Как Леви стал коэном
В своем исследовании известный библеист, почетный профессор Университета Бар‑Илан и Гарвардского университета Джеймс Кугел рассматривает основные вехи жизненного пути Яакова, стремясь к объемному осмыслению знакомого всем библейского сюжета. Монография Джеймса Кугела «Древнерусский мидраш» готовится к выходу в свет в издательстве «Книжники». Предлагаем вниманию читателей ее фрагмент.
В Древнем Израиле считалось, что колено Леви имеет особые отношения с богослужением. Многочисленные библейские тексты называют левитов священническим коленом и приписывают им некоторые специфические функции, связанные с молитвой Б‑гу. Но почему именно левиты были выбраны для этой чести и как осуществлялся выбор? Ответить на этот вопрос должны несколько библейских повествований. Так, выбор левитов в одном из них связан с их рвением в инциденте с золотым тельцом (Шмот, 32:25–29), в то время как в других Б‑г выбрал левитов потому, что левит Аарон служил коэном (Дварим, 10:8), или, возможно, это был результат слов прощального благословения, данного Моше этому колену перед смертью (Дварим, 33:8–10). Нет нужды говорить, все эти отрывки определяют выбор левитов на священническую роль временем, когда Моше был жив, а жил он через три поколения после родоначальника колена Леви.
Удивительно, что, несмотря на библейские свидетельства, в некоторых ранних постбиблейских текстах утверждается, что избрание левитов произошло раньше, во времена самого Леви, сына Яакова. В сущности, в них говорится, что Леви не только был проинформирован о священническом будущем своих потомков, но и сам еще при жизни был рукоположен и исполнял обязанности коэна, принося жертвы Б‑гу. Такие идеи можно найти в трех древних текстах: 1) в книге Юбилеев, созданной во II столетии до новой эры; 2) в древнем тексте под названием «Арамейские фрагменты Левия» (АФЛ), без точной датировки, известном ученым по фрагментам, обнаруженным в свитках Мертвого моря ; 3) по собранию еврейских рукописей, найденному в хранилище одной каирской синагоги — Каирской генизе ; 4) в Завете Левия, части Завета двенадцати патриархов . Для удобства изучающих АФЛ я пользовался новым разделением на главы и стихи, принятым в этой книге. В остальных Заветах тоже, в таких пассажах, как Завет Рувима, 6:7–12; Завет Иуды, 21:1–5, Завет Иссахара, 5:7 и т. д.”], написанном в чуть более поздний период и явно под влиянием АФЛ. В каждом из этих текстов так или иначе говорится, будто Г‑сподь сообщил Леви, что он и его потомки будут коэнами во веки веков, а также, что во исполнение этого сам Леви был рукоположен в священничество и обучен всем священническим процедурам. В этой главе я желал бы выяснить происхождение этой толковательной традиции и, в частности, исследовать некоторые экзегетические вопросы, как мне кажется связанные с ее зарождением и развитием.
Клятва Яакова
Перед тем как обратиться к соответствующим отрывкам из Юбилеев и двух других источников, полезно будет определить хотя бы одну исходную точку традиции возносить Леви на священничество. [Речь о случае, когда] во время путешествия в Бейт‑Эль Яаков увидел большую лестницу, протянувшуюся от земли к небесам. На следующее утро, когда надо было идти дальше, Яаков камнем отметил место, где ему было это видение, и дал ему новое имя, а затем торжественно поклялся:
И нарек имя месту тому: Бейт‑Эль, а прежнее имя того города было Луз. И положил Яаков обет, сказав: если Б‑г будет со мною и сохранит меня в пути сем, в который я иду, и даст мне хлеб есть и одежду одеться, и я в мире возвращусь в дом отца моего, и будет Г‑сподь моим Б‑гом, — то этот камень, который я поставил памятником, будет домом Б‑жьим; и из всего, что Ты, [Б‑же], даруешь мне, я дам Тебе десятую часть (Берешит, 28:19–22).
Именно эта клятва вызывает особый интерес у толкователей, объясняющих, как Леви возвысился до священничества. Если другие аспекты этой истории: видение Яакова как таковое и его значение, этиологическая связь Бейт‑Эля с этим рассказом — стремятся полностью завладеть вниманием современных читателей, то древних комментаторов больше волновала клятва Яакова отдавать Б‑гу одну десятую часть (десятину) всего, что он получит. Нигде в дальнейшем не говорится напрямую о том, была ли она исполнена. Но не выполнить обет — это серьезно, это тяжкий грех (Дварим, 23:22). И вряд ли добродетельный Яаков позволил себе провиниться в таком грехе. Интересно также, как именно он исполнил свой обет, потому что в более поздние времена десятина отдавалась только членам священнического колена — левитам (см.: Бемидбар, 18:21–28). Но каким левитам мог отдать десятину Яаков? Этого колена еще не существовало!
Одно толкование, известное из раввинистических источников, предлагает ответ по меньшей мере на первый вопрос. Экзегеты рассматривают более поздний эпизод: борьбу Яакова с «мужем» (то есть с ангелом)
у брода Ябок (Берешит, 32:24–32) как следствие клятвы, принесенной в Берешит, 28:22. Яаков и в самом деле не смог сдержать клятвы, и по этой причине ангела послали с ним
бороться.
Яаков хотел было перейти реку по броду Ябок, но был остановлен. И сказал ему ангел: «Ты не сделал, как обещал (Берешит, 28:22): “дам Тебе десятину”» (Пиркей де‑рабби Элиэзер, 37) .
Другой источник также связывает выплаты Яакова по обету с этой ночью у брода Ябок, предполагая, однако, что Яаков выполнил клятву как раз перед появлением ангела:
«“И взял он из того, что пришло в его владение…” — отделил десятину, а из того, что осталось, послал подарок брату своему Эсаву» (Мидраш Леках Тов, 32:14) .
Связь с Бейт‑Элем
Но есть и еще один эпизод, который древние толкователи тоже стремились связать с неисполненным обетом Яакова, дальше в книге Берешит, сразу после того, как сыновья Яакова отомстили жителям Шхема за насилие над Диной:
Б‑г сказал Яакову: встань, пойди в Бейт‑Эль и живи там, и устрой там жертвенник Б‑гу, явившемуся тебе, когда ты бежал от лица Эсава, брата твоего (Берешит, 35:1).
Указание построить жертвенник на том самом месте, где Яаков раньше принес обет, похоже на вежливое напоминание: «Расплачивайся!» И поэтому, например, Иосиф Флавий связывает этот приказ в Берешит, 35:1 с предыдущим обетом Яакова:
Тогда явился ему Г‑сподь Б‑г, повелел ему успокоиться, подвергнуть «Шатры» очищению и принести наконец те жертвы, относительно которых Яаков дал обет после сновидения при своем путешествии в Месопотамию (Иосиф Флавий. Иудейские древности, 1:341).
Некоторые раввинистические источники тоже полагают, что в Бейт‑Эле Яаков запоздало выполнил клятву . И эта же традиция толкования служит отправной точкой повествования в Юбилеях, АФЛ и Завете Левия. Однако эти источники уточняют: на самом деле жертву за Яакова принес сын его Леви — он был произведен в коэны и, таким образом, совершенно естественно выполнил эту функцию в Бейт‑Эле.
Леви был назначен коэном
Начнем с изложения событий в Бейт‑Эле в Юбилеях.
И пребывал он [Яаков] в ту ночь в Бейт‑Эле, и снилось Леви, что назначили его и сделали коэном Б‑га Всевышнего, его и сынов его навеки; и пробудился он от сна, и благословил Б‑га. И встал Яаков рано утром, в четырнадцатый день этого месяца, и дал он десятину от всего, что шло с ним, и людей, и скота, и золота, и всех сосудов и одежд, воистину, от всего дал он десятину. И в те дни забеременела Рахель сыном своим Биньямином. И сосчитал Яаков сыновей своих от него [Биньямина] к старшему, и выпал Леви удел Б‑гу, и облачил его отец в одежды священства, и наполнил руки его. <…> И брал он (Яаков) десятину от всех животных чистых, и возжигал жертвоприношение, но животных нечистых не давал он Леви, сыну своему, но все души человеческие дал он ему. И Леви исполнял служение священническое в Бейт‑Эле пред Яаковом, отцом своим, преимуществуя пред десятью братьями своими, и был он коэном здесь (Юбилеи, 32:1–10).
Согласно Юбилеям, Леви был специально назначен совершить богослужение у жертвенника в Бейт‑Эле: он приносил жертвы и получал десятину от отца по обету. Следует заметить, однако, что этот короткий отрывок на самом деле дает две разные версии того, как Леви был избран на эту роль. Первая — ему приснился сон, в котором его рукоположили и сделали коэном, «его и сынов его навеки». Но продолжение рассказа — Яаков (явно ничего не зная об этом сне) решил наконец исполнить свой давний обет: отдать десятину Б‑гу не только материальными ценностями, но также и сыновьями. Начав считать от младшего, Яаков назначил десятого, Леви, своего рода человеческой десятиной — «долей Г‑спода». Это означает: Леви станет коэном, что проясняет следующая фраза: «И облачил его отец в одежды священства, и наполнил руки его» (последнее — технический термин для рукоположения в коэны) (см.: Шмот, 28:41, 29:9 и т. д.).
Эти два мотива необязательно взаимоисключающие; в самом деле, получается, что Леви приснился сон, а Яаков, ничего не зная об этом, отсчитал десятого сына от конца и пришел к тому же, что было во сне Леви. Однако поражает сам этот факт: два объяснения представлены совершенно независимо друг от друга, причем каждого из них было бы вполне достаточно, чтобы объяснить, почему именно Леви был выбран на эту роль. Леви, увидев сон, мог бы рассказать его Яакову, и тот последовал бы указаниям этого сна и сделал его коэном. Другой вариант: сна не было, но Яаков пришел бы к тому же, просто отсчитав десять сыновей назад от Биньямина. Таким образом, эти два расширения нарратива библейского текста можно рассматривать как воплощения двух соперничающих мотивов: «Леви приснилось, что он рукоположен» и «Леви — человеческая десятина». Каждый далее предлагает свои обстоятельства, объясняющие, как именно Леви оказался избран на священство .
Месть Леви вознаграждена
Однако еще более поразительно, что, помимо сна Леви и решения Яакова отдать десятину сыновьями, в Юбилеях есть еще два объяснения того, как Леви оказался назначен на священство. Оба приведены несколько раньше в тексте. Первый — в рассказе об истории с Диной (Берешит, 34) и ревностном отмщении за сестру, учиненном Леви и его братом Шимоном <…> Вспомним: после рассказа об этих событиях в Юбилеях значится:
И было избрано семя Левия для священства, чтобы быть левитами, чтобы служили они Б‑гу непрестанно, как мы (ангелы) , и чтобы благословенны были Левий и сыны его; ибо имел он ревность творить правду и суд, и отмщение всем, кто поднялся против Израиля (Юбилеи, 30:25–26).
Согласно этому отрывку, священство явно было даровано Леви как награда за ревностные карательные действия в отмщение за сестру.
Ицхак благословил Леви на священство
Следующая глава Юбилеев проводит несколько иную идею. Придя в Бейт‑Эль (за некоторое время и до сна Леви, и до обратного отсчета), Яаков решил отклониться от курса и навестить своего отца Ицхака и взял с собой сыновей Леви и Йеуду. (Этого визита нет ни в Берешит, ни, что важно, в раввинистических пересказах.) Ицхак видит двух сыновей Яакова, и тотчас «низошел дух пророчества на уста его». И он благословил Леви такими словами:
Да благословит Б‑г всех вещей, великий Г‑сподь всех веков, тебя и детей твоих во все века. И пусть даст Г‑сподь тебе и семени твоему славу великую, и даст тебе и семени твоему из всей плоти приблизиться к Нему, дабы служить Ему в святыне Его, подобно ангелам лица Его и святым ангелам. <…> Они будут говорить слово Г‑сподне в праведности, и будут они судить все суды Его в праведности. И объявят они пути Г‑сподни Иакову и стези Г‑сподни Израилю. Благословение Г‑сподне будет даваться устами их, дабы благословлять все семя возлюбленного. Мать твоя нарекла тебе имя Левий, и верно нарекла она имя тебе: соединишься ты с Г‑сподом и будешь другом всем сынам Иакова. Да будет стол Его твоим и да будешь ты и сыны твои есть за ним (Юбилеи, 31:19–27).
То, что это призыв к священству, понятно из слов: «служить Ему в святыне Его», а также: «да будет стол Его твоим, и да будешь ты и сыны твои есть за ним». Более того, «благословение Г‑сподне будет даваться устами их» восходит к благословению на священство, описанному в Бемидбар, 6:22–27. Коротко говоря, здесь вечно служить в святыне Леви и его потомков назначает Ицхак.
Мы уже видели, что феномен избыточности достаточно часто встречается в древних экзегетических текстах. Обычно он возникает, когда автор какого‑то текста знает две более ранние версии этой истории или два разных объяснения одного и того же явления; не в силах или не желая выбрать между ними, автор стремится вплести в свое повествование оба. Но, поступая так, автор неизбежно приходит к тому, что, так сказать, убивает двух зайцев одним выстрелом — то есть дает две разные причины одного события или два разных описания того, как оно происходило. В рассматриваемом случае мы имеем чистый образчик «избыточности» — четыре, по‑видимому, независимых объяснения того, как Леви обрел священство и левитскую службу: 1) посредством посланного Б‑гом сновидения; 2) в результате формального отсчета Яакова «человеческой десятины» в Бейт‑Эле; 3) в награду за рвение при отмщении за Дину; 4) по пророческому благословению его деда Ицхака. Как уже отмечено, эти четыре объяснения необязательно противоречат друг другу: пророческий сон о священстве легко уживается с «человеческой десятиной» Яакова и с благословением Ицхака. Но совершенно незачем Юбилеям утверждать, что случились все эти четыре события, если любого из них было бы достаточно для изменения статуса Леви. На самом деле они несколько разнятся по тону: утверждение, что Леви стал коэном по счастливой случайности, то есть от того, что он десятый сын, если считать с конца, конечно, диссонирует с утверждением, что он заслужил священство достойными деяниями, — так заслужил или не заслужил? И как это Леви приснился пророческий сон о том, что Б‑г избрал его на священство, если он уже узнал в точности то же самое от Ицхака, когда на уста того «низошел дух пророчества»? Опять‑таки ни одно из этих четырех объяснений не соотносится с другими: в Юбилеях не говорится: «Леви приснился сон, и то же самое сказал ему Ицхак в своем благословении»; равно как и не говорится, что «Яаков отсчитал назад, и десятым сыном оказался Леви; это подтвердило слова Ицхака и то, что было написано на небесных скрижалях об отмщении Шхему». Нет, все четыре присутствуют совершенно независимо. И это еще один признак избыточности.
Арамейские фрагменты Левия (АФЛ)
Обратимся к рассказам о возвышении Леви до священства, обнаруженным в Арамейских фрагментах Левия. Как понятно уже из названия, этот текст сохранился лишь в отдельных фрагментах. Какие‑то части его были найдены в конце XIX века в Каирской генизе, какие‑то — в свитках Мертвого моря в Кумране, в пещерах 1 и 4. Вдобавок фрагменты этого самого текста сохранились в греческом переводе в одной древней рукописи Завета Левия, найденной в монастырской библиотеке на горе Афон, в Греции. Есть также сирийский (арамейский) фрагмент этого текста.
Первое, что приходит в голову: эти арамейские фрагменты могли быть просто частями изначальной арамейской версии Завета Левия, которая затем была переведена на греческий и сохранилась в составе древнего греческого сочинения, известного как Заветы двенадцати патриархов. Однако постепенно стало ясно, что арамейский и греческий тексты, хотя и имеют много общего, все же различны. Так что арамейский текст был назван «Арамейские фрагменты Левия» (АФЛ), или «Арамейский Левий». Тот факт, что часть этого арамейского текста была найдена среди свитков Мертвого моря, указывает на его древность — самые древние кумранские фрагменты палеографы датируют последними десятилетиями II века до новой эры, а его составление предположительно произошло еще раньше. Представляется вероятным, что АФЛ послужили своего рода источником Завета Левия, каким мы знаем его в Завете двенадцати патриархов, поскольку некоторые фрагменты АФЛ совпадают с Заветом Левия фраза за фразой и даже слово в слово. Ясно, однако, что Завет не просто перевод АФЛ, а свободное переложение.
Как же, согласно АФЛ, Леви стал коэном? Трудно с уверенностью определить порядок фрагментов, но ближе к началу Леви рассказывает, как в юности долго молился Б‑гу, прося Его, кроме всего прочего, «явить мне милость и приблизить меня, чтобы я был Твоим слугой и совершал богослужение перед Тобой». После этого следует обрывочный отчет о видении Леви:
Потом я продолжал <…>
К отцу моему Иакову и <…>
От Абель‑Мауль (Авель‑Маим). Потом <…>
Я лег и вспомнил [Потом было мне видение <…>
В видении этом явилось мне, я увидел небе[са надо мной, высоко, достигающие небе]с ворота небесные, и ангел <…>
(AФЛ, 4:1–6 = 4Q213a, фрагмент 1, колонка 2).
Здесь текст обрывается. Однако в параллельном отрывке греческого Завета Левия ангел, помянутый в самом конце приведенного выше фрагмента, проводил Леви на небеса и открыл ему кое‑какие местные тайны. Также ему было рассказано о блестящем будущем, которое ждет его и его потомков. Леви скрыл все это в сердце своем и никому не рассказал. После чего было ему второе видение с семью «человеками» (ангелами), которые рукоположили его в коэны. И отсюда историю продолжает следующий фрагмент АФЛ.
И эти семеро отошли от меня, и я проснулся. И сказал: «Это мне привиделось, и я поражен, что мне было видение». И я скрыл это в сердце своем и никому не открыл. И мы пошли к отцу моему Исааку, и он тоже [благословил] меня. Потом, когда [отец мой] Яаков отсчитал десятую часть <…> всего, чем он владеет согласно своему обету <…>, я был первым впереди <…> и мне из всех своих сыновей он дал принести жертву <…> Б‑гу, и он облачил меня в священнические одежды и рукоположил меня, и я стал служитель Б‑га вечного. И я принес все его жертвы, и благословил отца своего, и благословил братьев своих. Тогда все они благословили меня, и отец мой тоже благословил меня, и я закончил принесение жертв в Вефиле (Бейт‑Эле). И мы ушли из Вефиля и остановились в доме отца нашего Авраама с Исааком, отцом нашим. И отец наш Исаак увидел всех нас, и благословил нас, и возрадовался. Узнав, что я коэн Б‑га Всевышнего, Г‑спода на небесах, он стал учить меня и преподавать мне закон священства (AФЛ, 4:12–5:8 [4Q213b, с восстановленным окружающим текстом от a и b]).
После того как семь ангелов закончили с Леви, он должен был понять, что его сделали коэном, но, как и о первом сновидении, никому ничего не рассказал. Леви (как и в Юбилеях) вместе с отцом идет к Ицхаку, и Ицхак благословляет его, то есть все в соответствии с видением Леви: Леви и его потомки назначены на потомственное священство. Далее действие возвращается в Бейт‑Эль, где Яаков хочет исполнить свой давний обет и отдать десятину. С этой целью Яаков одевает Леви в священническое облачение и делает его «коэном Б‑га вечного».
Словно этого недостаточно, чтобы прояснить обстоятельства возвышения Леви, далее в АФЛ говорится, что Леви с семьей по этому случаю снова посетили Ицхака:
И отец наш Исаак увидел всех нас, и благословил нас, и возрадовался. Узнав, что я коэн Б‑га Всевышнего, Г‑спода на небесах, он стал учить меня и преподавать мне закон священства (AФЛ, 5:7–8 [Бодлианская библиотека b]).
Странно, чтобы не сказать невозможно, что Ицхак только сейчас узнал о священстве Леви, — не сам ли он сказал об этом в своем предыдущем благословении? В конце АФЛ следует длинный кусок, в котором Ицхак наставляет Леви в процедуре богослужения. Под конец этих наставлений (в отрывке, сохранившемся только в греческой рукописи с горы Афон) Ицхак говорит Леви:
А теперь, дитя мое, слушай мои слова, ибо <…> ты священнослужитель Б‑жий, и все твои потомки будут коэнами. И воспитай своих сыновей так, чтобы они действовали по тем правилам, что я тебе показал. Ибо отец мой Авраам повелел мне сделать так и передать своим сыновьям. А теперь, дитя мое, я отпраздную твое избрание на священнослужение и принесу жертву Б‑гу Всевышнему (AФЛ, 10:1–4 [Athos‑Koutloumous, Codex 39; вставка в Завет Левия, 18:2 (51)]) .
АФЛ, таким образом, страдает от той же избыточности, что и Юбилеи, хотя и с некоторым расхождением в деталях. Здесь Леви было два отдельных сновидения относительно его будущего священства (в Юбилеях было только одно), первое — с одним ангелом, второе — с семью. Далее Ицхак благословил его на священство — сбывается второе сновидение; а затем Яаков (по‑видимому, совершенно независимо) во время отделения десятины в Бейт‑Эле снова избирает его на священство. Наконец, Ицхак, узнав, что Леви стал коэном, учит его, как приносить жертвы, при этом говоря, что все его потомки будут коэнами. Таким образом, напрашивается тот же вопрос, что и по отношению к Юбилеям: зачем в повествовании так много различных, причем независимых элементов, служащих одной и той же цели, а именно поведать читателю, как Леви стал коэном? Не достаточно ли было бы одного?
Чтобы разобраться в этой путанице, прежде всего необходимо рассмотреть каждый из этих экзегетических мотивов — ибо это именно экзегетические мотивы — отдельно. Начнем с довольно‑таки простого и легко вычленяемого мотива — Яаков отсчитывает десятого из своих сыновей, начиная от конца, — наличествующего в Юбилеях, 32:3; этот мотив очевидно связан с проблемой не исполненного вовремя обета Яакова, рассмотренной выше.
Леви как человеческая десятина
Мысль о том, что Леви был избран для своей особой роли в результате отсчета Яаковом десятины сыновьями, довольно‑таки проста. В конце концов, Яаков изначально поклялся: «Из всего, что Ты, [Б‑же], даруешь мне, я дам Тебе десятую часть» (Берешит, 28:22); нет ничего невозможного в том, что Яаков, решив наконец исполнить обет, включил сыновей в состав десятины. Это не только объясняет, почему левиты имеют особое отношение к культовому богослужению (они оказались десятым коленом, считая с конца), но и дает Яакову собственного левита — самого Леви, — чтобы в Бейт‑Эле получил обещанную десятину в пользу Б‑га, так же как позднее левиты будут по закону получать десятину от народа Израиля. Так и возник мотив, что Леви был избран Яаковом, чтобы тот был служителем Б‑га в Бейт‑Эле, причем избран единственно потому, что он оказался десятым ребенком (разумеется, считая от конца) .
Следует подчеркнуть, что вдобавок к уже упомянутым факторам были, без сомнения, еще и другие соображения, заставлявшие древних толкователей стремиться связать ту роль, которую впоследствии играли левиты в храмовой службе, с Леви и событиями в Бейт‑Эле. Потому что с давних времен читатели, размышляя о последнем благословении Яаковом сыновей перед смертью (Берешит, 49), пришли к выводу, что Яаков не просто благословил их, но в процессе этого распределил между ними разные доли наследства. Реувен как первенец должен был получить двойную долю, но слова Яакова, обращенные к Реувену в Берешит, 49:3–5, толкуются в том смысле, что двойная доля первенца была у него отнята из‑за греха с Билгой <…> и отдана Йосефу, первенцу Яакова от другой его жены — Рахели. (Как мы видели, эта интерпретация удостоверена в самой Библии, в Диврей а‑ямим I, 5:1.) Благословение Яакова Йеуде в Берешит, 49:8–12 подобным же образом предполагает, что наследование царства было даровано потомкам Йеуды: «…тебя восхвалят братья твои. <…> поклонятся тебе сыны отца твоего. <…> Не отойдет скипетр от Йеуды и законодатель от чресл его» (Берешит, 49:8–10). Так и вышло: когда в Израиле наконец установилось наследование царского трона, привилегия основать царскую династию была дарована Давиду, потомку Йеуды.
Но священство в наследство? Благословение Яакова Леви не отзывается никакими ассоциациями. В сущности, Леви и Шимона Яаков благословил (скорее упрекнул) одним благословением (Берешит, 49:5–7); а упрекал он братьев в лютости мести за сестру Дину. Для толкователей здесь проблема вдвойне: Яаков в этом знаменательном случае не только не дал в наследство священства вместе с царством и двойной долей первенца, но, как показали дальнейшие события, священство оказалось во владении колена Леви, третьего сына Яакова, которому было отдано очевидное предпочтение перед коленом второго сына — Шимона, притом что в последних словах Яакова нет даже намека на предпочтение Леви Шимону, поскольку он обратил к обоим единое благословение.
Мотив «Леви как человеческая десятина» дает подходящее решение обеих этих проблем. Он поясняет, что на самом деле Яаков не пожаловал Леви священство, но задолго до момента благословения в 49‑й главе Берешит Леви уже был избран, за много лет до этого, когда Яаков выплачивал обещанную десятину. И потому Яакову нет надобности упоминать священство в последнем благословении — это дело уже улажено. Больше того, этот мотив изящно объясняет, почему Шимон обойден в пользу Леви. Ничего личного: прежнее поведение братьев здесь ни при чем, это просто слепая арифметика .
Хотя этот мотив дает ответ на два тягостных вопроса относительно выбора Леви, он все же имеет ряд недостатков. Начать с того, что работает он, только если Яаков будет вести отсчет, начиная с младшего сына, а для этого нет ясного обоснования. Стоит ли удивляться, что образовался вариант этого мотива, в котором используется другой метод отсчета. Этот вариант обнаруживается в некоторых раввинистических источниках , например в «Таргуме Псевдо‑Йонатана»:
И ангел в человеческом обличье стал биться с ним, говоря: «Разве ты не сказал, что будешь отдавать десятую часть всего, что имеешь? А ведь у тебя двенадцать сыновей и одна дочь, и ты не отдал десятой их части». Тогда Иаков вычел четырех своих первенцев от четырех разных матерей (по‑видимому, первенцы попадают в особую категорию. — Примеч. авт.), и осталось восемь [мальчиков. Получив восемь,] он вернулся к [началу, то есть] Симеону, и Левий [таким образом] оказался десятым. И архангел Михаил (Михаэль) сказал: «Г‑споди Вседержитель! Вот этот будет Твоим служителем» (Таргум Псевдо‑Йонатана, Берешит, 32:25).
Процитируем отрывок из «Пиркей де‑рабби Элиэзер», развивающий тот же мотив:
Яаков хотел перейти Ябок по броду, но был остановлен там . Ангел сказал ему: «Ты не выполнил обещания “Я отдам Тебе десятую часть” (Берешит, 28:22)». Что сделал Яаков? Он взял весь скот, что привел из Месопотамии, и это было пять тысяч пятьсот овец. И ангел сказал еще Яакову: «Разве нет у тебя сыновей, из которых ты не отдал мне десятины?» Что сделал Яаков? Он вычел четырех первенцев от четырех разных матерей — осталось восемь сыновей. Начал с Шимона и закончил Биньямином, который был еще в материнской утробе. Потом снова начал с Шимона и закончил Леви, и так Леви оказался десятым, и посвящен был Г‑споду, поскольку сказано (Ваикра, 27:32): «Десятая часть будет посвящена Г‑споду». Рабби Ишмаэль сказал: «Все первенцы, несмотря на то что их берегут, должны быть посчитаны». [Таким образом, десятина Яакова учитывала всех сыновей, числом двенадцать,] но Яаков начал отсчет с младшего — с Биньямина, который был в материнской утробе, и так Леви оказался посвящен Г‑споду, и это о нем Писание говорит (Ваикра, 27:32): «Десятая часть будет посвящена Г‑споду» (Пиркей де‑рабби Элиэзер, 37).
Следует отметить, что в обоих этих отрывках место, где Яаков выделял десятину из сыновей, — это брод на Ябоке, а не Бейт‑Эль, как в Юбилеях. Это важный момент, хотя здесь все и очевидно: он говорит о том, что посвящение Леви в коэны посредством «человеческой десятины» не должно происходить в каком‑то строго определенном месте, но должно быть связано с выплатой Яаковом еще одной обещанной десятины, поскольку этот мотив восходит к еще более древнему мотиву, а именно к идее, что, несмотря на молчание Писания, Яаков на самом деле выплатил обещанную десятину — где‑то, в каком‑то месте. А поскольку, согласно этим раввинистическим толкованиям, это произошло у брода на Ябоке, то здесь Леви и был рукоположен в коэны; но если Юбилеи считают, что это же событие имело место позже, в Бейт‑Эле, то в этом тексте «человеческая десятина» была отдана там.
Однако, вне зависимости от места, мотив «Леви как человеческая десятина» несет в себе еще одну проблему — ту, что Биньямин еще не родился, когда десятина выплачивалась. Как мог Яаков считать, начиная с него, если он еще не родился? Решение — посчитать Биньямина в утробе. В Юбилеях говорится: в те дни Рахель забеременела сыном Биньямином. И Яаков посчитал своих сыновей от Биньямина, и Леви выпало стать частью, отданной Б‑гу. Также и в «Пиркей де‑рабби Элиэзер» отмечено, что Биньямин был в материнской утробе. (Интересно, что в «Псевдо‑Йонатане» этот факт не упоминается, хотя и предполагается местом действия — Ябоком.) Считать нерожденного младенца — решение не идеальное; откуда Яаков мог знать, что родится сын? Однако этот недостаток, по‑видимому, был не так страшен, как сведение на нет всего мотива, — мы видим, что он был введен и в книгу Юбилеев, и в некоторые раввинистические источники.
Череда коэнов
Так развивался мотив «Леви как человеческая десятина» — простое механическое объяснение, почему Леви (а не Шимон, к примеру) был избран на священство и почему священства не было среди наследственных привилегий, раздаваемых Яаковом в его последнем слове в Берешит, 49. А что с прочими объяснениями избрания Леви, обнаруженными в других текстах? Рассмотрим второй, столь же несложный мотив, который связывает возвышение Леви до священства с пророческим благословением, данным ему его дедом Ицхаком. Здесь тоже нужны некоторые пояснения, чтобы вполне понять развитие этого
мотива.
Современный читатель склонен не придавать особого значения библейским свидетельствам относительно того, как различные древние персонажи — Ноах, Авраам, Яаков и так далее — приносили жертвы или строили жертвенники в каких‑то местах. Были ли это просто жесты благочестия, говорящие о праведности этих людей? Однако для некоторых древних толкователей такие библейские свидетельства оказываются чрезвычайно важными (и потенциально проблематичными), поскольку указывают на то, что данный персонаж служил как коэн. Этим толкователям кажется невероятным, что древний исраэлит мог просто так, по собственному капризу, принести жертву, — как нам кажется невероятным, что какие‑то профессиональные вещи: проектировать мосты, к примеру, или делать хирургическую операцию — возьмется человек без предварительного обучения и опыта. Конечно, Ноах и остальные не просто импровизировали, решая, каких животных принести в жертву и как их приготовить! Однако в Библии нет специальных указаний, кто из них коэн, и не сказано, был ли кто‑то обучен принесению жертв. Как же тогда понимать эти тексты?
Так была создана традиция, хорошо задокументированная во множестве древних источников, показывающая, что священство существовало со времен Адама, что специальные священнические одеяния (предмет первой необходимости для этой должности) с древнейших времен передавались имеющими священство по наследству и что священнические инструкции тоже передавались из поколения в поколение. Священническая линия наследования шла, по одной версии, от Адама к Ноаху, к Малькицедеку (который также опознается как сын Ноаха Шем) и далее к Аврааму и его потомкам .
Источник, особенно приверженный такому представлению о древнем священстве, — книга Юбилеев. В пересказе библейской истории в Юбилеях Адам, Енох‑Ханох и другие древние персонажи приносят как коэны жертвы Б‑гу, даже если в повествовании книги Берешит нет соответствующих событий (см.: Юбилеи, 3:27, 4:25 и т. д.). Более того — когда в библейском тексте говорится о принесении жертвы, в Юбилеях порой в описание вставлены детали их более поздних священнических правил (см. опять‑таки: Юбилеи, 3:27, где священнические правила из Шмот, 30:34 накладываются на принесение жертвы Адамом, или Юбилеи, 6:3, где в жертвоприношение Ноаха интегрированы правила из Ваикра, 2:1–4, ср.: Шмот, 29:40). Автору Юбилеев явно было важно показать, что эти жертвоприношения были совершены в абсолютном соответствии со священными установлениями, позже прописанными в Пятикнижии. Подобным же образом, излагая историю «соглашения между сторонами», где Б‑г велел Аврааму убить определенных животных (Берешит, 15:9), Юбилеи добавляют подробности, на которые в библейском тексте нет даже намека, — чтобы поведение Авраама соответствовало его статусу коэна: «И воздвиг он здесь жертвенник, и принес все это в жертву, и возлил он их кровь на жертвенник» (Юбилеи, 14:12–13). Понятно, что, когда Авраам состарился и стал готовиться к смерти, он посвятил в священство своего сына Ицхака и обучил его приносить жертвы (Юбилеи, 21). После чего Ицхак возложил на себя наследственное священство и стал приносить жертвы (Юбилеи, 22:3).
Священство Авраама, Ицхака и других в Юбилеях следует понимать в этом экзегетическом контексте. На протяжении всей книги автор Юбилеев предпринимает героические усилия, желая уверить читателя, что позднейшие библейские правила и практики на самом деле были известны и Ноаху, и Аврааму, и другим патриархам; в сущности, главная тема Юбилеев та, что все законы, данные народу Израиля в книгах Шмот, Ваикра, Бемидбар и Дварим, на самом деле были известны гораздо раньше, еще во времена патриархов, и множество намеков на это разбросано по книге Берешит. Законы о священстве для автора явились наглядным образцом его правоты. На его взгляд, любое упоминание в книге Берешит о том, что кто‑то устроил жертвенник, — это фактически указание на принесение жертвы по всем правилам отправления культа, что предполагает наличие коэна, обученного правилам заклания животных, а также, поскольку жертвенники упоминаются в связи с персонажами разной древности, — наследственную передачу священства из поколения в поколение. Поэтому неудивительно, что в Юбилеях Авраам — звено этой цепочки коэнов: книга Берешит упоминает по меньшей мере три жертвенника, построенных Авраамом (12:7–8; 13:4, 18).
Интересно, однако, посмотреть, что происходит в следующих двух поколениях. Как мы отметили, Ицхак, согласно Юбилеям, тоже был коэном, а Яаков не был. Это может удивить, поскольку Яаков в некотором роде — главный герой Юбилеев , а Ицхак, безусловно, второстепенный. Но Юбилеи в этом смысле твердо проводят два вышеупомянутых принципа: что во времена патриархов священство передавалось по наследству и что если в книге Берешит кто‑нибудь воздвиг жертвенник или совершил жертвоприношение, то это убедительное доказательство его причастности к наследственному священству. Фактически признание, что Яаков не был коэном, тесно связано с трактовкой Юбилеями одного случая, а именно обета Яакова, и с жертвенником в Бейт‑Эле.
Яаков не был коэном
Юбилеям трудно было обойти тот факт, что коэном был Ицхак. В конце концов, в Берешит, 26:25 говорилось совершенно определенно: «И он устроил там жертвенник и призвал Имя Г‑спода. И раскинул там шатер свой» (Берешит, 26:25). (Здесь ведь не только построил жертвенник, но вдобавок «призвал Имя» и «раскинул шатер». Именно эти три элемента упоминаются в связи с Авраамом в Берешит, 12:8.) А как же Яаков? Когда он впервые появляется в Бейт‑Эле, Б‑г является ему во сне про лестницу и обещает многие великие блага, так же как обещал и Аврааму, и Ицхаку. Но эти два патриарха, получив обещания, построили жертвенники (Берешит, 12:7, 13:18, 26:25), а реакция Яакова выглядела довольно странно.
И встал Яаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, (мацева) и поставил его памятником, и возлил елей на верх его. <…> И положил Яаков обет, сказав: если Б‑г будет со мною и сохранит меня в пути сем, в который я иду, и даст мне хлеб есть и одежду одеться, и я в мире возвращусь в дом отца моего, и будет Г‑сподь моим Б‑гом, — то этот камень, который я поставил памятником, будет домом Б‑жьим; и из всего, что Ты даруешь мне, я дам Тебе десятую часть (Берешит, 28:18–22).
Почему Яаков не принес жертвы Б‑гу, как это сделали его отец и дед? Может быть, один, в дороге, практически беглец, он просто не имел при себе того, что нужно для принесения жертвы? Но такой ответ не удовлетворил бы древнего толкователя. В конце концов, Г‑сподь видел, как жертвенные животные чудесным образом являлись Аврааму, как только в них возникала надобность (Берешит, 22:13); безусловно, то же самое было бы сделано и для Яакова, если бы Г‑споду было угодно. Более того, ничто в словах Яакова даже отдаленно не отражает той идеи, что от немедленного принесения жертвы его удержало отсутствие жертвенных животных: будь проблема в этом, он бы прямо так и сказал. В этом случае — если под рукой нет жертвенного животного — Яаков мог бы совершить жертвоприношение простой трапезой. Но не совершил; вместо этого он принес обет принести жертву в будущем (то есть десятину) и воздвиг каменный памятник. Для автора Юбилеев все это могло значить только одно: Яаков тогда не совершил жертвоприношения, потому что он не был коэном и не был обучен священнической процедуре своим отцом Ицхаком. (Зачем бы, в самом деле, Ицхаку обучать Яакова? Ицхак был еще относительно молод, ему рано было передавать свое священство.) Яаков, таким образом, отметил место, чтобы кто‑то еще, его отец или любой другой коэн, мог позже совершить богослужение у жертвенника, который будет построен на этом месте, и так Яаков выполнит свой обет.
Экзегетически блистательное толкование! Начать с того, что оно объясняет странное поведение Яакова в Бейт‑Эле. Эта мацева, которую он установил, — не замена жертвенника, как можно было бы подумать, и не языческий объект поклонения (в Шмот, 23:24, 34:13, в Дварим, 7:5 и 12:3, например, этим словом обозначаются именно идолы, «их боги»). Нет, эта мацева — просто видимый знак, а ее помазание — акт освящения, до тех пор пока Яаков не сможет вернуться и выполнить свой обет. Это намерение в Юбилеях проясняет пересказ стиха Берешит, 28:18: «И встал Яаков рано утром, и взял камень, который клал он под голову, и поставил его памятником, чтобы был он знамением» (Юбилеи, 27:34; слова «чтобы был он знамением» добавлены автором Юбилеев, в Берешит их нет). Далее, такое объяснение освобождает Яакова от обвинений в неспешности исполнения обета: он не мог его исполнить, пока не оказался в обществе настоящего коэна, а это случилось, согласно Юбилеям, только когда его сын Леви был должным образом возведен в священство.
Но при таком подходе есть одно большое затруднение: другой стих Берешит, как показалось автору Юбилеев, опасно близко подходит к представлению Яакова как действующего коэна. В рассказе о встрече Яакова и Лавана на горе Гальэд в Берешит, 31:54 значится: «И заколол Яаков жертву на горе и позвал родственников своих есть хлеб; и они ели хлеб и ночевали на горе». Это тем более показательно, что, пересказывая этот эпизод, автор Юбилеев вносит значительные изменения:
И в пятнадцатый из дней тех устроил Иаков праздник для Лавана, и для всех, кто пришел с ним, и поклялся Иаков Лавану в тот день, а Лаван Иакову, что ни один из них не перейдет горы Галаад (Гальэд) со злым умыслом. И сделали они тут холм во свидетельство (Юбилеи, 29:10–12).
Ибо автор Юбилеев слова «ва‑избах зевах» из Берешит, 31:54 вовсе не относит к жертве; этот корень употребляется — как в важном установлении Дварим, 12:15 — для обозначения мирского убоя скота вне культового контекста. И действительно, в Берешит не говорится, что Яаков построил жертвенник для культового жертвоприношения или «призвал Имя Г‑спода». Из чего автор Юбилеев заключил, что культовые соображения здесь не замешаны, — в его пересказе Яаков всего только «устроил праздник». Его несвященнический статус тем самым сохраняется .
Ицхак благословляет Леви
Таким образом, для автора Юбилеев Ицхак является коэном, а Яаков — нет. Такое положение, — в сущности, идущее от повествования Берешит, — в дальнейшем замечательно работает на второй рассматриваемый экзегетический мотив, а именно тот, что священство передавалось праотцами Израиля по цепочке — непосредственно от Ицхака к Леви, и таким образом Леви ввел в священство именно Ицхак. Соответствующий отрывок из Юбилеев частично уже цити‑
ровался.
И низошел дух пророчества на уста его [Исаака]. <…> И обратился он первым к Левию, и начал благословлять его первым, и сказал ему: <…> И пусть даст Г‑сподь тебе и семени твоему славу великую, и даст тебе и семени твоему из всей плоти приблизиться к Нему, дабы служить Ему в святыне Его, подобно ангелам лица Его и святым ангелам. Подобно им да будет семя сынов твоих для славы и величия и святости <…> Они будут говорить слово Г‑сподне в праведности, и будут они судить все суды Его в праведности. И объявят они пути Г‑сподни Иакову и стези Г‑сподни Израилю. Благословение Г‑сподне будет даваться устами их, дабы благословлять все семя возлюбленного. Мать твоя нарекла тебе имя Левий, и верно нарекла она имя тебе: соединишься ты с Г‑сподом… Да будет стол Его твоим и да будешь ты и сыны твои есть за ним (Юбилеи, 31:17–27).
Следует заметить, что в этом отрывке Ицхак не наставляет Леви в священнических вопросах, а дает ему своего рода мощное пророческое благословение, такое же, как много лет назад дал Яакову; но благословение Леви, в отличие от Яакова, основывается целиком и полностью на том, что Леви избран наследовать Ицхаку в отправлении культа. «И пусть даст Г‑сподь тебе и семени твоему славу великую», — говорит Ицхак, и из его слов ясно, что он не просто объявляет уже принятое решение, но и сам благословляет и тем самым передает полномочия, как когда‑то со своими сыновьями Яаковом и Эсавом, — «и даст тебе и семени твоему из всей плоти приблизиться к Нему, дабы служить Ему в святыне Его». Таким образом, перемена статуса Леви вызвана словами Ицхака, хотя, безусловно, в конечном счете от Б‑га: в начале отрывка оговаривается, что «дух пророчества» направлял благословение Ицхака. Иными словами, этот отрывок из Юбилеев содержит еще один, совершенно самодостаточный, ответ на вопрос, как Леви стал коэном. Этот ответ: на священство он был назначен Б‑гом — через особое пророчество, произнесенное последним коэном Ицхаком, так же как Ицхак был посвящен в священство своим отцом Авраамом (Юбилеи, 21). В такой форме, предложенной Юбилеями, этот мотив дает удовлетворительный ответ на наш вопрос — безо всякой «человеческой десятины», отсчитанной Яаковом, и безо всяких сверхъестественных видений, которые другие тексты приписывают Леви и Яакову .
Отклонение от курса ради похода в Хеврон
Так или иначе мы рассмотрели два независимых мотива, объясняющих избрание Леви на священство. Второй мотив, «Ицхак благословляет Леви», воплощает в себе идею наследственного священства, дорогую для автора Юбилеев. Но это также влечет за собой проблему — проблему времени. Потому что если Яаков не был коэном, то служить у жертвенника, воздвигнутого Яаковом в Бейт‑Эле, должен был Леви. Это значит, что Ицхак должен был благословить Леви и посвятить в священство перед жертвоприношением в Бейт‑Эле. Но когда Ицхак мог хотя бы увидеть Леви? Леви родился и рос в Араме, где его отец Яаков работал на его дядю. Когда Яаков со своей семьей наконец вернулся в Ханаан, Леви был уже молодым человеком, но в Библии не упоминается о ни о каких его встречах с престарелым Ицхаком. Наоборот, Яаков, Леви и вся семья немедленно направились в Бейт‑Эль. Единственный стих, который предполагает возможность встречи Ицхака и Леви, — это Берешит, 35:27: «И пришел Яаков к Ицхаку, отцу своему, в Мамре, в Кирьят‑Арбу, то есть Хеврон, где странствовал Авраам и Ицхак». Предположительно, Яаков тогда взял с собой Леви и Ицхак посвятил того в священство. Но эта встреча случилась гораздо позже: о ней говорится уже после того, как Яаков с семьей ушли из Бейт‑Эля (Берешит, 35:16). Как же быть?
И тогда автор Юбилеев вставляет в библейское повествование одну маленькую деталь, которая разрешает все эти неувязки. Вот библейский текст.
Б‑г сказал Яакову: встань, пойди в Бейт‑Эль и живи там, и устрой там жертвенник Б‑гу, явившемуся тебе, когда ты бежал от лица Исава, брата твоего. <…> И пришел Яаков в Луз, что в земле Ханаанской, то есть в Бейт‑Эль, сам и все люди, бывшие с ним, и устроил там жертвенник, и назвал сие место: Эль‑Бейт‑Эль, ибо тут явился ему Б‑г, когда он бежал от лица брата своего. И умерла Двора, кормилица Ривки , и погребена ниже Бейт‑Эля под дубом, который и назвал [Яаков] Алон‑Бахут (Равнина Плача) (Берешит, 35:1, 6–8).
Цель последней фразы этого отрывка очевидна — объяснить попутно, как Алон Бахут под Бейт‑Элем получил свое название. Но у автора Юбилеев возникает вопрос: что делала Ривкина кормилица в Бейт‑Эле с Яаковом? Не должна ли она была находиться в Хевроне, где жили Ривка и Ицхак? (Берешит, 35:27). Хороший вопрос, если подумать. Потому что, как мы убедились, в повествовании всей книги Берешит нет ни слова о том, что Яаков вступал в контакт с Ицхаком, Ривкой или с кем‑то из их домочадцев с того времени, как в юности покинул родительский дом (один, надо ли говорить). А тут вдруг в тексте появляется кормилица, служанка Ривки, которая была с Яаковом в Бейт‑Эле и там умерла.
Этот любопытный факт заставил автора Юбилеев добавить кое‑что к голому скелету повествования книги Берешит. Ибо упоминание кормилицы Ривки, похоже, провело пунктирную линию между Бейт‑Элем и Хевроном. Если кормилица Ривки оказалась в Бейт‑Эле, значит, она должна была прибыть туда из Хеврона, где издавна жили Ривка с Ицхаком (Берешит, 35:27); а если она туда прибыла, то уж наверняка не случайно. Так эта пунктирная линия между Бейт‑Элем и Хевроном заставила нашего автора придумать обстоятельства, которые привели к этому путешествию кормилицы: сначала в Хеврон пришел сам Яаков — из Бейт‑Эля, а потом опять вернулся в Бейт‑Эль уже вместе с Дворой (и, вероятно, ее хозяйкой Ривкой).
Все это великолепно увязывается с необходимостью, чтобы Ицхак сделал Леви коэном, как только Яаков с семьей попадут в Бейт‑Эль. Автор Юбилеев увязывает так: Яаков сначала приходит в Бейт‑Эль и воздвигает там жертвенник, как значится в Берешит, 35:7. Затем он зовет к себе в Бейт‑Эль отца с матерью — Ицхака с Ривкой, чтобы совершить жертвоприношение (Юбилеи, 31:3), поскольку ему нужен для этого коэн. Но Ицхак присылает сказать, что хочет видеть Яакова у себя. Жертвоприношение отложено, Яаков отправляется к отцу. Там Ицхак благословляет Леви и объявляет его коэном (Юбилеи, 31:12–17). Завершается рассказ так:
И утром (после того, как Ицхак благословил Леви на священство. — Примеч. авт.) рассказал Иаков отцу своему Исааку о клятве, которою поклялся он Б‑гу, и о видении, которое видел он, и что воздвиг он жертвенник, и что приготовлено все, чтобы совершить жертвоприношение пред Б‑гом, как поклялся он. <…> И сказал Исаак сыну своему Иакову: «Не в силах я идти с тобою; ибо стар я…» И сказал Исаак Ревекке (Ривке): «Пойди с Иаковом, сыном моим». И пошла Ревекка с Иаковом, сыном ее, и Девора (Двора) с нею, и пришли они в Беф‑Эль (Вефиль — Бейт‑Эль) (Юбилеи, 31:42–51).
Поскольку Яаков сначала предложил Ицхаку и Ривке прийти в Бейт‑Эль, теперь Ицхаку кажется совершенно логичным отправить Ривку (ибо сам он слишком стар для путешествий), и Двору при ней, вместе с Яаковом в Бейт‑Эль, где Двора вполне могла и умереть, в соответствии с Берешит, 35:8. Иными словами, вскользь упомянутая в Берешит, 35:8 «Двора, кормилица Ривки» позволяет автору Юбилеев допустить путешествие Яакова в Хеврон к отцу и матери, которое дало возможность Ицхаку благословить Леви и объявить его своим преемником в священстве. Без этого краткого упоминания сей гипотетический вояж был бы слишком сильным вмешательством в библейское повествование; с ним же, наоборот, реконструкция событий в Юбилеях кажется совершенно оправданной. Таким образом, благодаря тому, что Яаков с Леви сначала посетили Ицхака в Хевроне, а потом вернулись и совершили жертвоприношение, стало возможным сделать так, чтобы Леви получил священство именно от Ицхака, и в то же время подтвердить, что Яаков действительно выполнил свой обет у жертвенника в Бейт‑Эле. Такой сценарий стал большой экзегетической удачей автора Юбилеев: так можно было примирить его любимую идею о наследственном священстве с библейским сюжетом о Бейт‑Эльском жертвеннике. Кстати, следует отметить, что мотив «Ицхак благословляет Леви» появляется во всех трех наших документах, и во всех трех последовательность событий одна и та же: семья прибывает в Бейт‑Эль, потом Яаков и Леви (а в Юбилеях еще и Йеуда) идут к Ицхаку в Хеврон, где Ицхак благословляет Леви. После чего все возвращаются в Бейт‑Эль и Яаков исполняет свои обеты (Юбилеи, 32:1–2; АФЛ, 5:1–4; Завет Левия, 9:1–3). Больше семье незачем находиться в Бейт‑Эле, и все отправляются назад в Хеврон к Ицхаку и Ривке. В Берешит, 35:27: «И пришел Яаков к Ицхаку, отцу своему, в Мамре, в Кирьят‑Арбу, то есть Хеврон, где странствовал Авраам и Ицхак» — речь идет явно о втором визите.
Два сновидения Леви
Рассмотрев мотивы «Леви как человеческая десятина» и «Ицхак благословляет Леви», мы обратимся теперь к видениям, которые в нескольких текстах являлись Леви. Следует напомнить, что в Юбилеях упоминается только один сон Леви, который укладывается в одно предложение: «И пребывал он (Яаков) в ту ночь в Бейт‑Эле, и снилось Левию, что назначили его и сделали коэном Б‑га Всевышнего, его и сынов его навеки» (Юбилеи, 32:1). Этот мотив мы назвали: «Леви приснилось, что он рукоположен». В отличие от Юбилеев, в Завете Левия и АФЛ говорится о двух сновидениях. На первый взгляд эти два сновидения совершенно одинаковы: в обоих Леви получает от ангела или от ангелов весть, что он избран служить Г‑споду. В то же время они разнятся второстепенными деталями: первое происходит в Авель‑Маим, второе — в Бейт‑Эле; в первом ангел один, во втором — семь (по‑видимому, ангелических) особей; в первом Леви поднимается на небеса, во втором — нет. Однако куда важнее то, что весть, передаваемая Леви, в этих сновидениях несколько разнится.
Начнем с последнего пункта, поскольку некоторые различия в содержании вести, мне кажется, ускользают от внимания исследователей. В АФЛ большая часть описания первого видения утрачена; если она соответствовала первому видению в главах 2–5 Завета Левия, то это видение можно назвать апокалипсисом Леви, потому что в нем Леви призван на небеса (этот кусок в АФЛ есть: 4Q213a, фрагмент 1, колонка 2), чтобы поведать ему тайны небесные и предстоящий страшный суд над человечеством (Завет Левия, 2:7–9, 3:1–10, 4:1). Также ему было рассказано об особой роли, какую будут играть в Израиле он и его потомки (4Q213, фрагмент 2, 10–18; 1Q21, фрагмент 1, 7; Завет Левия, 2:10–12, 4:2–6). Далее следует отметить, что в описании последующей роли Леви священство не подчеркивается. Подчеркивается скорее его мудрость и высокое положение вообще: Леви будет «близ Г‑спода стоять, и служителем его быть, и тайны его возвещать людям, и об избавлении Израиля проповедовать», а также «светом знания светить в Яакове и как солнце будет для всего семени Израиля» (Завет Левия, 2:10, 4:3).
Второе видение (тоже по большей части утраченное в АФЛ и представленное в Завете Левия, 8), наоборот, можно рассматривать как мотив «Рукоположение Леви в священство»: его главная тема — священство Леви. Он дважды назван священником (Завет Левия, 8:3, 10) и, как положено коэну, рукоположен, омыт и облачен в священнические одеяния (Завет Левия, 8:2–10). Поскольку это видение, во всяком случае, задним числом, было названо сном (Завет Левия, 8:18), здесь нет ни вознесения на небеса, ни раскрытия тайн небесных, как в первом. Действие происходит на земле, и главная задача — показать, что Леви был поставлен на священническое служение еще при жизни. Кроме того, не забыто и потомство Леви: ему обещана в будущем такая же священническая роль, как и самому Леви, что повторено трижды (Завет Левия, 8:3, 11 и 16). Помимо различий в теме и акцентах, примечательно, что внутренне эти два видения никак не связаны. Будь первое написано в преддверии второго, там естественно было бы упомянуть, что будет: «Знай, Леви, скоро ты очистишься и будешь призван к священному служению». Опять же хотя бы один из таинственных незнакомцев во втором видении мог сказать, что он ангел, уже появлявшийся в прошлом сне. Так или иначе второе видение могло бы хоть намеком указать на первое — мол, во исполнение того, что Леви сказали на небесах, он будет призван на священническое служение и облачен в священнические одеяния. Но ничего подобного; похоже, ни одно из этих двух видений не знает о существовании другого. Таким образом, с одной стороны, они функционально избыточны: оба, независимо друг от друга, сообщают Леви о его будущей священнической роли; оба делают это с помощью ангела или ангелов. С другой же стороны, за ними лежат совершенно разные комплексы проблем. Больше того, в самих видениях не просматривается ни малейших признаков согласования.
Поэтому мне кажется по меньшей мере возможным, что эти два сновидения изначально не были задуманы как часть некоего единого документа (хотя и стоят бок о бок не только в Завете Левия, но также и в АФЛ). Возможно, сновидения создавались независимо друг от друга; каждое является рассказом от первого лица: Леви рассказывает свою жизнь. Возможно, каждый текст некоторое время циркулировал самостоятельно, а объединены они были гораздо позже. И в таком комбинированном виде сохранились в АФЛ и в Завете Левия.
Леви поднимается на небеса
Рассмотрим видения с других позиций — с позиций библейских толкований. Хотя это, может быть, и не очевидно, первый сон «Откровение Леви» является, грубо говоря, экзегетическим. То есть мотив вознесения Леви на небеса, Б‑жественные наставления, которые он получил от ангела, его посвящение в Г‑сподни священнослужители — все это вытекает из одного библейского отрывка, далекого от рассказов о патриархах книги Берешит. Это отрывок из книги пророка Малахи: пророк во имя Г‑спода вспоминает коэнов своих дней:
И вы (коэны) узнаете, что Я дал эту заповедь для сохранения завета Моего с Леви, говорит Г‑сподь Цваот. Завет Мой с ним был завет жизни и мира, и Я дал его ему для страха, и он боялся Меня и благоговел пред Именем Моим. Закон истины был в устах его, и неправды не обреталось на языке его; в мире и правде он ходил со Мною и многих отвратил от греха. Ибо уста коэна должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Г‑спода Цваот (Малахи, 2:4–7, [исправленное стандартное издание]).
Этот отрывок явно был очень важен для древних толкователей: к нему не только восходят, как было уже сказано, многие детали первого сна Леви в Завете Левия (и, предположительно, параллельные куски в АФЛ, лишь частично сохранившиеся), но он также оставил след в книге Юбилеев . Однако, чтобы в полной мере понять влияние этого отрывка из Малахи, следует пристальнее рассмотреть несколько ключевых моментов древнееврейского текста, приведенного выше. Начнем с того, что слова, переведенные как «Завет Мой с ним был завет жизни и мира», можно, в соответствии с их синтаксисом, перевести более точно как «Мой договор был с ним, [договор о] жизни и мире» . Если так, то этот текст не только констатирует, что был договор (завет) между Б‑гом и левитами, но и подчеркивает (посредством очевидно выделенного «с ним»), что этот договор был фактически персональным, заключенным с индивидуумом по имени Леви. И тогда неудивительно, что Юбилеи, Завет Левия и АФЛ дружно настаивают, что Леви сам возвысился до священства (а не то, что священство просто было позже даровано его потомкам, как это оказывается при чтении пассажей из Шмот, 32:25–29 и Дварим, 10:8). Потому что может сложиться впечатление, будто Яаков в какой‑то момент наградил Леви передаваемым по наследству священством, так же как в конце жизни наградил Йеуду царством, а Йосефа — правом первородства; и то, что Б‑г здесь говорит о персональном договоре с Леви, подтверждает, что Леви персонально священство было даровано еще при жизни.
В Малахи говорится о договоре с Леви. Но, хотя в Библии есть много примеров договора Б‑га с такими персонажами, как Ноах, Авраам, Давид и так далее, о договоре с Леви, за исключением этого отрывка, в ней ничего нет . Этот факт, однако, в глазах древних толкователей не противоречит идее, что Б‑г мог заключить с Леви соглашение. Наоборот, это заставляет их вглядываться в окружающие этот отрывок из Малахи стихи еще пристальнее в поисках дальнейших подробностей этого соглашения.
Найти такие подробности не составляет труда. Продолжение отрывка (если буквально перевести масоретский текст): «Мой договор был с ним, [договор о] жизни и мире, и Я дал их ему; о страхе, и он боялся Меня и благоговел пред Именем Моим». На первый взгляд эти слова кажутся общей характеристикой Леви, описанием его поведения в течение всей его жизни или, по крайней мере, той, которую он вел после договора с Б‑гом. Но, возможно, это не так: возможно, в частности, слова: «и Я дал их ему» относятся к какому‑то конкретному событию, к моменту, когда Б‑г заключил с Леви особый завет, и его привилегии — жизнь и мир (ср.: Бемидбар, 25:12). Если так, тогда, согласно этому отрывку, это было важное событие: Леви был исполнен страха, «он боялся Меня и благоговел пред Именем Моим». Далее в тексте: «Закон истины был в устах его»; опять‑таки это может означать, что в момент заключения завета Б‑г вложил в уста Леви закон истины. Тогда не может ли весь этот отрывок относиться к своего рода великому откровению, к отдельному случаю, когда Леви действительно оказался перед Б‑гом и получил наказ Б‑га? Далее, «в мире и правде он ходил со Мною», следуя той же логике, относится к тому же случаю, когда Леви действительно ходил с Б‑гом по небесам.
Ангел открыл врата
Коротко говоря, толкователь, которому хочется прочесть это таким образом, может утверждать, что весь этот отрывок из Малахи описывает некое единичное событие — заключение договора между Б‑гом и третьим сыном Яакова Леви. Этот договор, согласно тексту, был заключен во сне Леви, в котором он, оказавшись перед Б‑гом, немедленно исполнился трепета и благоговения. И такое прочтение Малахи, как становится понятно, стоит за тремя текстами эпохи Второго храма, которые мы разобрали: их авторы не придумали, что сыну Яакова Леви явилось некоторое Б‑жественное видение, навеки связавшее его и его потомков с богослужением. Этой мысли они обязаны данному отрывку Малахи, если трактовать его более или менее так, как я предлагаю.
Можно проследить влияние этого отрывка еще точнее. Например, следует вспомнить, что в первом сне Леви и в Завете Левия, и в АФЛ говорилось об ангеле, который провел Леви через «врата небесные», и эти детали тоже восходят к Малахи. Последняя фраза процитированного выше отрывка (снова в несколько более буквальном переводе: «Ибо уста коэна должны хранить ведение, и [люди] будут искать закона из уст его, потому что он (или: он был) вестник (ангел) Г‑спода Цваот». К кому могут относиться эти последние слова? Конечно, не к Леви — он не ангел, он простой смертный . Древние толкователи считали очевидным, что упомянутый здесь ангел — совершенно реальный ангел, который принимал какое‑то участие в приснившемся Леви заключении договора с Б‑гом. Именно по этой причине в Завете Левия (и наверняка в АФЛ тоже, хотя они сохранились лишь фрагментарно) особо отмечено, что это ангел посвятил Леви в тайны небесные, когда тот поднялся на небеса.
Но откуда наши источники взяли, что Леви действительно поднимался на небеса? Без сомнения, эту идею вдохновило наличие этого ангела. С другой стороны, Ноах, Авраам и остальные заключали свои договоры на земле, и ангел Леви тоже мог бы поговорить с ним внизу. Следовательно, значимы здесь слова из Малахи, 2:5 «[он стоял и] благоговел перед Именем Моим», которые сами по себе предполагают перенесение Леви в некое место Б‑жественного присутствия. Но далее нужно отметить, что здесь текст, состоящий из согласных, «у‑мипней шми нихат гу», можно трактовать по‑разному. Слова: «перед Именем Моим» представляют собой загадочную комбинацию пространственного предлога и нематериального «Имени». Следующее слово «нихат» похоже на общий в древнееврейском и арамейском корень со значением «идти вниз, спускаться». Похоже на то, что толкователь прочел этот текст как «он спустился из места [где стоял] перед Именем Моим», то есть с небес, — предполагается, что сначала Леви поднялся на небеса, со страхом и благоговением, чтобы заключить договор с Б‑гом, а потом спустился на землю . На самом деле можно даже произнести второе и третье слово не как: «Именем Моим», а как: «Моими небесами», и такое прочтение еще сильнее говорит в пользу того, что Леви предпринял путешествие на небеса.
Отголоски книги пророка Малахи
Я знаю еще два текста, которые в конечном счете базируются на таком прочтении данного отрывка из Малахи. Первый — греческий роман I века новой эры «Иосиф и Асенефа», где в одном месте о Леви говорится:
И Асенефа сильно возлюбила Левия, сильнее всех его братьев, потому что он посвятил себя Г‑споду и был мудрецом и пророком Всевышнего, и глаза его были зорки, и он видел письмена, написанные на небесах перстом Г‑спода, и знал неизреченные [тайны] Г‑спода Всевышнего (Иосиф и Асенефа, 22:13).
Tо, что Леви «посвятил себя Г‑споду», — безусловно, этимология его имени, происходящего от глагола «лива» — «присоединиться, быть соединенным» (ту же этимологию мы находим в Юбилеях, 30:16, ср.: Берешит, 29:34). Однако нигде в Берешит не говорится, что Леви был еще и пророком. Видимо, здесь в «Иосифе и Асенефе» отразилась экзегетическая традиция, идущая от рассказа в Малахи о Б‑жественном договоре, о завете Леви с Б‑гом, а в частности, от слов: «Закон истины («Торат эмет») был в устах его, и неправды не обреталось на языке его» (Малахи, 2:6). Поскольку в текстах периода Второго храма общепринятым толкованием слова «Тора» было «Б‑жественное учение», этот стих дает основания предполагать, что Леви и впрямь был носителем Б‑жьего слова, то есть пророком (вспоминается описание в «Иосефе и Асенефе», 23:8 и 26:6). Подобным же образом знание Йосефом «неизреченных [тайн] Г‑спода Всевышнего» кажется отражением Малахи, 2:7: «…уста коэна должны хранить ведение» — то есть он будет держать это «ведение», это знание при себе, хранить в тайне, ибо оно — неизреченное . Таким образом, в «Иосифе и Асенефе» отразилась традиция, уходящая корнями в книгу пророка Малахи, где Леви — носитель эзотерического знания, как в его первом видении, которое я назвал «Апокалипсис Леви». Причем автор «Иосифа и Асенефы» мог воспринять эту традицию не прямо от Малахи, но через посредство другого текста, АФЛ или даже, если только я не ошибаюсь, текста‑прототипа «Апокалипсис Леви», который включал их в себя.
Второй текст — из «Пиркей де‑рабби Элиэзер», продолжение уже цитированного отрывка:
Архангел Михаэль спустился с небес, взял Леви и вознес его к Г‑споду. Говорит [Михаэль] Г‑споду: «Б‑же всемогущий, это — положенная тебе часть тех, кого Ты создал». И простер он правую руку свою и благословил его; [и сказал, что] сыновья Леви могут служить Ему на земле, как ангелы‑помощники на небе. Говорит Михаэль Г‑споду: «Б‑же всемогущий, тем, кто служит царю, не даст ли он им пищи?» Для этого Он дал сыновьям Леви все священные принадлежности, какие были у Него, как сказано (Дварим, 18:1): «Огнепалимыми жертвами Г‑споду и Его уделом будут питаться» (Пиркей де‑рабби Элиэзер, 37).
Здесь архангел совершенно недвусмысленно поднимает Леви на небеса, где тот удостаивается особой роли в служении Б‑гу — совершенно как в том видении, которое я назвал «Апокалипсис Леви». Вполне вероятно, что этот текст звучит как Апокалипсис Леви, потому что действительно на нем базируется (в инкарнации ли АФЛ, или какой‑то более ранней форме ).
Семь «мужей» рукополагают Леви
В противоположность «Откровению Леви», второе видение, наличествующее полностью в Завете Левия и фрагментарно в АФЛ, по сути, не проявляет видимого интереса к толкованиям Библии. В нем нет следа знакомства с отрывком из Малахи и дальнейших упоминаний перечисленных там вещей. Хотя о его особой роли Леви опять сообщают ангелические существа, в этом тексте нет даже слова «ангел» («малах»), которое есть в Малахи; здесь говорится о семи «мужах» в белых одеждах. Если бы автор хоть в малейшей степени хотел привязать свои слова к Библии, здесь должны бы быть какие‑то отсылки к этому важному отрывку из Малахи — единственному в Библии, который хоть как‑то намекает, что Леви был удостоен персонального договора с Б‑гом, договора о священстве, который в первую очередь интересует автора второго видения? Но этот автор явно не нуждается в привязке к Библии. Он просто передает ту мысль, что Леви встретился с какими‑то ангелами, и описывает ее своими словами: Леви встретил семерых «мужей» в белых одеждах, каждый из которых сделал свой шаг по пути священнической инициации Леви. Тем самым автор явно хочет в как можно более живой форме передать читателю ту мысль, что Леви сам стал коэном, будучи должным образом посвящен не менее чем семью небесными эмиссарами.
Исторические связи
До сих пор я занимался библейскими толкованиями — отслеживал библейские корни мотивов «Леви как человеческая десятина», «Череда коэнов», «Леви поднимается на небеса» и так далее. Но, обнаружив возможность того, что два видения Леви в АФЛ восходят к двум изначально отдельным текстам, некоторое время циркулировавшим независимо друг от друга, текстам, впервые скомбинированным автором АФЛ, я решил, что обязан поставить более глобальный вопрос об исторических связях различных текстов и мотивов, рассмотренных ранее. Как уже говорилось, АФЛ существует в нескольких кумранских фрагментах. Наука палеография многого достигла в том, что касается кумранских свитков: теперь ученые могут с уверенностью установить, в какой период был написан данный манускрипт (но это необязательно время создания текста), с точностью до нескольких десятилетий . Конечно, в датировке АФЛ от фрагментов из Каирской генизы мало толку, поскольку это средневековые копии древнего текста. Скорее, в этом помогут кумранские фрагменты, поскольку датировка этих рукописей дает представление о том, когда АФЛ уже были составлены.
Изучая кумранские манускрипты, ученые отметили несколько типов письма, характерных для разных периодов. Самый ранний из них можно назвать типичным хасмонейским письмом, которое Ф. М. Кросс датирует приблизительно 125–100 годами до новой эры. (Другие кумранские рукописи АФЛ считают поздними хасмонейскими или ранними иродианскими, то есть составленными между 50 и 1 годами до новой эры.) Если самые ранние из кумранских рукописей не являются автографами, то есть оригинальным сочинением, записанным самим автором, тогда получается, что АФЛ были созданы еще до 125–100 годов до новой эры. Однако, по некоторым оценкам, АФЛ на самом деле созданы гораздо раньше 125 года до новой эры, а некоторые ученые даже предполагают, что и вовсе в III веке до новой эры .
Связь с Юбилеями
Ключевой фактор в датировке АФЛ — их связь с книгой Юбилеев. Причина уже названа — оба сочинения повествуют о том, как Леви, третий сын Яакова, при жизни был возвышен до священства. В книге Берешит ничто не предполагает такого поворота событий. Юбилеи же и АФЛ не только обе развивают эту тему, но также совпадают в некоторых небиблейских подробностях, как мы видели: визит к Ицхаку, сновидение Леви в Бейт‑Эле и так далее. Все это указывает либо на то, что один текст заимствовал у другого, либо на наличие общего источника. Если бы было установлено, что АФЛ заимствовали из Юбилеев или же было бы доказано обратное, то, поскольку с датировкой Юбилеев все более или менее согласны, датировать АФЛ стало бы значительно легче.
Большинство ученых датируют Юбилеи II веком до новой эры. Затруднительно датировать их более поздним временем, поскольку часть кумранской рукописи Юбилеев, 4Q216, колонки 6–7 (и, предположительно, остальная часть свитка, несохранившаяся), выполнены письмом, которое палеографы датируют 125–100 гг. до новой эры . (Джеймс Вандеркам, публикуя этот текст, отметил, что его коллега Джозеф Милик, талантливый специалист по рукописям, «предпочитает датировать эту рукопись ближе к середине II века до новой эры» .) Таким образом, если эта рукопись не является автографом, создание Юбилеев нельзя отнести позже чем к 125 году до новой эры.
Безусловно, очень значимо, что датировка самой ранней рукописи Юбилеев и самой ранней рукописи АФЛ совпадают (или, согласно Милику, АФЛ даже древнее). Это значит, что с точки зрения палеографии нет причины считать, что АФЛ созданы раньше, чем Юбилеи, — вполне может быть и наоборот. Однако многие исследования исходят из того, что АФЛ древнее . Есть серьезные основания усомниться в этом. Начнем с самой природы АФЛ. Как мы видели, их главная тема — возвышение Леви и его потомков. Согласно АФЛ, Леви — праведник и даже пророк, человек, возлюбленный Б‑гом, получивший два небесных видения. «Мы превознесли тебя надо всеми», — сказал ему ангел в конце второго видения. Вдобавок к тому, что Леви сделали коэном, он также изображается мудрецом, мудрейшим из мудрых. Он говорит своим детям, что они будут «правителями и судьями… <…> и служителями <…> коэнами и царями… ваше царство пребудет во[веки] <…> и не будет ему конца и [не] отделимо от вас, покуда…» (4Q213, фрагмент 2, 10–18) .
Теоретически положительно изобразить Леви можно в любую эпоху. Но есть в его изображении один элемент, который указывает на некий определенный исторический момент. Как мы видели, в этом тексте утверждается, что будущие цари произойдут от потомков Леви. В другом фрагменте АФЛ, 1Q21, тоже говорится о Леви: «и ты будешь царь над…» (фрагмент 7, колонка 1), а также о «царстве священства» (фрагмент 1, колонка 1). Представляется невероятным, что такие вещи о Леви могли быть написаны до подъема династии Хасмонеев во второй половине II века до новой эры. До этого царство считалось прерогативой колена Йеуды, не только потому, что дом Давида, наследные цари с X века до новой эры, происходят из этого колена. Но и потому, что в самом Священном Писании сказано, что «не отойдет скипетр от Йеуды и законодатель от чресл его» (Берешит, 49:10) . Как посмеет другое колено захватить власть? Однако после восстания Маккавеев и утверждения власти Хасмонеев и в светской, и в духовной сферах Хасмонеи — потомки Леви — стремились, чтобы их признали законными царями и коэнами. Как уже сказано, это противоречило тому, что говорится в Писании. Следовательно, «древний» документ, в котором Леви недвусмысленно говорится, что его потомки избраны в будущем исполнять власть едва ли не во всех ее формах: быть и коэнами, и царями, да еще судьями, учителями и хранителями мудрости, — такой документ было бы очень удобно иметь хасмонейским правителям. И если так, то может оказаться, что АФЛ, по крайней мере существующий их текст, не старше второй половины II века до новой эры. Ситуация с Юбилеями несколько иная. Начнем со взаимоотношений этой книги с кумранским сообществом. Как широко известно, Юбилеи были очень популярны в Кумране: найденная там библиотека насчитывала пятнадцать отдельных экземпляров этой книги. В то же время большинство исследователей считают, что Юбилеи не являются созданием кумранского сообщества. В Юбилеях ничто не говорит о том, что их автор знал о существовании этого сообщества или предшествовавшего движения (если оно было), которое привело к его созданию. Что касается Юбилеев, там внутри иудейского мира нет разделений, как те, что отразились в Кумране, было только глобальное разделение на евреев и неевреев. Более того, в Юбилеях и кумранских текстах есть различия в доктрине . Разумеется, эти различия происходят не из‑за хронологического разрыва; автор Юбилеев вполне мог быть современником основателей кумранского сообщества, который просто был не согласен с ними в некоторых фундаментальных вещах. Однако эта гипотеза не похожа на правду именно из‑за популярности книги в Кумране; к ней относятся с уважением — не как к коварному сопернику или отвергнутому поклоннику, но, скорее, как к почитаемому предшественнику, с которым согласны по многим, если не по всем, основным вопросам.
Некоторые подробности предполагают еще более раннюю хронологию, по ним Юбилеи можно было бы отнести к самому началу II в. до новой эры . Так, здесь нет и намека на то, что автор знает о восстании Маккавеев или о событиях в царстве Антиоха IV, которые ему предшествовали, начиная с 175 г. до новой эры. Автор выступает против таких эллинистических практик, как публичная нагота (Юбилеи, 3:31), но явно ничего не знает о посягательствах селевкидов на традиционную еврейскую молитву и прочее, что и привело к восстанию Маккавеев. Борьбу автора с эллинизмом и его ревностной ксенофобией можно одинаково убедительно отнести и к III в. до новой эры, и ко II в. Диодор Сицилийский цитирует Гекатея Абдерского, приблизительно 300 г. до новой эры, который писал об антисоциальном образе жизни евреев и их ненависти к чужакам ; возможно, он описывает деда или прадеда автора Юбилеев. В свете этого создание Юбилеев следует датировать годами, непосредственно предшествующими 175 г. до новой эры, а то и раньше. Помимо исторических соображений, буквальные совпадения в материале, обнаруживаемые в Юбилеях и в АФЛ, показывают, что последние заимствовали у первых, а не наоборот. Мы уже рассмотрели самый очевидный случай таких совпадений : и Юбилеи, и АФЛ повествуют о путешествии Яакова к его отцу Ицхаку. Нигде в Библии о таком путешествии не упоминается. В АФЛ ему отведена одна фраза: «И мы пошли к отцу моему Ицхаку, и он тоже благословил меня». Наоборот, в Юбилеях это отсутствующее в Библии путешествие является важным элементом, там оно занимает много места, поскольку служит вполне определенной экзегетической цели. Как мы видели, оно объясняет, почему Яаков, оказавшись в первый раз в Бейт‑Эле (Берешит, 28:10–22), не мог принести жертву Б‑гу (согласно Юбилеям, не мог, потому что не был коэном; его отец Ицхак, который был коэном, тогда еще не назначил себе преемника), и почему, наоборот, попав в Бейт‑Эль через несколько лет, Яаков смог принести жертву (за это время он совершил это не упомянутое в Библии путешествие к Ицхаку, который избрал для священства его сына Леви). Все это подробно рассказывается в Юбилеях, а небиблейскому путешествию даже дается хитрое библейское обоснование — тем фактом, что в книге Берешит есть упоминание о няне Ривки Дворе, похороненной в Бейт‑Эле.
Непохоже, чтобы автор Юбилеев, прочтя в АФЛ одну‑единственную фразу описания этого небиблейского путешествия, разглядел таящиеся в ней экзегетические возможности, придумал библейское обоснование того, что это путешествие действительно имело место, и рассказал этот эпизод обстоятельно и в подробностях. Куда более вероятно, что автор АФЛ, будучи знаком с пространным повествованием Юбилеев, завершенным библейским доказательством того, что это путешествие имело место, не видел необходимости приводить это доказательство и просто уложил весь эпизод в одну фразу — именно потому, что все подробности уже есть в Юбилеях. Конечно, можно предположить, что Юбилеи и АФЛ черпали из общего источника, ныне утраченного. Однако, учитывая сугубо экзегетический характер Юбилеев и особое внимание, которое эта книга уделяет теме путешествия Яакова в Бейт‑Эль, представляется более вероятным, что автор Юбилеев сам является творцом этого хитроумного экзегетического момента и сопутствующего рассказа. Надо сказать, многие древнееврейские тексты содержат экзегетические мотивы или отсылки к ним ; однако автор Юбилеев поистине уникален в своем пристальном внимании к проблемам толкования библейского повествования и своими глубоко новаторскими решениями этих проблем. Такова, например, трактовка пребывания Яакова в Бейт‑Эле. Трудно поверить, что автор Юбилеев смог почерпнуть это характерное толкование из другого источника, особенно если учесть, что мотив не упомянутого в Библии путешествия и его связь со смертью Дворы не зафиксирован нигде, кроме Юбилеев.
Этот самый общий источник по случайности испытывает столь же горячий интерес к датированию недатированных библейских событий и наречению имен безымянным персонажам, что очень характерно для книги Юбилеев; и эти же признаки мы находим в АФЛ . Еще там, по‑видимому, присутствует та же хронологическая система: история делится на семилетия («недели лет»), что используется и в Юбилеях на протяжении всей книги, и в АФЛ в единственном отрывке, где речь идет о хронологии (АФЛ, 62). Наконец, этот общий источник преданий о Леви, из которого черпали АФЛ, должен быть написан на древнееврейском (см. ниже), — вот совпадение, совсем как книга Юбилеев, — в отличие от других ранних пророчеств и пересказов библейского сюжета, найденных в Кумране. Все это, вместе взятое, убеждает. Попросту говоря, простейшим объяснением перечисленных моментов может быть то, что АФЛ на самом деле заимствовали информацию непосредственно из Юбилеев. Если объективно рассмотреть все аргументы, то оказывается, что нет причин датировать АФЛ III веком до новой эры, как это делают некоторые ученые. В конце концов, что является самым обоснованным доказательством? Палеографические данные не дают оснований датировать АФЛ ранее чем II веком до новой эры. Утверждение, что левиты будут царями, определенно указывает на хасмонейскую датировку этого текста, то есть чуть позже середины II века до новой эры, в то время как Юбилеи, хронологически дистанцированные от Кумранской общины, с очевидным незнанием ни о восстании Маккавеев, ни о событиях, которые к нему привели, по самой скромной оценке, написаны ранее середины века. Литературный анализ текста, как мы видели, также говорит о том, что Юбилеи предшествовали АФЛ и были в них использованы, и никак иначе. И ничто в АФЛ этого не опровергает. Перед лицом столь неопровержимых аргументов непонятно, как разумный человек может утверждать, что сначала были АФЛ. Если Юбилеи были созданы, по общему мнению, где‑то во II веке, то невозможно датировать АФЛ третьим.
Составное произведение
Однако при всестороннем изучении АФЛ мы нашли в них множество избыточных эпизодов и несоответствий. Автор заимствовал их из Юбилеев, но одно это не объясняет всех случаев избыточности и вопиющих противоречий, встречающихся в тексте. У АФЛ наверняка были еще и другие источники.
Некоторые доказательства этой гипотезы уже представлены. В АФЛ два сновидения с ангелами, в то время как в Малахи, 2:4–7 — библейском источнике, видение из которого вспоминается в первую очередь, — говорится только об одном. Для чего бы, если АФЛ создавались «с чистого листа», вставлять там два видения, тем самым подвергая сомнению его библейскую легитимность? Во втором видении Леви рукополагают в священство семеро «мужей» (АФЛ, 4:11–12), но даже этого, видимо, недостаточно, поскольку потом еще Яаков «благословил меня, и я стал служителем Г‑спода Всевышнего» (АФЛ, 5:4). (Если так, то что же делали эти семеро?) В целом Леви сообщают, что он избран для священства, четырьмя разными способами. По отдельности ни один из этих четырех не исключает возможности, что автор АФЛ создавал их самостоятельно с нуля, — авторы порой противоречат себе и допускают повторы, — но если рассмотреть их вместе, то в это как‑то не верится. Простейшее объяснение: автор АФЛ творчески переработал, пытаясь примирить между собой, более ранние источники, в числе которых была не одна только книга Юбилеев. Собственно, некоторые из этих источников были известны и самому автору Юбилеев: мы видели, что однажды в Юбилеях упоминается сон‑видение Леви (32:1). Упоминание этого сна не продвигает действие и ничего не объясняет; в сущности, оно тоже избыточно. Создается впечатление, что автор просто отдает дань какой‑то традиции или тексту, словно бы говоря читателю: «Да, я знаю, вы все слышали, как Леви видел вещий сон о том, что станет коэном. Вот этот сон ему и приснился».
К этому списку можно добавить еще несколько ранее не обсуждавшихся моментов. Например, многие ученые отметили, что ближе к концу АФЛ Леви заканчивает историю своей жизни, рассказав даже о собственной смерти в возрасте 137 лет (АФЛ, 12:9), — но вдруг обращается к подробному изложению того, как созвал своих детей, будучи в возрасте 118 лет, чтобы сказать им нечто очень похожее на последнее слово (АФЛ, 13:1). Почему он начал передавать детям уроки своей жизни за девятнадцать лет до того, как эта жизнь закончилась, — в отличие от других праотцев, вступивших в преклонные года, в Библии, в библейских апокрифах и псевдоэпиграфах? Вряд ли нужно объяснять, что в библейской традиции предсмертный момент — особенный; это время, когда человек достигает наивысшей мудрости и может даже провидеть, что случится в будущем; см., например, Берешит, 49:1–2; Дварим, 31:28–29, 33:1–25; Шмуэль II, 23:1–7. Это самый подходящий момент для того, чтобы передать опыт и поделиться мудростью. Неуклюжая накладка с возрастами в АФЛ подобным же образом оказывается неудачным результатом стараний автора скомбинировать несколько источников с разными датами . В той же самой исторической части Леви упоминает, что ему было 28 лет, когда он женился (АФЛ, 12:7; Кембридж d, строки 19–20). Но зачем он сообщает об этом, если в самом начале исторической части он уже заявил, что женился в возрасте 28 лет (АФЛ, 11:1)?
Кстати, ученые отметили еще одно логическое несоответствие в АФЛ . Как мы видели, изощренное толкование 35‑й главы Берешит позволяет автору Юбилеев заключить, что Яаков с Леви, перед тем как принести жертвы Б‑гу в Бейт‑Эле, сделали короткое отклонение от курса ради визита к Ицхаку. В АФЛ этому визиту посвящена всего одна фраза. Но позднее в тексте подробно описывается второй визит к Ицхаку, когда Ицхак наставляет Леви в священстве. Эти два визита идут практически бок о бок:
И мы пошли к отцу моему Исааку, и он тоже [благословил] меня. Потом, когда [отец мой] Иаков отсчитал десятую часть <…> всего, чем он владеет согласно своему обету <…>, я был первым впереди <…> и мне из всех своих сыновей он дал принести жертву <…> Б‑гу, и он облачил меня в священнические одежды и рукоположил меня, и я стал служитель Б‑га вечного. И я принес все его жертвы и благословил отца своего и благословил братьев своих. Тогда все они благословили меня, и отец мой тоже благословил меня, и я закончил принесение жертв в Вефиле. И мы ушли из Вефиля и остановились в доме отца нашего Авраама с Исааком, отцом нашим. И отец наш Исаак увидел всех нас и благословил нас и возрадовался. Узнав, что я коэн Б‑га Всевышнего, Г‑спода на небесах, он стал учить меня и преподавать мне закон священства (AФЛ, 5:1–8 [4Q213b полужирным, с восстановленным окружающим текстом по Bodleian a и b:]).
В первых словах цитаты — та самая одна фраза о небиблейском визите, взятом из Юбилеев. Другой визит, еще через четыре предложения («И мы ушли из Вефиля…»), наоборот, действительно упомянут в книге Берешит — после событий в Бейт‑Эле: «И пришел Яаков к Ицхаку, отцу своему, в Мамре, в Кирьят‑Арбу, то есть Хеврон, где странствовал Авраам и Ицхак. И было дней [жизни] Ицхаковой сто восемьдесят лет. И испустил Ицхак дух и умер, и приложился к народу своему, будучи стар и насыщен жизнью; и погребли его Эсав и Яаков, сыновья его» (Берешит, 35:27–29). Непонятно, почему в АФЛ только во второй раз Ицхак начинает наставлять Леви в священстве. Это совершенно нелогично: конечно, Ицхак должен бы наставлять Леви во время первого визита, чтобы Леви знал, что и как делать, вернувшись с Яаковом в Бейт‑Эль приносить жертвы Яакова. Похоже на то, что и здесь текст АФЛ создавался не с нуля, но перерабатывал более ранние источники. Один из них — Юбилеи, где было хитроумно придумано первое (не библейское) посещение Ицхака. Но источник, с которого АФЛ копировали Ицхаковы наставления в священстве, был древнее Юбилеев, и его автор ничего не знал об этом посещении, а знал только о библейском визите, описанном в Берешит, 35:29, и в результате в АФЛ наставления даются во время второго визита. Иногда даже кажется, что автор АФЛ сознает собственные противоречия. Например, после второго визита Леви рассказывает:
И эти семеро отошли от меня, и я проснулся. И сказал: «Это мне привиделось, и я поражен, что мне было видение». И я скрыл это в сердце своем и никому не открыл (4Q213b полужирным, с восстановленным окружающим текстом по Bodleian a, строки 9–13).
Если перевести на современный язык, Леви проснулся и сказал: «Вот это да! Целых два видения! Зачем? И одного‑то не нужно». Можно ли яснее обозначить смущение автора от включения двух видений, когда Леви не требуется ни одного возвещения о своем будущем уделе (а нужно только лишь, чтобы ему сказал об этом Ицхак, что и случилось буквально в следующей фразе)!
Итак, подводим итог. АФЛ были написаны где‑то во второй половине II века до новой эры. Однако создавались они не с нуля; многочисленные повторы и внутренние противоречия указывают на то, что их автор комбинировал материалы из разных источников. Одним из этих источников была книга Юбилеи, созданная, вероятно, в первой четверти II века до новой эры. Очевидно, что АФЛ позаимствовали из Юбилеев не библейский визит к Ицхаку, а также множество более мелких подробностей. Однако, помимо этого, есть указания на то, что в АФЛ пересказывается еще один или даже не один более ранний текст о Леви, отчего и происходят ненужные повторы. Разные ученые, тщательно изучая АФЛ, пришли к одному выводу, предположив, что существует более ранний источник, некий древний «апокриф Леви», откуда и черпал информацию автор АФЛ . Однако задача этого апокрифа и его содержание неясны; к нему обращаются без детализации содержания. Для тех, кто хочет считать, что АФЛ предшествуют Юбилеям, этот апокриф служит собранием разнообразных преданий, которое всегда под рукой, так что если вдруг покажется, что АФЛ заимствуют из Юбилеев, этот гипотетический текст объявляется общим источником обоих.
Однако на самом деле этот «апокриф» — просто призрак, плод воображения нескольких зашедших в тупик ученых. АФЛ имеют реальные источники и не нуждаются в гипотетических. Они в тексте, и они очевидны: АФЛ составлены в основном из двух повествований от первого лица, Леви, и каждое из них излагает видение Леви. Первый текст — в основном пророческое предвидение, основанное на расширенном толковании Малахи, 2:4–7; второй — видимо, основываясь на идее из того же самого пассажа Малахи (или его расширенного толкования), что Леви каким‑то образом общался с ангелом, — описывает собственно рукоположение Леви в священство ангелами. Наличие бок о бок этих двух противоречивых видений в АФЛ и есть ключ к пониманию сложносоставной природы этого произведения и возможности выделить в нем изначальные компоненты.
Как появились АФЛ
Где‑то к концу II века, на пике могущества Хасмонеев, некоему писателю было заказано собрать все существующие материалы по Леви и объединить их в одну большую книгу о Леви — книгу, которая станет не просто хвалой левитам, их пригодности к тому, чтобы править, но также особо отнесет право левитов быть царями ко временам их праотца Леви. (Тот, кто скептически относится к идее, что редактор собрал воедино изначально независимые тексты, сфокусировав внимание на центральной фигуре, может, чтобы долго не искать, вспомнить аналогичную историю с Енохом‑Ханохом в библейских псевдоэпиграфах или хорошо известные примеры такого сшивания разных текстов внутри библейского канона.) Итак, этот писатель обратился сначала к древнему тексту о Леви, который некоторое время был в ходу. Его стартовой точкой был отрывок из Библии, из Малахи, 2:4–7; эти загадочные слова наш анонимный автор истолковал как относящиеся к путешествию на небеса, которое предпринял Леви. Основываясь на этом, он счел себя вправе превознести Леви как провидца и мудреца и вложить в его уста предсказания блестящей будущности для его потомков, такие, как мы находим в АФЛ (4Q213, фрагменты 1, 2 и 4 и в параллельных фрагментах генизы, а также 4Q213a, фрагменты 1 и 2, окончание в параллельном греческом тексте). Этот документ не акцентирует интереса на священстве, но явно дает понять, что во время путешествия на небеса Леви был назначен коэном и родоначальником будущих коэнов Израиля, поскольку в этом отрывке из Малахи как бы говорится, что сам Леви коэн (Малахи, 2:7). (Более того, если Леви поднялся на небеса и был удостоен того, чтобы взглянуть на своих потомков в будущем, это практически само по себе рукоположение. В конце концов, то, что потомки Леви унаследуют священство, — самое очевидное из всего, что Леви мог «провидеть»!) Однако главное в этом документе — статус Леви как побывавшего на небесах, поэтому в соответствии с ориентированным на мудрость характером других откровений эпохи Второго храма он — Леви‑мудрец, не Леви‑коэн; это подчеркивается в первую очередь . Такой древний текст, с воспеванием мудрости Леви и предсказанием уготованного его потомкам величия, мог быть написан практически в любой момент поствавилонского периода, когда светская и религиозная власть (уточняю: речь не о монархах) вершилась со священством Храма; скажем, его создали коэны‑потомки Леви. То, что эти коэны были коэнами, вряд ли требует подтверждения; но цель этого текста — убедить, что они были еще и мудрецами и их нужно слушать, ибо они получили мандат на лидерство прямо от Б‑га, как утверждается в Малахи, 2:4–7. Когда бы ни был создан этот текст, он, безусловно, был на руку пришедшим к власти Хасмонеям. Единственное, чего в нем недоставало, — это отдельного упоминания о царствовании в списке других великих дел, которые суждены потомкам Леви. Но наш автор эпохи Хасмонеев легко исправил это, попросту вписав в свои предсказания несколько упоминаний о том, что в будущем левиты будут царями и что левиты имеют право на царствование.
Однако это не единственный материал о Леви. Второй текст — это другой рассказ от первого лица, в котором Леви рассказывает, как он был рукоположен в священство семью ангелическими фигурами (АФЛ, 4:11–12). Далее он повествует, как получил от своего деда Ицхака подробные инструкции относительно того, как приносить жертвы (АФЛ, 5:6–10:10); самое главное в них — «не пятикнижное» «пролитие крови» жертвенных животных (АФЛ, 10:9) . Эта короткая встреча с дедом была очень важна автору второго текста и выглядит вполне правдоподобно: в конце концов, Ицхак еще был жив, когда Леви стал взрослым, и в книге Берешит есть рассказ о том, как Яаков с семьей приходили к Ицхаку перед его смертью (Берешит, 35:27–28). Передавая священное знание Леви — знание, которое, постоянно подчеркивает Ицхак, он получил «от отца моего Авраама» (АФЛ, 7:4; 10:3, 10), который, в свою очередь, узнал это из книги о Ноахе (АФЛ, 10:10) — это должно придать деталям обрядов совершенно несокрушимую авторитетность. Они должны быть точно такими, как угодно Б‑гу, а если в Пятикнижии этого нет, что ж, это потому, что такие вещи передавались из уст в уста с древнейших времен — а на самом деле передавались от времен Леви к времени написания этого самого документа. При этом не говорится, что главная тема этого второго древнего левиевского текста — священство как таковое, тот самый элемент, который по большей части оставался без внимания в уже описанных пророчествах Леви.
Два этих древних текста наш хасмонейский автор освоил и включил в АФЛ. Можно, конечно, предположить, что он взял только один текст, старинное описание того, как Леви поднялся на небеса, основанное на Малахи, 2:4–7, а второе видение выдумал сам, но это маловероятно, как я уже объяснил. Зачем было добавлять еще одно видение с ангелами, а не просто вставить новый материал в уже существующий? Ведь в Малахи, 2:4–7 говорится только об одном. Если автор первого видения всячески старается использовать этот пассаж, чтобы дать своим словам библейское обоснование, то почему этот хасмонейский писатель разрушает столь тяжело давшееся обоснование, создавая второе видение с ангелами без какой бы то ни было библейской основы, вместо того чтобы просто вставить все, что он хотел сказать, в первое видение? Почему этот хасмонейский писатель, в тексте которого ясно говорится о двух визитах к Ицхаку, не вставил священнические поучения (которые, если следовать этой теории, сам же и придумал) в первый визит? Это и другие аргументы убеждают, что второй, отдельный, текст о Леви действительно был — рассказ о видении, который, как предполагает Милик, предназначался стать первой частью священнической трилогии, за которой идут Завет Каафа (Кегата, 4Q542) и Видение Амрама (4Q543–548). Соединив древнее пророчество Леви с другими текстами Леви от первого лица, хасмонейский составитель затем поместил их в мощную историческую раму с рассказом о деяниях Яакова в Бейт‑Эле, которые взяты из высокоученой книги Юбилеи , однако в процессе не избежал повторов и несоответствий, которые отмечены самыми разными учеными , а также в этой книге.
И снова два путешествия
Раз уж я заговорил об этих двух визитах к Ицхаку, я хотел бы объяснить, как, по моему мнению, это получилось. Как мы видели, один из источников АФЛ (тот, который я назвал «Рукоположение Леви») утверждает, что «предок» передал Леви особые правила принесения жертв через его деда Ицхака, — в самом деле, давным‑давно Ицхак видел, что делал его отец Авраам в качестве коэна. Для этого нужно, чтобы Леви наставлял персонально Ицхак; единственно возможная их встреча, насколько известно автору, произошла накануне смерти Ицхака, когда Яаков с семьей пришли к нему (Берешит, 35:27–28). Вот почему он решил, что наставления в священстве будут даваться там .
В какой‑то момент была создана книга Юбилеи. Ее автора не интересовал конкретно Леви, но смущала странная последовательность событий в Бейт‑Эле: Яакову было видение лестницы в Берешит, 28, и он дал обет отдать Б‑гу десятую часть всего, что имеет, но не принес жертвы прямо на месте, а только поставил камень для памяти. В Юбилеях упоминается об этом в ходе рассказа о событиях, случившихся после возвращения Яакова в Бейт‑Эль несколько лет спустя. И Юбилеи объясняют: если Яаков в первый раз не принес жертвы, то потому, что не имел права, ибо он нигде не назван коэном и не имел ни малейшего понятия, что и как делать. По этой причине, вновь оказавшись в Бейт‑Эле, Яаков немедленно отправился к Ицхаку, чтобы привести того в Бейт‑Эль: Ицхак — коэн, и он поможет Яакову выполнить обет. Но Ицхак говорит, что слишком стар для путешествий; он благословляет Леви и назначает его наследовать священство. Затем Яаков вместе с Леви возвращается в Бейт‑Эль, и там Леви исполняет обязанности коэна.
И все это не связано с другим текстом, Рукоположением Леви; Юбилеи занимались в основном толкованиями — в данном случае они объясняли загадочное поведение Леви в Бейт‑Эле. Автор Юбилеев был безусловно знаком с Рукоположением Леви (он вскользь отсылает к нему в Юбилеях, 32:1); но, прочитав этот текст, он задает себе логичный вопрос: какой смысл наставлять Леви в правилах принесения жертв после того, как тот уже принес жертвы в Бейт‑Эле? И автор Юбилеев, вероятно, решает перенести наставления Ицхака на первую встречу Леви с Ицхаком, которая состоялась до принесения жертвы. Но с присущей ему отвагой автор Юбилеев идет еще дальше: приводит священнические наставления — последние слова Авраама Ицхаку (Юбилеи, 21). В самом деле, если Рукоположение Леви заставило Ицхака вспомнить, что делал Авраам в качестве коэна, почему не вложить наставления в священстве непосредственно в уста Ицхака? Он это и сделал.
Теперь вернемся к писателю хасмонейского периода, который должен был составить великую книгу Леви. Как уже говорилось, он начал с двух древних текстов Леви. Первый, Пророчество Леви, он вставил в свою книгу как сон‑видение, которое было Леви в Авель‑Маим. Леви вознес благочестивую молитву, был вознесен на небеса, увидел будущее (в том числе и то, чего не было в изначальном пророчестве, — что потомки Леви будут царями), ему было велено отомстить шхемитам, и он это сделал. Затем хасмонейский автор поместил второе видение, почерпнутое из Рукоположения Леви: Леви сделали коэном семь ангелических существ. Но еще больше материалов о Леви было в другом, высокоученом и авторитетном, сочинении — книге Юбилеев. Тогда хасмонейский автор вставил в свой текст короткую, в одно предложение, отсылку к Юбилеям, к рассказу о небиблейском путешествии к Ицхаку, после которого Леви совершил жертвоприношение в Бейт‑Эле. Однако Хасмоней не поместил, вслед за Юбилеями, наставления в священстве прямо в уста Аврааму. Авраам не фигурирует в этом тексте, повествование ведь ведется от лица Леви, а как же Леви мог передать Ицхаку последние слова Авраама, которые тот произнес задолго до рождения Леви? Поэтому хасмонейский автор оставил все как было в Рукоположении Леви: Ицхак наставляет Леви во время упомянутой в Библии встречи (Берешит, 35:27–28). Так создавались АФЛ, великая, хотя и несколько внутренне противоречивая, книга Леви, составленная на пике власти Хасмонеев в последней трети II столетия до новой эры.
Йеуда и суд над Тамар
Грех Реувена с Билгой
