Материал любезно предоставлен Tablet

Когда шатер — это просто шатер, а не постель и не шляпа? Чтобы осовременить еврейские законы, мудрецы используют принцип аналогии.

Большая часть интеллектуальных упражнений мудрецов, которые я наблюдаю в трактате «Шабат», связана с проведением аналогий. Как мы уже не раз отмечали, 39 мелахот, видов работ, запрещенных в субботу, выводятся из видов работ, совершаемых евреями во время строительства мишкана, ковчега Завета. Но евреи первых веков новой эры, когда составлялись Мишна и Талмуд, уже более чем на тысячелетие отстояли от евреев эпохи исхода из Египта и жили в совершенно иной социальной и технологической среде. Они больше не строили шалаши в пустыне — они строили дома, держали кожевенные мастерские и винодельни, стирали белье и занимались другими повседневными делами, принятыми в том обществе. Как же пример мишкана мог стать источником для целого спектра правил и законов, призванных регламентировать эту совершенно новую еврейскую жизнь?

Если бы мудрецы Мишны и Талмуда были настоящими законодателями, это не составило бы проблемы; они бы просто изобрели новые законы, которые соответствовали бы новой реальности. Но мудрецы не совсем законодатели — они толкователи уже существующих законов — записанных в Торе и передаваемых из поколения в поколение под именем Устной Торы. Их задача состояла в том, чтобы построить мостик между древними законами и новыми проблемами, и эта задача требовала особых интеллектуальных способностей. Здесь не требовалось оригинальное творчество — ведь мудрецы всегда настаивали на том, что ответы на все вопросы уже заложены в источниках — библейских стихах или постановлениях танаев, их нужно только обнаружить. То, что современному читателю представляется искажением логики, объясняется этой потребностью связать новую реальность с древним, описанным в авторитетных источниках прецедентом.

Аналогия — излюбленный мудрецами способ строить такой мостик. Подходящий пример встречается в самом начале 20‑й главы. Одна из запрещенных мелахот — установка шатра. Но что, вопрошают мудрецы, считать шатром? Согласно Абайе (Шабат, 138а), «что касается большого бурдюка для вина, цедильного сита, балдахина над кроватью и складного стула <…> нельзя собирать их [в шабат] из‑за запрета ставить временный шатер». Ни один из этих предметов не является собственно шатром, но во всех этих случаях мы подвешиваем материал к какому‑то креплению, натягиваем ткань или создаем укрытие — и эти действия напоминают нам о шатре. Подобная аналогия не свободна от неясностей, что делает ее плодородная почвой для талмудической дискуссии. Мы узнаем о противоречивом на первый взгляд постановлении Рава, который сначала утверждает, что «кровать запрещена», а «балдахин разрешен», а потом — что «балдахин запрещен, а кровать разрешена». Гемара комментирует, что «это несложно», а это стандартная формула, употребляемая в случаях, которые как раз сложны. Но Гемара полагает, что эту сложность можно разрешить. Когда Рав запрещает ставить кровать в субботу, он имеет в виду «кровати как у карманийцев» — походные складные кровати; раскладывать кровать — это почти что ставить шатер. Когда он разрешает балдахин, он имеет в виду балдахин, уже сооруженный перед шабатом, — в субботу нужно лишь открыть занавеси. И наоборот: кровать, которую не нужно складывать и раскладывать, разрешена в субботу, а балдахин, который еще нужно вешать и натягивать, запрещен.

Мудрецы не останавливаются на этом и продолжают аналогии с шатром. Зная о том, насколько важны шляпы для хасидов, я с большим удивлением узнал, что Талмуд запрещает носить в шабат головные уборы с полями шире ладони, уподобляя их шатру. (Правда, позднейшие авторитеты смягчили этот запрет.) Рав Шешет сообщает дополнительную причину для запрета шляп в субботу: на ветру шляпа может улететь, и владельцу придется поднимать ее и нести, что запрещено.

Я изумился еще более, когда прочитал страшное пророчество (Шабат, 138б): «Рав сказал: суждено еврейскому народу забыть Тору». На языке Талмуда этот прогноз звучит поистине апокалиптически. Тора здесь значит не просто Пятикнижие, а весь письменный и устный закон, и все толкования на него, и весь образ жизни, предписываемый этим законом. Неужели мудрецы правда думали, что все это может просто‑напросто исчезнуть? Согласно Раву, Писание само это предсказывает. «Г‑сподь сделает бедствия твои удивительными», — гласит Второзаконие, и то же слово — «удивление» («афлаа») встречается в книге Исайи в связи с «мудростью мудрых и пониманием людей понимающих». Используя обычную герменевтическую технику, Рав связывает два употребления этого слова: удивительное бедствие — это бедствие, которое сокрушит мудрость и понимание, то есть знание Торы.

Был, однако, конкретный исторический момент, когда это предсказание, казалось бы, сбывалось: 70 год н. э., после разрушения Храма римлянами. После этой трагедии Йоханан бен Закай получил позволение основать академию в Явне, и об этом Талмуд говорит: «Когда мудрецы наши вошли в виноградник Явне, они сказали: суждено Торе быть забытой». И при этом Явне традиционно считается родиной раввинистического иудаизма, религии, которую Талмуд создал и кодифицировал. Страх забыть Тору привел к решению о записи устного закона, каковая раньше была запрещена; под угрозой исчезновения иудаизм переизобрел сам себя. Прошло две тысячи лет — и Тора до сих пор не забыта, хотя часто ее читают и живут по ней сегодня так, что мудрецы Талмуда вряд ли бы сочли это жизнью по Торе.

Эти мудрецы, читаем мы дальше в 20‑й главе, были очень высокого о себе мнения. Если Тора — это дар Б‑га миру, а мудрецы — хранители Торы, их ответственность поистине космического масштаба. Их неудачи могут иметь катастрофические последствия не только для них самих, но и для еврейского народа и даже для всего мира. «Рабби Йоси бен Элиша говорит: если ты видишь поколение, на которое обрушились многие беды, иди и разберись с судьями Израилевыми, ибо любое бедствие, которое приходит в мир, приходит оттого, что судьи Израилевы действуют бесчестно». Всевышний не посетит еврейский народ, пока его лидеры не будут праведны: «Святой, благословен Он, не почтит Своим Б‑жественным присутствием еврейский народ, покуда дурные судьи и чиновники не будут изгнаны из его рядов».

Это, в каком‑то смысле, обнадеживающее утверждение, поскольку дарует евреям своего рода автономию. В эпоху, когда евреи жили под властью Персии или Рима и особенно не могли контролировать собственную участь, Талмуд заверяет их, что вся мировая история зависит от их нравственности и поведения, от их лидеров. Праведность евреев способна даже упразднять языческие обычаи: «Рав Папа сказал: если высокомерные перестанут существовать, также перестанут существовать и персидские жрецы‑огнепоклонники».

После этих грандиозных заявлений особенно трогательно читать советы мудрецов начинающим ешиботникам (Шабат, 140б). Мудрецы считали, что держат в своих руках судьбы мира, но при этом испытывали трудности с питанием. «Рав Хисда сказал: студент ешивы, покупающий овощи, должен покупать длинные». Объяснение здесь таково, что овощи продаются в связках, измеряемых по толщине: «Связка есть связка, определенная толщина за определенную плату. А лишняя длина идет бесплатно». Рав Хисда продолжает свои наставления: «Студент ешивы, у которого нет достаточного количества хлеба, не должен есть овощ, поскольку овощи разжигают аппетит», а «студент ешивы, у которого нет масла, должен мыться стоячей водой». Это удивительно точная картина бедности ученого люда. Изучение Торы для многих означало настоящий голод и нужду. И мудрецы считали это адекватной ценой, и это, конечно, свидетельствует об их безграничной вере в Тору.

В конце концов перечень советов рава Хисды заканчивается его обращением к дочерям, посвященным женскому поведению. «Не ешьте хлеб прежде ваших мужей», — предупреждает он, — ведь мужчине отвратительно зрелище женского обжорства. «Не испражняйтесь в том месте, где испражняются ваши мужья», ибо не нужно доносить до сведения мужчин тот факт, что женщины тоже испражняются. И наконец, наглядный урок девичьей скромности. Рав Хисда протянул одну руку к своим дочерям и показал им жемчужину, а в другой руке спрятал что‑то от них. Они умоляли его показать им, что это, и наконец он показал — это был комок грязи. Это учит нас тому, что «скрытый предмет более привлекателен, нежели открытый, даже если он менее ценен». Что об этом думали дочери Хисды, уподобленные комкам грязи, читателю остается лишь догадываться. 

Оригинальная публикация: ANCIENT LAWS FOR MODERN TIMES