые понятия, привела к тоталитарной демократии (так, кстати, называется блестящая книга Дж. Л. Талмона об идеях, стоявших за Французской революцией).

Как сказал Маймонид, Б‑г может изменить природу, но не может изменить или предпочитает не менять природу человека, и дело так обстоит потому, что для иудаизма принцип свободы человека — краеугольный. Поэтому Он не мог мигом отменить рабство, но мог изменить нашу архитектуру выбора. Проще говоря, подтолкнуть нас в нужном направлении, дать понять, что порабощать людей нехорошо, но отмена рабства — шаг, который мы должны совершить сами, со временем, когда созреем, когда дойдем до этой мысли своим умом. Конечно, это заняло очень много времени, а в Америке не обошлось и без гражданской войны, но все же рабство отменили.

В некоторых вопросах Б‑г подталкивает нас в правильном направлении. А остаток пути мы должны проделать сами.