Продолжение. Начало см. в № 9–12 (293–296), № 1–4 (297–300), № 6 (302), № 8 (304), № 10–12 (306–308), № 1–2 (309–310), № 5 (313), № 7 (315), № 10 (318)
Западные компиляции
Выход Кодекса Маймонида, по всей видимости, замедлил появление новых литургических текстов на Западе, но не остановил этот процесс. В переживавшей стремительную феодализацию христианской Европе евреи, как и их соседи, испытывали глубокое почтение перед местными обычаями. Ни одна сфера еврейской частной и общинной жизни не регулировалась обычаем так строго, как литургия, и европейское еврейство проявляло ненасытный интерес ко всем деталям богослужения. В отличие от сферы права, где знания накапливались по мере изучения Талмуда и литературы гаонов, в этой области ежедневные ритуальные практики пришли из «темных» веков, которые предшествовали эпохе возникновения ашкеназских школ в Провансе, Шампани и Рейнской области и от которых сохранилось мало источников.
Начиная с Йосефа Тов Элема (Бонфиса) французские раввины, особенно из школы Раши в Труа, сочинили множество трактатов на литургические темы. Ученики Раши усвоили правило тщательно записывать сказанное, вскоре оно возобладало также в христианских университетах. Наставник, несомненно, каждые несколько лет повторял лекции, поэтому в записях, составленных разными учениками в разное время, можно найти множество несоответствий. Часто ученики записывали, как учитель поступал в тех или иных важных с ритуальной точки зрения ситуациях. В отличие от «Комментариев» Раши к Писанию и Талмуду, которые либо изначально были написаны им самим, либо прошли его внимательную редактуру и несут явный отпечаток его личности и авторской правки, приписываемые ему трактаты по вопросу ритуального права Раши никогда не видел в той форме, в какой они дошли до нас. Отсюда, как мы помним, постоянные повторы и нередкие противоречия. Тем не менее часто эти тексты изрядно дополняют друг друга. Среди них такие упоминавшиеся выше правовые сборники, как «Сефер а‑пардес» («Книга райского сада»); «а‑ора» («Свет») или «Оре» («Собирающий урожай»); Сидур (молитвенник), который приписывают самому Раши; «Махзор Витри», составленный его учеником Симхой бар Шмуэлем, а также два еще не опубликованных сочинения: «Сефер а‑сдарим» («Книга литургических обрядов») и «Сефер исур ве‑гетер» («Книга запретного и дозволенного») . Эти труды позволяют нам проникнуть в мир правовых установлений и обрядового мышления основоположников еврейской учености в Западной Европе, а также служат неиссякаемым источником сведений о ранних этапах развития литургии в еврейском мире вообще.
Ни один из этих сборников‑конспектов, за исключением сочинения Симхи из Витри, не заслуживает того, чтобы называться молитвенником. В них много внимания уделено литургическим вопросам, они содержат также немало правового материала. И «Пардес», и «Ора» начинаются с полуправовых‑полуморалистических рассуждений о некоторых проблемах семейных отношений. Даже для Сидура, более или менее следующего порядку богослужения, характерны многочисленные отступления в другие области права. Например, рассуждая о богослужении Судного дня, компилятор также касается видов умерщвления плоти, которые следует практиковать во время этого главного из постов. Книга заканчивается описанием законов траура и разнообразных правил относительно пищи, но и они прерываются кратким рассуждением o том, какие отрывки из Писания следует читать на разные праздники. Бессистемные замечания такого рода, собранные в «Пардесе», оказались так трудны для восприятия, что вскоре один итальянский автор решил изложить их систематически; труд получил название «Ликутей пардес» («Сбор урожая в райском саду»). Изначальная путаница еще больше усугубилась из‑за переписчиков, которые с легкостью пропускали фрагменты и еще чаще добавляли существенные (и не очень) решения позднейших авторитетов, а также вносили в текст заметки, сделанные внимательными читателями на полях. Если первых компиляторов не особенно мучила совесть, когда они списывали из тетрадей других студентов, то более поздние уже с легкостью вставляли в собственный текст фрагменты из других сочинений.
По всеобщему признанию, главным литургическим трудом, вышедшим из школы Раши, стал «Махзор Витри», автором которого Раши не называли никогда. Сочинению недостает стройности. Неаккуратные переписчики и интерполяторы исказили текст, в то же время в нем прослеживается соответствие изначальным намерениям автора. Еще важнее, что это первый настоящий молитвенник, составленный западным раввином, где постановления, касающиеся ритуала, сочетаются с подробным текстом молитв.
Р. Симха активно пользовался молитвенником Амрама, который он иногда называл Махзором, то есть «Циклом» (термин заимствован из астрономии), но не всегда указывал заимствования оттуда. Он также демонстрировал знакомство с другими «древними молитвенниками [махзорин]». У него периодически встречаются ссылки на Саадью, однако крайне сомнительно, что он был непосредственно знаком с литургическим сочинением гаона. Тем не менее он следовал примеру Саадьи и приводил полные тексты множества давно устоявшихся молитв, а также вводил немало более поздних пиютов, которые хазаны могли читать по собственному усмотрению. Неудивительно, что Махзор Симхи намного превзошел по объему популярный респонс Амрама и сочинения по вопросам ритуала, составленные другими учеными из Труа. Невзирая на солидный объем, сочинение р. Симхи, по‑видимому, сразу завоевало успех. Предложив хазанам авторитетный текст, оснащенный пространными алахическими рассуждениями и цитатами из различных источников, в том числе из самого Раши (которого автор часто называет по имени), он смог удовлетворить насущную потребность общин. Многие из них обзавелись хорошими копиями, которые были частично снабжены огласовками. Если верить р. Яакову Таму, через несколько десятков лет после смерти Симхи Махзор можно было «найти почти повсюду».
Конечно, р. Яаков говорил не о том, что солидное по объему сочинение рабби Симхи во множестве копий ходило по всей Западной Европе. Объем, даже без многочисленных интерполяций, был таков, что копия оказывалась слишком дорогой для всех, кроме немногих состоятельных книголюбов и синагогальных хранилищ. Популярности препятствовало и то, что молитвы были перемешаны с пространными и часто очень сложными постановлениями об их чтении, а также алахическими дискуссиями на другие темы, связанные с ритуалом. В этом отношении «Махзор Витри» еще меньше походил на молитвенник в современном понимании, чем Седер Амрама в его изначальной форме. Оба сочинения, в свою очередь, были практичнее, чем систематизированная компиляция Саадьи; они предназначались главным образом для интеллектуальной элиты, особенно для тех ее представителей, которые отвечали за общинные богослужения. У рядовых членов общины, даже весьма образованных, вплоть до изобретения книгопечатания не было общепринятых молитвенников. Небольшие общины, каких в Западной Европе и провинциальных городах Ближнего Востока было большинство, располагали одним‑двумя экземплярами этих масштабных трудов. Их хранили в местных синагогах, и к ним обращались за справкой заинтересованные лица, прежде всего хазаны.
Таким образом, дороговизна и нехватка книг приводили к тому, что средневековые раввины настаивали на чтении молитв по памяти. Даже самые просвещенные из молящихся, как правило, не имели при себе текстов всех молитв, которые могут пригодиться. Тем более это касалось праздничных молитв. Более пространный и сложный, праздничный Махзор всегда стоил дороже. В то же время он был нужен всего несколько дней в году, а некоторые его фрагменты — только раз в год. Разумеется, большинство могло выучить наизусть лишь несколько молитв, а в чтении менее знакомых текстов им приходилось полагаться на хазана и имевшиеся у него тексты. Во времена Йеудая Гаона даже хазанам не разрешалось пользоваться письменным текстом, за исключением длинных и сложных молитв Судного дня и других постов. Саадья отмечал, что многие предпочитают пропускать стихи, с которыми они редко встречаются в праздничных службах, лишь бы не делать ошибок, произнося их по памяти. Саадья предупреждал молящихся, чтобы те были особенно внимательны с такими молитвами, как праздничный мусаф. Раши (а вслед за ним Абудархам) запретил во все дни, кроме суббот и новомесячий, чтение стихов, если их можно было правильно запомнить, лишь опираясь на частоту употребления.