«Людей, сделавших эту работу, давно нет»: фотографии Бориса Рамзеса из экспедиции в Синьцзян
«Лехаим» продолжает серию публикаций из фондов Еврейского музея и центра толерантности в Москве.
Весной 1935 года Политбюро ЦК ВКП (б) поручает организовать экспедицию особого назначения (ЭОН) в Западный Китай для поиска олова, золота и нефти. Предполагалось провести разведку полезных ископаемых в Синьцзяне и наладить работу предприятий по их добыче .
С самого начала работа экспедиции продвигалась с трудом. Происходили аварии, возникали проблемы с оборудованием, однако полностью работа прекратилась уже после ареста и расстрела руководителя ЭОН Дмитрия Ефимовича Перкина в 1937 году. Многие побывавшие в экспедиции также были репрессированы. В докладных записках в Москву постоянно сообщалось о финансовых трудностях, убытках, авариях . Наконец, в 1939 году работу экспедиции сворачивают. Бывший ее участник, отсидевший два срока в лагере, Ю. М. Шейнманн впоследствии вспоминал о своем пребывании в Китае:
Сейчас эти места вполне обжиты. И люди, и обстановка другие. Даже географические названия поменялись или поменяли транскрипцию <…> Не знаю, разрабатываются ли открытые экспедицией месторождения и рудопоявления. А людей, сделавших эту работу, давно нет. Кто умер, кто сгинул в ГУЛАГе. Нет даже фото — секретно было .
Как оказалось, автор этих строк ошибался. В частном семейном архиве, переданном в Еврейский музей в Москве, оказались любительские фотографии, сделанные руководителем нефтяных разработок экспедиции — Борисом Яковлевичем Рамзесом.
Борис — первенец в семье Рамзес — родился в 1906 году. Свое происхождение впоследствии он тщательно скрывал: в автобиографии указывал, что отец был портным. Но одного взгляда на его детские фотографии достаточно, чтобы понять: это было не так. На снимках мы видим семью зажиточных мещан из Киева. Борис получил хорошее гимназическое образование, уже в детстве проявлял склонность к точным наукам.
После революции и Гражданской войны, когда исчезла черта оседлости, а НЭП дал возможность влиться в социум нового советского государства, многие евреи стали покидать разоренные за годы войны местечки и города, направляясь в столицу. В их числе был Борис Рамзес, успехам которого весьма способствовала тяга к точным наукам. В 1923 году по путевке фабкома он едет в Москву на учебу в Горную академию. Получает там диплом геолога. Способного молодого человека сразу замечают, он часто работает в разведке и на добыче нефти на Кавказе еще до выпуска из академии.
Подающий надежды геолог Б. Я. Рамзес пришел на работу в Институт прикладной минералогии. Проводил разведку ископаемых в Крыму, организовал там отделение института, писал книги. В 1934–1935 годах именно он проводил обследование строительной площадки Дворца Советов. В этот период его близким приятелем становится Дмитрий Ефимович Перкин — будущий руководитель экспедиции особого назначения. Кроме того, у Рамзеса появляется необычное по тем временам хобби: он увлекается фотографией.
Для 1920‑х годов фотографирование все еще оставалось событием: как правило, люди шли для этого в ателье. Композиционно снимки, сделанные в подобных ателье, наследовали парадным портретам дореволюционного времени: профессионально исполненные, но без особой фантазии, они назывались «ремесленными» . Мало у кого тогда еще возникала идея делать не только семейные фотопортреты, но и снимать окружающую действительность.
Фотографии Рамзеса уже тогда были необычны. Начал он со снимков своей будущей жены Любощиц Софьи Наумовны, но скоро стал фиксировать процесс работы геолога, пейзажи и виды городов. При этом он явно подражал известным советским фотокорреспондентам: например, на его фотографиях можно видеть рабочих в геологическом разрезе и самого автора снимков с кайлом в руках.
На начало 1936 года Борис Рамзес был образцовым советским инженером, руководившим лабораторией сравнительной литологии. Именно тогда Д. Е. Перкин предложил ему возглавить экспедицию по поиску нефти в Синьцзяне. Согласившись, Борис Рамзес покинул лабораторный кабинет и уехал в безводные степи провинции Синьцзян, где до июля 1937 года руководил разработкой нефтяного месторождения.
Чем привлекала далекая китайская провинция советское руководство? С 1920‑х годов СССР все больше нуждался в золоте. Золотодобывающая промышленность не могла обеспечить хранилища Госбанка, все добытое ею мгновенно уходило за границу — огромных средств требовала индустриализация. Государство шло на любые ухищрения, чтобы получить вожделенный металл: реквизировало церковные ценности, продавало товары в Торгсине, постоянно наращивало промышленную добычу золота .
Именно «золотой голод» стал причиной особого интереса СССР к западному региону Китая — Синьцзяну. Уже в начале 1920‑х годов геологам было ясно, что регион богат рудами металлов, углем и нефтью, и что особенно важно — данные геологической разведки указывали, что там есть золото . В первую очередь для поисков и добычи драгоценного металла и была организована экспедиция особого назначения. Также предполагалось наладить там добычу нефти и олова.
Предприятие было чрезвычайно важным для советского правительства, о чем свидетельствует секретность, которой сопровождалась подготовка экспедиции. Ее руководство очень опасалось шпионажа . Поэтому участникам экспедиции предписывалось уничтожать любые письменные распоряжения, они обязаны были держать в тайне принадлежность к партии и свои политические взгляды. Само начало экспедиции было похоже на приключенческий роман: инженеры и геологи должны были переправиться через реку, отыскать в условленном месте спрятанное оружие и двинуться в горы .
В 1936 году в Синьцзян прибыл Борис Рамзес. Он оказался в совершенно не заселенной местности. Посреди степи стояла ветхая деревянная фанза, где жили рабочие и инженеры. Единственным источником воды была река Куйтун, к которой оказалось непросто добираться: ее берега представляли собой крутые, практически отвесные склоны высотой 100 метров . Работы было проделано немало: установлены палатки для 80 рабочих, проложена дорога к буровой, воду при этом приходилось таскать коромыслами. Было организовано три столовых (уйгурская, китайская и русская), потому что НКВД тщательно следил за контактами советских специалистов и требовал полной сепарации от местного населения .
Что фотографировал Рамзес в Китае? Он много снимал результаты своего труда: начало бурения нефти, лагерь для рабочих. Стремление зафиксировать «героическую работу геологов» совмещалось у него с тягой к экзотике. Хотя считалось, что виды Китая и быт населения «интересны только для иностранцев» , Борис Рамзес увлекся новой страной и старался фиксировать на пленку быт, обряды, массовые мероприятия, участником которых он стал.
Фотографировать в Синьцзяне было непросто. Фотограф привлекал всеобщее внимание:
<…> Вообще фотографировать можно что угодно. Фотографирование сводилось к тому, что если вы стояли с фотоаппаратом, то сразу собирается много народу, хотят знать, что вы делаете. Сейчас это дело не возбраняется. В арсенал вас не пустят, но на улицах снимайте .
Поэтому на снимках Рамзеса редко можно увидеть китайскую повседневность — чаще ему удавалось снимать во время праздников и мероприятий. В этом ему помогали близкие отношения с фактическим правителем провинции, генералом Шен Шицаем, который разрешал делать снимки во время торжественных мероприятий. Также Рамзес начал общаться с единственным в Синьцзяне фотографом, Мезенцевым: он помогал Борису Яковлевичу проявлять снимки .
Работа на месторождении продвигалась, но точку в судьбе экспедиции поставили события в Москве. 18 февраля 1937 года покончил с собой С. Орджоникидзе, затем был расстрелян его заместитель Г. Пятаков, опекавший проект геологической разведки в Синьцзяне. 23 июля 1937 года арестовали Д. Е. Перкина. Формальным поводом для ареста стал подбор кадров для экспедиции, который якобы велся не по профессиональному, а по «семейному» признаку . Особенно часто в документах НКВД упоминался Борис Рамзес, который был охарактеризован как «непрофессиональный нефтяник» и «ставленник вредителя Перкина». Относительно слабые результаты экспедиции — ниже ожидаемых — также объяснялись деятельностью вредителей и шпионов.
Борис Рамзес, несмотря на опасность ареста, летом 1937 года едет в Москву, чтобы получить средства на продолжение работ в Китае. Однако, поскольку он находится под подозрением, ни один из высокопоставленных работников Наркомтяжпрома не рискнул с ним встретиться . Экспедиция оказалась разгромлена, вскоре свернула свою работу, хотя были найдены нефть и золото. Сам Борис Рамзес чудом избежал ареста, несмотря на то что ряд ближайших коллег написали на него донос в НКВД.
С тех пор карьера его практически не развивалась. Рамзесу удалось устроиться старшим геологом, и хотя впоследствии он работал в различных горнодобывающих трестах, только после войны Борис Яковлевич смог защитить диссертацию и снова начать работать на руководящих должностях.
По фотографиям Рамзеса можно видеть, как расширялись его зрительные горизонты, как постепенно он отходил от изобразительных клише, как новый опыт преобразовал оптику фотографа‑любителя. Несмотря на то что экспедиция особого назначения оказалась забыта, а многие ее участники репрессированы, память о ней осталась на любительских снимках одного из участников.
«Поэт и воин»: о чем рассказала корреспонденция 1930‑х годов на идише
«Места эти освобождены месяц тому назад, и все здесь надрывает сердце…»
