Музыка — язык души. Недельная глава «Бешалах»
Первое, что сделали совместно сыны Израиля после ухода из Египта, — запели: «Тогда воспели Моше и сыны Израиля» (Сота, 30б) .
По мнению рабби Нехемьи, приведенному в Талмуде , эту песнь они спели вместе по какому‑то мгновенному порыву. Раши так разъясняет это мнение: на них снизошел Святой Дух, и им чудесным образом одновременно пришли на ум одни и те же слова.
В память об этом мгновении традиция нарекла нашу текущую неделю «шабат Шира» («шабат Песни»). Какое место занимает песня в иудаизме?
Жизнь духа неразрывно связана с музыкой. Музыка, сказал Арнольд Беннет , это «язык, который понимает только душа, но даже душа никогда не сможет с него переводить». Жан‑Поль Рихтер назвал ее «поэзией воздуха». Лев Толстой — «стенографией чувств». Гете заметил: «Отправление религиозных обрядов не может обойтись без музыки. Это превосходное средство оказать на человека чудодейственное влияние».
Слова — язык разума, музыка — язык души.
Потому‑то, когда мы пытаемся выразить или пробудить чувства, нас выручают мелодии. Двора спела песнь после победы Израиля над войсками Сисры (Шофтим, 5). Хана запела, родив ребенка (Шмуэль I, 2). Если Шауль пребывал в унынии, Давид играл ему на музыкальном инструменте, и силы Шауля восстанавливались (Шмуэль I, 16). Давида называли «сладкозвучным певцом в Израиле» (Шмуэль II, 23:1). Элиша, чтобы на него снизошел дух пророчества, просил сыграть арфиста ему (Млахим II, 3:15). Левиты пели в Храме. В иудаизме принято каждый день предварять утренние молитвы «стихами песни», «Псукей де‑зимра», с их великолепным крещендо — Теилим, 150: музыкальные инструменты и человеческий голос здесь сливаются, чтобы воспеть хвалу Б‑гу.
Мистически одаренные люди говорят: существует «песнь вселенной» — то, что Пифагор называл «музыкой сфер». Именно это подразумевается в Теилим, 19: «Небеса рассказывают о славе Б‑га, о делах рук Его повествует небосвод <…> Нет речи и нет слов, не слышен голос их; а музыка их проходит по всей земле, и слово их до пределов вселенной» (Теилим, 19).
В самых недрах тишины творение поет своему Творцу песнь, недоступную ушам, — ее может расслышать лишь душа. Когда мы молимся, мы не читаем, а поем.
Когда мы взаимодействуем со священными текстами, то произносим фразы вслух не монотонно, а нараспев. В иудаизме каждый текст и каждый промежуток времени имеют свою особую мелодию. Существуют разные мелодии для шахарита, минхи и маарива — утренней, дневной и вечерней молитв. Есть разные мелодии и музыкальные лады для молитв в будни, шабатних молитв, молитв в три праздника паломничества — Песаха, Шавуот и Суккот (их музыка имеет между собой много общего, но у каждого из праздников свои особенные мелодии), а также для Ямим нораим, Рош а‑Шана и Йом Кипура.
Для разных текстов — разные мелодии. Для Торы — одна кантилляция , для афтары из книг пророков — другая, для Ктувим (Писаний), главным образом для пяти мегилот, — третья. Есть специфический речитатив для изучения текстов Письменной Торы, для изучения Мишны и Гемары. И так мы по одной лишь мелодике можем определить, какой сегодня день и какого типа текст звучит. Существует своего рода карта святых слов, где мелодии и песни — ориентиры.
Молитва «Коль нидрей», с которой начинается Йом Кипур, — в сущности, и не молитва. Это сухая юридическая формула аннулирования обетов. И именно древняя, незабываемая мелодия «Коль нидрей» дала этой молитве такую власть над еврейскими сердцами. Услышав эти звуки, невольно чувствуешь, что находишься в присутствии Б‑га в Судный день, стоишь в окружении евреев изо всех уголков земли и изо всех времен в тот миг, когда они молят Небо о прощении. Это святая святых еврейской души.
(Ле‑авдиль , Бетховен приблизился к этому настроению в первых тактах шестой части Квартета до‑диез минор, соч. 131, самого возвышенного и духовного из своих произведений.)
На Тиша бе‑ав, когда сидишь и читаешь Эйха — Плач Ирмеяу, книгу со своей уникальной кантилляцией, невольно чувствуешь, как текут по лицу слезы — это слезы евреев всех веков, когда они страдали за веру и рыдали над воспоминаниями о своих утратах. И эта боль так же свежа, как в день разрушения Храма. Слова без музыки — все равно что тело без души.
Я пишу эти строки в 2012 году. Уже десять лет подряд мне выпадает честь посещать с певческой миссией (вместе с хором «Шабатон» и певцами рабби Лионелем Розенфельдом и хазаним Шимоном Креймером и Джонни Тургелем) Израиль, где мы поем для тех, кто пострадал при терактах. Также мы выступали в больницах, общинных центрах и благотворительных столовых. Мы поем для раненых, скорбящих, больных и удрученных невзгодами — поем для них и вместе с ними. Мы танцуем с людьми в инвалидных колясках. Один мальчик, потерявший в теракте половину семьи и собственное зрение, спел дуэтом с самым юным из наших хористов. Медсестры и другие пациенты прослезились. Такие минуты открывают нам глаза на Б‑жественное, спасая частичку человечности и наши надежды от жестоких ударов слепой судьбы.
Бетховен написал на рукописи третьей части своего 15‑го квартета ля минор слова: Neue Kraft fühlend («Чувствуя новые силы»). То же ощущение охватывает нас в этих больничных палатах. Постигаешь, что имел в виду царь Давид, когда пел, обращаясь к Б‑гу: «Ты превратил траур в ликование; дал мне снять рубище, облачиться в праздничный наряд! Потому, не умолкая, пою о славе Твоей!» Чувствуешь, что силу человеческого духа не способен сокрушить даже самый жестокий терроризм.
В своей книге «Музыкофилия» невролог и писатель Оливер Сакс (увы, мы не родственники) рассказал пронзительную историю Клайва Виринга, выдающегося музыковеда, который заболел инфекционной болезнью, разрушающей головной мозг. В результате у него развилась острая амнезия. Он стал неспособен удержать что‑либо в памяти дольше чем пару секунд. Его жена Дебора описала это так: «Каждое мгновение бодрствования было для него, как первый миг после пробуждения от сна».
Он не мог увязать воедино свои ощущения и впечатления, оказался заперт в вечном настоящем времени, полностью изолированном ото всего, произошедшего раньше.
Однажды жена увидела, что он держит на ладони шоколадку, прикрывает ее другой ладонью, а затем убирает руку, снова и снова, и каждый раз говорит: «Смотри, она новая». «Это та же самая шоколадка», — сказала Дебора. «Нет, — ответил Клайв, — смотри. Она изменилась». У него вообще не было прошлого.
В минуту просветления Виринг сказал: «Я человек, который до этой секунды ничего не слышал, ничего не видел, ничего не осязал, не чувствовал никаких запахов. Я словно неживой».
В его темницу смогли прорваться только две вещи. Одна — его любовь к жене. Вторая — музыка. Виринг по‑прежнему мог, так же мастерски и воодушевленно, как раньше, петь, играть на органе и дирижировать хором.
Что же такого особенного в музыке? — спрашивал себя Оливер Сакс. Что помогает Вирингу выйти из состояния амнезии, когда он играет на музыкальных инструментах или дирижирует? И Сакс предполагает: когда мы «вспоминаем» мелодию, мы припоминаем каждую ноту поочередно, но каждая нота соотносится с целостным произведением. Он цитирует специалиста по философии музыки Виктора Цукеркандля: «Слышать мелодию — значит одновременно находиться в процессе ее прослушивания, дослушивать ее до конца и только‑только готовиться ее услышать. Каждая мелодия возвещает нам, что прошлое может присутствовать в нашей жизни даже без воспоминаний, а будущее — даже без пророчеств».
Музыка — своего рода чувство преемственности, которое порой, когда кажется, что распалась связь времен, помогает преодолеть глубочайшее уныние.
У веры больше общего с музыкой, чем с наукой. Наука анализирует, разлагает все на составные части, а музыка все объединяет, синтезирует. Совсем как музыка сцепляет одну ноту с другой, вера сцепляет воедино библейские эпизоды, жизни разных людей, разные эпохи, выстраивая вечную мелодию, которая прорывается в ход времени. Б‑г — композитор и автор либретто. Каждый из нас призван быть голосом в хоре, певцом Б‑жьей песни. Вера учит нас, как сквозь шум расслышать музыку.
Итак, музыка — знак прорыва за пределы обыденного мира. Философ и музыкант Роджер Скрутон пишет, что музыка — «встреча с чистым субъектом, отпущенным из мира объектов на волю и в своих перемещениях подвластным только законам свободы». Скрутон цитирует Рильке: «Невыразимое все еще льется в слова родником… / И в бесполезном пространстве музыка снова и снова / из самоцветьев дрожащих строит божественный дом» . История еврейского духа содержится в его песнях. Слова не меняются, но каждому поколению необходимы свои мелодии.
Нашему поколению нужны новые песни, чтобы мы тоже могли радостно петь для Б‑га, совсем как наши предки в миг, глубоко преобразивший их, в миг, когда они пересекли Тростниковое море и вышли на другой берег, наконец‑то получив свободу. Когда душа поет, дух воспаряет ввысь.
Могущество руаха. Недельная глава «Бешалах»
Недельная глава «Бешалах». Возобновляемая энергия
