«Я дам им пророка, подобного тебе, — из среды

их соплеменников. Я вложу ему в уста Мои слова,

и он будет возвещать вам все, что Я велю ему.

А если кто‑нибудь не послушает Моих слов,

которые пророк будет произносить от Моего имени,

то Я Сам покараю такого человека».

Дварим, недельная глава «Шофтим»

Ицхок‑Меир, первый ребе из Гуры, автор книги «Хидушей а‑Рим» вместе со служкой, реб Бунемом, возвращался из Варшавы в Гуру. Реб Бунем, пухлый улыбчивый старичок, сидел напротив ребе и внимательно изучал какую‑то книжку. Буквы на корешке стерлись, и название было невозможно разобрать.

Мархешван — октябрь — в том году выдался холодным, по ночам подмерзало, и тонкий слой инея покрывал пустые поля. Под лучами солнца иней быстро таял, но тепла не хватало на то, чтобы прогреть застывшую землю, и та гулко стучала под копытами лошадей.

До Гуры оставалось несколько километров, когда из‑за кустов вдоль дороги выскочил человек и что есть сил припустил вслед за экипажем. Реб Бунем сокрушенно покачал головой. Ему было жаль незнакомца. И хоть тот не выглядел хасидом, а был одет в короткую, хорошо выглаженную одежду, в которой расхаживают евреи, не очень придерживающиеся законов Торы, с таким рвением бежать за экипажем ребе мог только очень заинтересованный во встрече человек.

Сердце реб Бунема переполнилось жалостью. Он повернулся к кучеру и уже хотел попросить его придержать лошадей, как вдруг раздался голос ребе:

— Тебе не кажется, Бунем, что мы медленно едем?

Служка понимал ребе Ицхока‑Меира не с полуслова, а с полувзгляда, а тут прозвучал явно выраженный приказ. Спустя несколько секунд кучер, по просьбе реб Бунема, присвистнул лошадям, слегка огрел вожжами их лоснящиеся бока, и экипаж резко прибавил ходу.

Реб Бунем перевел взгляд на книгу и снова позабыл обо всем на свете. Когда минут через пятнадцать он снова взглянул на дорогу, то, к величайшему своему изумлению, увидел позади экипажа незнакомца, бегущего изо всех сил. Его лицо покрывали крупные капли пота, вид был взмыленный, но двигался он легко и ловко, словно только что начал бег.

Пораженный служка только головой покачал от удивления. Он никогда не думал, что человек может так быстро бежать и, главное, столь долго не отставать от мчащегося во весь опор экипажа, запряженного двумя крепкими лошадьми.

«Такое рвение заслуживает награды», — подумал служка. От жалости к бедолаге защемило в висках. Словно невзначай он легонько ткнул кучера в спину и, когда тот обернулся, показал руками, будто натягивает вожжи. Кучер кивнул, и спустя несколько секунд лошади перешли на трусцу.

— Что случилось? — тут же спросил, казалось бы, крепко спавший ребе. — Я люблю быструю езду!

— Ребе! — воскликнул служка. — Это я попросил кучера придержать лошадей. Оглянитесь, какой‑то несчастный уже четверть часа бежит за нашим экипажем. Наверняка у него дело чрезвычайной важности!

— Почему ты обращаешь внимание на такого рода вещи! — с искренним удивлением ответил ребе Ицхок‑Меир. — Я ведь ясно сказал, что хочу ехать быстро.

Служка развел руками, обратился к кучеру, тот взмахнул кнутом, и лошади взяли в галоп. Реб Бунем не сводил глаз с незнакомца и увидел, как гримаса отчаяния исказила его лицо. Пытаясь угнаться за экипажем, он ускорил бег, но споткнулся и со всего размаха полетел на землю. Шатаясь, несчастный поднялся на ноги, по его лицу текла кровь.

Реб Бунем набрался смелости и сказал ребе:

— Этот бедолага, что бежит за экипажем, упал и расшибся в кровь. Может, остановимся и…

— Глупец! — ответил ребе. — Разве я спрашивал твоего совета? Или ты воображаешь себя самым милосердным в этом экипаже? Прикажи кучеру гнать что есть сил!

Лошади понеслись, и вскоре незнакомец скрылся из виду. Пораженный служка пытался понять, что же произошло на дороге. За годы близкого общения с ребе Ицхоком‑Меиром он хорошо изучил его характер и знал, что ребе мягкий человек с милосердным сердцем. Он мог рассказать десятки, нет, сотни историй о том, как ребе самоотверженно помогал людям, религиозным и нерелигиозным, евреям и неевреям, богатым и бедным, умным и дуракам, а тут такое открытое, демонстративное жестокосердие? Не‑е‑ет, здесь что‑то не так!

Въехали в Гуру. Невеселое, лысое, без палисадников местечко. Возле базарной площади почерневшая от времени и дождей синагога. Еще одна — с зеленой крышей, крашенной под цвет разросшихся вокруг нее тополей.

После дороги ребе сел в свое кресло отдохнуть, служка принес на подносе стакан чаю в серебряном подстаканнике. Ребе медленно произнес благословение, неспеша сделал несколько глотков. Потом спросил:

— Что, Бунем, ты, наверное, потрясен моей жестокостью?

Служка пожал плечами. Его сердце успокоилось, он уже понял, что дело не так просто.

— Ты, наверное, обратил внимание на выносливость незнакомца?

Реб Бунем кивнул.

— Обычный человек не в состоянии так долго бежать за экипажем. Знай же: тот, кого ты видел сегодня на дороге, умер несколько месяцев назад. Иногда на Небесах дают душе грешника вернуться на землю, и она, воплотившись в тело, бежит за экипажем раввина, к словам которого она не прислушивалась при жизни. И в этом беге есть исправление. Чем дольше и быстрее будет бежать грешник, тем большее исправление получит его душа, вернувшись на Небо. Поэтому я и просил тебя изо всех сил погонять лошадей.