Когда Талмуд в центре соблюдения, теология оживает
Материал любезно предоставлен Tablet
Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз поговорим о том, как Устный закон вовлекает интеллект в решение конкретных задач на логику и интерпретацию — вместо того чтобы просить нас пассивно соглашаться во всем с мудрецами.
На этой неделе мы дошли до 7‑й главы трактата «Псахим», где мудрецы продолжают разбор законов о пасхальной жертве, которая в храмовую эпоху была центральным элементом праздника Песах. Немного странно было читать про Песах, в то время как на дворе близится Рош а‑Шана. Впрочем, на второй год чтения Талмуда я уже привык к расхождениям между календарем даф йоми и текущим еврейским календарем.
Мне представляется раскрепощающей идея поместить Талмуд — а не молитву — в центр моего еврейского образа жизни. Став взрослым, я никогда регулярно не посещал синагогу, а, как отметила недавно в «Таблете» Абигайль Погребин, осенние праздники — это то время, когда проблемы с молитвой у евреев встают особенно остро. Большинство из нас толком не понимают ивритские слова, которые мы должны произносить, а если и понимают — не верят им. А вот чтение Талмуда пробуждает те участки интеллекта, которые спят во время богослужения. Вместо того чтобы просить нас пассивно соглашаться с проблематичными теологическими идеями (к примеру, верой в то, что в течение этих десяти дней Б‑г решает, кто будет жить, а кто умрет в следующем году), Талмуд активно вовлекает наш интеллект в решение конкретных задач на логику и интерпретацию.
Возьмите, к примеру, библейское предписание о том, как правильно готовить пасхальную жертву. В 12‑й главе Исхода Г‑сподь, готовясь уничтожить египетских первенцев и освободить наконец народ Израиля из рабства, приказывает евреям приготовить ягненка или козленка для забоя: «пусть съедят мясо его в сию самую ночь, испеченное на огне; с пресным хлебом и с горькими травами пусть съедят его; не ешьте от него недопеченного или сваренного в воде, но ешьте испеченное на огне, голову с ногами и внутренностями; не оставляйте от него до утра; но оставшееся от него до утра сожгите на огне» (Исх., 12:8–10).
Это была первая пасхальная жертва, и она послужила образцом для тысяч жертв, принесенных в Храме на протяжении последующих столетий. Но мудрецы Талмуда, как всегда, столкнулись с проблемой интерпретации: как истолковать лаконичные приказы Б‑га, дабы воплотить их на практике? К примеру, библейский стих однозначно предписывает мясо жарить, а не варить и не запекать никоим образом. Обычно вы бы стали жарить ягненка или козленка, насадив его на металлический вертел. Однако металл нагревается, и нагреваются внутренности ягненка, так что они оказываются приготовленными, но при этом не обжаренными на огне. Считается ли эта опосредованная жарка за способ, предписанный в библейской заповеди?
В Псахим, 74а Гемара объясняет, что да, считается: «Что касается металлического вертела, то, когда часть его нагревается, он весь нагревается, и мясо жарится благодаря нагретому вертелу. А Милосердный говорит в Торе, что ягненок должен быть обжарен на огне, а не с помощью чего‑то еще». Как и во многих других талмудических дискуссиях, решение зависит от определения сущности. Ягненок — это единая сущность или же он состоит из частей — мяса с внешней стороны и внутренностей, каждая из которых должна быть обжарена на огне? В Мишне есть два мнения на этот счет. Рабби Йосе а‑Глили полагает, что конечности и внутренности должны готовиться внутри туши, в то время как рабби Акива считает их отдельными сущностями, которые должны быть отделены от туши и жариться рядом на том же вертеле: «Конечности и внутренности подвешивают на вертел рядом с головой животного». (Мне это напомнило дискуссию в трактате «Шабат» о том, является ли слюна во рту человека частью его организма или же отдельной сущностью; в последнем случае нельзя в субботу ходить по улице с влажным ртом — это приравнивается к перенесению предметов.)
Если вы не можете использовать металлический вертел для приготовления пасхальной жертвы, вам придется вместо него использовать деревянный. Но тут возникают свои проблемы. В Мишне указывается, что кол должен быть вытесан из «гранатового дерева», его следует «воткнуть в пасть ягненка и довести до его заднего прохода». Почему, вопрошает Гемара, мы должны использовать гранатовое дерево? Почему не смоковницу или пальму? Ответ в том, что эта древесина содержит влагу в виде древесного сока, и если нагреть кол, вытесанный из смоковницы или пальмы, выделится пар. А пар приведет к тому, что части внутренностей, ближайшие к деревянному вертелу, сварятся. А как мы знаем, применительно к пасхальной жертве варка строго запрещена — даже в таком микроскопическом объеме.
На этом этапе Гемара отклоняется от темы вертелов, углубляясь в более общую дискуссию о способах приготовления пищи, из которой следует выводы, релевантные не только для Песаха, но и для кашрута в целом. Рабби Йосе а‑Глили, как уже упоминалось, считал, что конечности ягненка должны готовиться внутри туши. Это заставило амораев задаться вопросом о законности готовки мяса внутри другого мяса. По правилам кашрута мясо нужно высаливать, чтобы обескровить его, поскольку употребление крови в пищу строго запрещено. Но применимо ли это и к мясу, приготовленному внутри другого куска мяса? Следует ли беспокоиться, что кровь из внутреннего куска мяса проникнет во внешний и раскошерует его?
Абайе считает, что да, раскошерует, но Раба не согласен: «Как он впустит ее, так и выпустит ее», — заключает он. То есть если кровь выделится из внутреннего куска и будет впитана внешним, то и из него она потом выделится и сгорит в огне. Тот же принцип применяют к сердцу животного. Сердце нужно разрезать и обескровить перед тем, как готовить. Но если мы забудем это сделать и начнем готовить его с кровью, оно все равно остается кошерным, поскольку во время готовки кровь будет впитана окружающими частями туши, а потом «выпущена» ими.
Всего вышесказанного, кажется, уже достаточно, чтобы впечатлительный читатель решил стать вегетарианцем. Но если вы все еще едите мясо, почитайте Псахим, 76а, где Гемара задается вопросом, что случится, если кусок мяса упадет в крынку с молоком. Можно ли просто вынуть мясо, промыть его от молока и съесть? Или же надо полагать, что мясо успело впитать молоко и стать некошерным? Оказывается, ответ зависит от того, горячие или холодные эти продукты. Если и мясо, и молоко нагреты, то «все согласны в том, что пища становится запретной»: температура заставляется мясо и молоко впитать частицы друг друга — и оба становятся некошерны. Однако если оба продукты холодные, то взаимопроникновения не происходит и мясо можно сполоснуть и употребить в пищу.
Сложнее ситуация, если мясо горячее, а молоко холодное — или же наоборот: мясо холодное, а молоко горячее. В таких случаях судьбу продуктов определяет то, что во что упало, или, на языке Талмуда, что «верхнее», а что «нижнее». Согласно Раву, «верхнее преобладает»: если горячий кусок мяса упал в стакан с холодным молоком, тепло от «верхнего» продукта проникнет в «нижний» и раскошерует оба. Шмуэль же говорит обратное: «нижнее преобладает», и алаха следует его подходу. Как указывают комментарии к Талмуду, изданному издательством «Корен», подход Шмуэля согласуется с физикой, которая учит, что тепло поднимается вверх. Если вы уронили холодный кусок мяса в стакан с теплым молоком, тепло от молока поднимется и нагреет мясо.
Наконец, Талмуд обращается к еще одному вопросу. Является ли аромат пищи частью пищи? В таком случае должно быть запрещено готовить кошерное и некошерное мясо в одной и той же печи, поскольку запах некошерного наверняка проникнет в кошерное и раскошерует его. Алаха утверждает, что так и есть, однако Леви не соглашается, говоря, что «это просто запах, а запах — это ничто». И он так и поступал в соответствии с этим принципом: Гемара сообщает, что однажды он жарил вместе, в одной печи, козленка и поросенка.
Мы видим, как отвлеченные вопросы, что есть целое и что есть часть, Талмуд переводит на очень конкретный язык запаха и вкуса, мяса и крови.
Оригинальная публикация: When Talmud Is the Focus of Jewish Observance, Theology Comes to Life