«Кровник, он умертвит убийцу».

(Бемидбар, 35:19)

В цивилизованном обществе кровная месть воспринимается как пережиток прошлого, как дикость, далекая от гуманизма. И действительно, можно ли оправдать убийство людей, вся вина которых в том, что их родственник лишил кого‑то жизни? Каждый должен отвечать за свои поступки, и, если имярек убил кого‑то, месть может пасть только на его голову, но никак не на головы его родичей. Это очевидно. Поэтому современное общество отвергает институт кровной мести и, как часто происходит в таких случаях, «выплескивает воду вместе с младенцем». Если по отношению к родственникам убийцы иудаизм солидарен с приведенным выше подходом и не дает легитимацию подобному явлению, то относительно злодея, лишившего человека жизни, все иначе. Попробуем изложить подход законоучителей Торы по этому вопросу.

Наш разбор следует начать с рассмотрения основополагающего положения: является ли акт кровной мести отдельной заповедью Торы или же этот вариант правосудия всего лишь частный случай обращенной к Сангедрину заповеди, дающей земному суду полномочия приговаривать преступника к казни? Из всех законоучителей только рабби Моше бен Нахман, Рамбан, считает, что кровная месть — это отдельная, особо оговоренная в Торе заповедь (см. в его примечаниях к «Книге заповедей» Рамбама, Предписывающие заповеди, 13). По мнению Рамбана, если по той или иной причине суд не может покарать убийцу, кровник должен это сделать в частном порядке. Остальные законоучители не разделяют такого подхода, соглашаясь, впрочем, что кровник своим отмщением исполняет заповедь правосудия.

Легитимной причиной отмщения может быть не только убийство. В Торе мы находим и иные поводы для мести. Один из самых показательных примеров — то, что совершили сыновья Яакова в Шхеме в качестве воздаяния за изнасилование их сестры Дины. Но этот случай не является — по целому ряду причин, анализ которых в рамках этой статьи невозможен — основой для правовых выводов для последующих поколений.

Кажется само собой разумеющимся, что достойное отмщения убийство должно быть намеренным. Ведь если чья‑либо смерть стала результатом нелепой случайности, простительной порой невнимательности и т. п., как‑то жестоко и несправедливо мстить за нее. Хотя именно так и считают большинство законоучителей, по мнению рабейну Шломо Ицхаки, Раши, речь идет о непреднамеренно убившем, скрывшемся в «городе‑убежище» (Сангедрин, 45б). Отлучаться из города чревато, потому что за пределами этой территории у мстителя есть разрешение убить беглеца. Умышленный убийца не может найти укрытия от суда или от мстителя. Когда же степень преднамеренности убийцы не ясна, уровень ответственности определяет суд. И если решением суда убийца объявлен как «ненамеренный», его запрещено убивать в рамках мести, пока тот находится на территории «города‑убежища».

Особняком стоит ситуация, когда убийство произошло при спасении какого‑либо человека от нападения, грозящего тому гибелью. Если убийца мог остановить насилие ценой ранения, но вместо этого убил, кровник вправе отомстить за эту смерть (Сангедрин не вправе казнить в подобном случае).

Пришло время рассмотреть вопрос о том, что же дозволено мстителю в рамках кровной мести? Большая часть законоучителей считает, что Тора разрешает кровнику быть только исполнителем приговора суда, палачом убийцы, не более. Однако, согласно иным мнениям (Рамбан и Меири), мстителю даны большие полномочия: преследовать убийцу и доставить его в Сангедрин или же прикончить самому. Есть и мнение (р. Нисим, Ран), согласно которому функция кровника заключается в роли обвинителя перед судьями.

Конечно, нельзя не учитывать обстоятельства, при которых совершилось убийство. И степень достоверности нашего знания об убийстве также может варьироваться. Изначально, как известно, для осуждения убийцы необходимо, чтобы два соблюдающих заповеди еврея вместе видели бы содеянное, а также чтобы тот был заранее предупрежден, что он собирается совершить наказуемое преступление. Когда же убийство произошло при одном свидетеле или хоть и на глазах у двоих, но без предупреждения, возможность отомстить уже не столь очевидна и является предметом спора законоучителей. Оно и понятно: практически по всем мнениям кровная месть не может свершиться без санкции Сангедрина.

Тут надо пояснить, что само право на воздаяние не связано лишь с кровным родством. Иными словами, тогда, когда у убитого нет тех, кто мог или хотел бы отомстить, Сангедрин может даже назначить специального «маршала», который исполнит приговор в качестве мстителя! То есть возмездие должно быть неотвратимым, оно должно свершиться в любом случае.

О том, почему любое убийство требует адекватного воздаяния, написано много и, в основном, в книгах по каббале. Впрочем, идея равновесия в мироздании понятна и близка и тем, кто не знаком с каббалистической мудростью. Там, где случилась кривда, должно прийти правосудие и воздаяние. Написано в Торе (Берешит, 9:6): «Проливший кровь человеческую — человеком же и его кровь прольется, потому что по образу Б‑жьему создал человека». Обратите внимание на высказанный здесь аргумент, он не морализаторский, он даже не социальный — он о том, что покушение на созданную Творцом уникальную личность неминуемо должно вернуться бумерангом тому, кто покусился! Иначе говоря, кровная месть — это не некое исключение из запрета убивать, разрешение прикончить убийцу, но акт восстановления справедливости, причем не только земной, но и небесной.

Йоав убивает Авнера. Ксилография. Нюрнбергская хроника. 1493. Библиотека Морса, колледж Белойт

Кто может стать мстителем? Тот, кто является первым наследником убитого, тот и должен быть первым мстителем за гибель родственника. А за ним и остальные — потенциальные и реальные — наследники. Поэтому, к примеру, если отец умертвил сына, брат убитого не может быть мстителем, потому что отец наследует своему сыну, а не брат. Однако внук убийцы, он же сын убитого, может мстить. Женщина также может быть мстителем, однако, так как применение женщинами оружия запрещено Торой (см.: Шульхан арух, Йоре деа, 182:5 в «Биур а‑Гра»), ей придется использовать подручные средства или яд и т. п.

Для наглядности смоделируем ситуацию, в которой присутствуют и убийство, и последующий этап разбирательства, и выход на сцену мстителя. Итак, предположим, между работниками в поле во время перерыва случается конфликт, в результате которого один из участников драки лежит бездыханный с раскроенным черепом.

1) По мнению Раши, достаточно, если он был убит в результате неосторожного замаха мотыгой одного из ссорящихся.

2) Второй вариант: убитый агрессивно вел себя, угрожал мотыгой и даже уже замахнулся ею на кого‑либо, и тогда один из присутствующих вот так неудачно «нейтрализовал» задиру.

3) Третий, самый простой, вариант: в процессе драки был убит один из ссорящихся, причем на глазах двух и более свидетелей. Другое дело, что свидетели сами были заняты и никто не закричал что‑нибудь вроде: «Остановись! Ты его убьешь!»

Убийца, в принципе, может удариться в бега. В те времена это было легче: не существовало еще баз данных, мобильной связи и прочих средств, помогающих устроить грамотную облаву на преступника, но, с другой стороны, особо далеко не убежишь, да и везде нужно как‑то объяснить, кто ты такой и откуда. Одинокий путник практически не мог пересечь большие пространства, не оставив следов. Поэтому наш убийца избирает путь правосудия. В конце концов, если убийство будет классифицировано судом как непреднамеренное, ему грозит переселение в «город‑убежище», что, конечно, неприятно, но сохранит ему жизнь. Если же его поступок все же будет определен как намеренное убийство, ему не приходится опасаться судебной системы: не было предупреждения перед судьбоносным ударом, а следовательно, недостаточно условий, чтобы его казнить. Пока же суд разбирается со свидетельствами и прочим, он может рассчитывать на защиту от кровника. Убийца бежит или в Сангедрин, или в «город‑убежище». Хотя, судя по сказанному в Талмуде, в городе‑убежище не было спецохраны на случай, если мститель захочет пренебречь запретом убивать на территории таких городов. В принципе, вероятность того, что мститель попытается достать убийцу в «городе‑убежище» еще до его конвоирования в Сангедрин, велика: ведь намеренного убийцу город не спасает, а мститель уверен, что убийство было совершено намеренно, и, значит, может и рискнуть. Если свидетели подтвердят это задним числом, к кровнику претензий не будет. Поэтому, конечно, лучше сразу бежать в сторону Сангедрина — или того, что в Иерусалиме, или Высшего Сангедрина данного колена.

Если убийца поступил мудро, сбежав под крыло суда, он получает охрану до конца расследования, которое в те времена не занимало много времени. Если у убийцы есть такая возможность, он дает знать близким о случившемся, готовит почву к возможному переселению (например, пока соседи еще не узнали, можно продать дом дороже), а то и к бегству, если все же выяснится, что «город‑убежище» — не для него.

Следующим этапом будет заседание суда, выслушивание свидетелей. Если следовать мнению, что заповедь кровной мести заключается в старании кровника привести к смертному приговору обвиняемого, тот выступает в суде, излагая историю случившегося с наиболее невыгодной для убийцы точки зрения. Хотя понятно, что при этом его шансы невелики: еврейский суд не готов отправить на смерть без очень‑очень веских доказательств. А подкупать свидетелей, фабриковать дело таким образом, что оно тянуло бы на «высшую меру», — это уже, конечно, не заповедь, а наоборот. Можно попытаться добраться до убийцы прямо в зале суда, но присутствие убийцы во время судебного разбирательства необязательно, а учитывая обстоятельства, и нецелесообразно.

Если убийство признано ненамеренным, то, по мнению Раши, у мстителя все же есть право убить, но только за пределами «города‑убежища», куда убийцу конвоируют под охраной. Для мстителей это непреодолимая преграда, и им остается запастись терпением и выслеживать убийцу за периметром города после того, как его туда отконвоируют. Хотя, понятно, выход можно найти и здесь: например, выманив (или вытащив) убийцу за черту города, мститель может прикончить его. Специально из опасения подобных ситуаций в «городах‑убежищах» запрещалось создавать на улицах преграды, способные помешать скрыться от преследования, типа лотков, бельевых веревок и пр. Вооруженной стражи, как уже говорилось, в этих городах не было. Полагались на богобоязненность мстителей, а также на страх перед судом, который может казнить теперь уже мстителя за превышение полномочий.

Так считает Раши. Однако, согласно иным мнениям, в подобном случае у мстителя нет права убивать и только обязанность уйти в изгнание заставляет ненамеренного убийцу удалиться в «город‑убежище». Хотя и с практической точки зрения это, безусловно, дает ему больше шансов выжить — ведь не все мстители готовы отступиться от мести только потому, что суд решил иначе.

Если же суд определил, что убийство было преднамеренным, и все, что мешает казнить убийцу, это только отсутствие предупреждения перед ударом или наличие одного лишь свидетеля при необходимых двоих, по большинству мнений, мститель получает право на убийство, а убийцу все же отпускают, давая ему шанс сбежать. А там уж как повезет.

В наше время у потенциального мстителя руки связаны совершенно: современные законоучители не позволяют даже сдать убийцу еврейскому суду, так как у Сангедрина сегодня нет юридической силы (да и самого Сангедрина тоже нет), а решения подобного уровня Тора не делегировала никакой другой инстанции. Понятно, что, если убийцей был нееврей, разговор иной: ведь, по большинству мнений, государственный суд в цивилизованных странах вполне соответствует стандартам «бней Ноах», то есть общечеловеческим обязанностям вершить справедливое судопроизводство. А значит, предать убийцу такому суду — богоугодное дело. Даже в наше время в рамках заповеди кровной мести потратиться на это в должной мере — обязанность кровника.