Материал любезно предоставлен Tablet

Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз речь пойдет о приличиях, почтительности и видимости нарушения закона.

Под конец нынешнего даф йоми Талмуд рассказывает историю, которая проливает свет на то, как мудрецы представляли себе хорошие манеры. Рав Хуна, читаем мы в конце седьмой главы трактата «Песахим», пришел однажды домой к раву Нахману бар Ицхаку и нарушил целый ряд неписаных правил, составляющих этикет любого общества. Когда его спросили, как его зовут, он ответил: «Рав Хуна», хотя, как поясняется в комментариях к моему изданию Талмуда, «упоминание звания демонстрирует тщеславие». Когда его пригласили присесть, он тут же уселся, хотя вежливо было бы хотя бы один раз отказаться. Ему предложили вина, и он тут же согласился, хуже того — осушил стакан в два глотка, причем пил лицом к остальным вместо того, чтобы скромно отвернуться и выпить наедине.

Все эти поступки, как читатель явно должен догадаться, являют собой примеры дурных манер; именно так их восприняли рав Нахман и его домочадцы. Но далее Талмуд обманывает наши ожидания — оказывается, что несмотря ни на что рав Хуна все‑таки не был грубияном и невежей. Напротив, когда его спросили, он привел убедительные доводы в пользу каждого из нарушений приличий. Он представился равом Хуной, а не просто Хуной, потому что «…я известен под этим именем», то есть он не хвастался, а просто придерживался фактов. Он сел сразу после первой же просьбы присесть, чтобы продемонстрировать почтение к своему хозяину, раву Нахману: «Все, что хозяин дома говорит тебе, делай». Так же и с вином: он выпил вина после первого же приглашения, потому что «меньшему человеку можно отказать, но великому человеку нельзя отказать». Он осушил стакан в два глотка, потому что так и нужно поступать, согласно следующей барайте: «Кто выпивает свою чашу за один глоток, тот пьяница; в два глотка — это как подобает; в три — это высокомерие». И наконец, он не отвернулся от других, пока пил, потому что «мы учим из Мишны, что невеста отворачивает лицо свое», а поскольку он не невеста, законы скромности к нему не относятся.

Это одна из ряда зарисовок, донесших до нас кусочек повседневной жизни евреев той эпохи, сохранившийся в своей первозданности в толще Гемары, как муха в янтаре.

Как мы уже не раз видели в различных контекстах, вопросы уважения и почтительности играли важную роль в древнем еврейском обществе, особенно в среде мудрецов, которые находились на самом верху социальной иерархии и настаивали на своей привилегированности. Если иметь это в виду, вышеизложенная история преподносит нам двойной урок. Великие мужи вроде рава Хуны не должны себя вести необдуманно; в то же время нам не следует выносить скороспелые суждения, полагая, что выглядящее как дурное поведение действительно им является, особенно если речь о мудреце.

Мудрецы, должно быть, придавали большое значение этой ценной мудрости, поскольку очень постарались включить ее в Талмуд. Связь между кажущейся нескромностью поведения рава Хуны и основной темой седьмой главы — способом принесения пасхальной жертвы — лишь в одной маленькой детали: правиле о том, что «невеста отворачивает лицо свое». Не совсем ясно, что это: описание или предписание. Согласно примечаниям в моем издании Талмуда, есть два толкования этой фразы. Согласно одному, невесте, смущенной тем, что оказалась в центре внимания публики, позволительно сокрыть лицо. Согласно другому, она обязана так поступить в подтверждение своей скромности.

Эта двусмысленность соответствует двойственности талмудического отношения к женщинам и их присутствию в обществе. С одной стороны, мы читали в трактате «Шабат», что женщины должны украшать себя ювелирными изделиями и наряжаться в красивую одежду, а мужья обязаны снабжать их этой одеждой и украшениями. С другой стороны, мы читали, что женщина не должна петь на публике, поскольку ее голос — слишком сильный эротический стимул, мужчинам трудно такое выдерживать хладнокровно. В целом кажется, что Талмуд дает женщинам довольно большую свободу действия внутри брака и почти никакой вне его. А поскольку невеста — это женщина, которая только начинает привыкать к своей роли замужней дамы, мудрецы ожидают, что она будет застенчиво скрывать свое лицо.

«Мы учим из Мишны, что невеста отворачивает лицо свое», — говорит Хуна. Эта мишна появляется в «Песахим», 86а, во время обсуждения того, как правильно вкушать пасхальную жертву. Как мы уже читали, во времена Храма группы евреев приносили ягненка или козленка в Иерусалим и записывались на совместное его поедание. Каждый израильтянин должен был быть записан на конкретную жертву — нельзя было вкусить от животного без предварительной записи. И вот мудрецы вопрошают, что случится, если две группы людей, записавшихся на разные жертвоприношения, будут вкушать свою пищу в одном и том же доме. Не покажется ли со стороны, что это одна группа и что они манкировали законом о предварительной записи?

Такого рода опасения встречаются в Талмуде на удивление часто, многие постановления специально служат тому, чтобы избегать видимости нарушения закона. В данном случае Мишна предписывает следующий выход: две группы должны демонстрировать свою раздельность тем, что смотреть в разные стороны. «Одни поворачивают лица свои в эту сторону и так едят, другие — в ту сторону и так едят». Но что если среди них присутствует новобрачная? Она может захотеть — скромности ради — отвернуться от окружающих, то есть от своей группы, но тогда может показаться, что она — часть другой группы, и тем самым она нарушит правила поедания пасхальной жертвы. И здесь Мишна четко высказывается, отдавая приоритет скромности невесты: «А невеста отворачивает лицо свое и ест», даже если это будет выглядеть, будто она не принадлежит к своей группе.

Мы видим здесь пример удивительной продуманности и заботливости. Какой‑то танай потратил время на то, чтобы подумать о невесте во время Песаха, посочувствовать ей и вынести постановление ради ее удобства. Впрочем, одна из характерных особенностей Талмуда — склонность придумывать правила для самых невероятных случаев. Другой пример такого рода встречается в той же седьмой главе, но раньше, в «Песахим», 79а. Большинство храмовых жертвоприношений не может быть совершено в состоянии тума, то есть ритуальной нечистоты. Однако пасхальная жертва была столь важна, что это правило отменялось. Если большинство еврейской общины было нечисто, все могли пойти и принести жертву. Если же лишь меньшинство было нечисто, тогда только чистое (таор) большинство должно было принести жертву, а в следующем месяце назначался день, когда нечистое меньшинство, уже очистившись, могло совершить жертвоприношение.

Но тут Гемара предусматривает новую возможность. Что делать, вопрошают амораи, если еврейский народ поделится ровно пополам: одна его половина будет чиста, другая же нечиста? В такой ситуации нет большинства и меньшинства. Тут можно было бы трезво посмотреть на вещи и ответить, что такого никогда не произойдет, поскольку вероятность разделения народа ровно пополам ничтожна. Более того, я не понимаю, как храмовые служители, отвечающие за организацию жертвоприношений, вообще могли выяснить, кто чист, а кто нет. На Песах в Иерусалиме собирались более 1 млн евреев, и они не стояли в очереди на определение ритуальной чистоты.

Однако Талмуд не склонен отметать воображаемые ситуации на основе здравого смысла. Каждая воображаемая ситуация должна быть рассмотрена, даже если она столь маловероятна, что тратить на нее время кажется безумием. (Это одно из свойств талмудического мышления, которое и делает его «талмудическим», — я имею в виду тот слегка пренебрежительный оттенок, который это слово имеет в английском языке.) И мудрецы долго обсуждают ситуацию «половины и половины». Следует ли, как говорит Рав, к каждой половине отнестись как к большинству, с тем чтобы чистые и нечистые приносили жертвы по отдельности? Или же каждая половина должна считаться меньшинством, как говорит рав Кагана, и тогда нечистые просто теряют возможность принести жертву?

Наконец, Рав предлагает изобретательное решение этой проблемы. Если община разделилась ровно пополам: половина ее членов чиста, половина же нечиста, то они должны взять кого‑то из чистых и намеренно сделать его нечистым через контакт с шерец — животными, «пресмыкающимися по земле» и передающими ритуальную нечистоту. Таким образом община выйдет из тупика и спокойно принесет пасхальную жертву. Улла на это замечает, что необязательно намеренно осквернять кого‑то из чистой половины — можно просто приказать ему покинуть город, и это тоже разрубит гордиев узел. Но Гемара следует предложению Рава: проще использовать шерец. Когда закон не соответствует реальности, говорит Талмуд, мы не меняем закон — мы меняем реальность. Этот подход как будто нелогичен, но он подчеркивает приверженность мудрецов тому, чтобы все делать по правилам.

Оригинальная публикация: When the Rabbis Do Things by the Book, They Give the Talmud Its ‘Talmudic’ Qualities