В главе «Тольдот» таится глубокий, будоражащий душу вопрос. Почему Ривка велела Яакову обмануть Ицхака и отобрать у Эсава отцовское благословение? Она дает указания проворно и безапелляционно: «Теперь, сын мой, послушай меня в том, что я тебе велю. Пойди к стаду и возьми мне оттуда двух отменных козлят. Из них я приготовлю твоему отцу яство, как он любит. Ты же поднесешь его отцу, чтобы он поел и благословил тебя перед своей смертью» (Берешит, 27:8–10).

Поведение Ривки просто поразительно. Новые обстоятельства только что возникли (Ривка никак не могла предугадать, что Ицхак вздумает срочно благословить Эсава, но вначале попросит яство из мяса, добытого сыном на охоте), но у женщины мигом возник детально проработанный, всесторонний план. Никаких сомнений, никаких колебаний. Ривка старается не упустить удачный момент. Яаков делится опасениями: а если Ицхак не попадется на уловку, если, коснувшись его руки, сразу догадается, что перед ним не Эсав?.. Ривка отвечает лаконично и твердо: «[Пусть] на меня [падет] это проклятие, сын мой! Ты только послушай меня: иди и принеси мне [козлят]» (Берешит, 27:13).

Обычно мы вопрошаем: «Как Яаков мог обмануть родного отца?»

Но главные вопросы вызывает поведение Ривки. План разработала она, а не Яаков. Как Ривка могла подумать, что непредосудительно, во‑первых, обмануть мужа, во‑вторых, оставить Эсава без отцовского благословения, в‑третьих, приказать Яакову поступить нечестно? Яаков не додумался бы до такого плана в одиночку. Яаков — «иш там», что значит «простой, прямодушный, бесхитростный, смирный, наивный человек, человек порядочный» Автор приводит возможные английские эквиваленты. В русском переводе Д. Сафронова под редакцией А. Графова «иш там» переведено как «смирный человек». — Примеч. перев.
(Берешит, 25:27).

Как Ривка дошла до такого поступка?

Есть три возможных объяснения. Первое: Ривка любила Яакова (Берешит, 25:28). Он был ей дороже, чем Эсав. Ицхак, как она знала, не разделял ее предпочтений. То есть ею руководил материнский инстинкт. Она захотела, чтобы благословение досталось ее любимому сыну.

Впрочем, это маловероятно. Наши праотцы и праматери — образец для подражания. Они не подчинялись слепым инстинктам и нереализованным амбициям, которые им хотелось воплотить в судьбе детей. Ривка — вовсе не леди Макбет. И не Бат‑Шева, которая плела интриги при дворе, стремясь, чтобы престол Давида унаследовал ее сын Шломо (см. Млахим I, 1). Нет, это было бы совершенно неверное прочтение.

Второе возможное объяснение: Ривка была убеждена, что Эсав не годится в наследники благословения. Ранее на ее глазах Эсав охотно продал свое первородство и «пренебрег» им (Берешит, 25:31–34). Она считала, что «ловец» и «человек полей» не отвечает идеалам авраамического завета. Она знала, что именно таково одно из оснований, по которым Б‑г избрал Ицхака, а не Ишмаэля, ведь Ишмаэлю было суждено стать «диким человеком» (Берешит, 16:12). Она знала, что Ицхак любит Эсава, но полагала (по разным причинам, смотря какому комментарию верить), что муж слеп к недостаткам Эсава. О будущем завета следовало позаботиться, и было жизненно важно вверить завет тому из сыновей, кто обладал нужными качествами, был способен жить согласно его жестким требованиям.

И, наконец, третье из возможных объяснений: Ривка исходила из пророчества, ниспосланного ей перед рождением близнецов: «Два племени в утробе твоей, два народа отделятся друг от друга, [выйдя] из твоего лона. Один народ будет сильнее другого, старший будет служить младшему» (Берешит, 25:23).

Младшим был Яаков. Ривка заключила, что именно ему суждено получить благословение.

Второй и третий варианты логичны, но неизбежно порождают еще более существенный вопрос. Поделилась ли Ривка своими мыслями с Ицхаком?

Если да, почему Ицхак все равно упорствовал в желании благословить Эсава? А если нет, в чем была причина?

Здесь нам следует обратиться к основополагающей мысли Нецива (рабби Нафтали‑Цви‑Йеуды Берлина, 1816–1893). Любопытно, что Нецив комментирует не нашу недельную главу, а главу прошлой недели — эпизод, когда Ривка впервые видит будущего мужа. Напомню, Ицхак не сам выбрал себе жену. Авраам поручил это своему рабу. Раб и невеста путешествуют на верблюдах, и на подступах к шатрам Авраама Ривка видит в отдалении какую‑то фигуру.

«Ицхак шел, [возвращаясь] от Беэр‑Лахай‑Рои. [В ту пору] он жил в земле Негев. Под вечер Ицхак вышел в поле для молитвы, посмотрел — и увидел: приближается [караван] верблюдов. А Ривка взглянула — и, увидев Ицхака, склонилась с верблюда вниз. “Кто этот человек, идущий по полю нам навстречу?” — спросила она раба. “Это мой господин”, — ответил раб. Тогда она взяла покрывало и закуталась [в него]» (Берешит, 24:62–65).

Вот как это комментирует Нецив: «Она закуталась в покрывало, движимая благоговейным трепетом и чувством своей неполноценности, как если бы сочла, что недостойна быть его женой, и с тех пор этот трепет не покидал ее. Ее отношения с Ицхаком не походили на отношения Сары с Авраамом или Рахели с Яаковом. Когда у тех возникала проблема, они не боялись говорить о ней. Иначе обстояло дело у Ривки с Ицхаком» (Комментарий к Берешит, 24:65).

Нецив догадался, что в этом описании первой встречи Ривки и Ицхака ни одна подробность не случайна. В тексте подчеркивается дистанция между ними. Когда Ривка замечает Ицхака, физически он от нее вдалеке. Но он и мыслями тоже унесся вдаль: углубленно молится, погрузившись в свои размышления. Ривка, в свою очередь, дистанцируется от Ицхака, закутавшись в покрывало.

У этой отдаленности от людей и мира есть и более глубокие причины. Ицхак — самый отрешенный из праотцев. Мы редко видим, чтобы он становился инициатором какой‑то затеи. События его жизни, по‑видимому, повторяют события жизни его отца. Тора ассоцирует Ицхака с понятием «пахад», «страх» (Берешит, 31:42). Еврейский мистицизм связывает его с понятием «гвура», которое лучше всего толковать как «самоограничение». Этому человеку довелось лежать связанным на жертвеннике в качестве жертвы, и его жизнь пощадили лишь в самый последний момент.

То ли в результате этого мучительного потрясения, то ли потому, что на него давил сильный характер отца, переживания Ицхака часто таятся настолько глубоко, что словами их не выразить.

Поэтому неудивительно, что он любит Ривку и Эсава. Характеры у его жены и сына совершенно разные, но оба абсолютно непохожи на Ицхака. И Ривка, и Эсав — люди действия. Их «естественный румянец решимости» не «блекнет от тусклого напора размышленья» Шекспир, монолог Гамлета. Перевод Н. Кетчера. — Примеч. перев.
. Это также объясняет, почему Ривка не решается поговорить с Ицхаком прямо.

Прямо перед эпизодом с благословением есть другая сцена, которая на первый взгляд никак не связана с последующей.

В стране начинается голод. Ицхак и Ривка вынуждены отправиться во временное изгнание, как раньше дважды это делали Авраам и Сара. По указанию Б‑га они идут в Грар. Там Ицхак, совсем как когда‑то Авраам, выдает жену за свою сестру: боится, что иначе его убьют, чтобы увести жену в царский гарем. Но случилось так, что правда вскрылась: «После того как [Ицхак] провел там долгое время, царь филистимлян Авимелех глянул из окна вниз и увидел, как Ицхак ласкает (мецахек) свою жену Ривку» Так в английском переводе. В русском переводе Д. Сафронова под редакцией А. Графова: «После того как [Ицхак] провел там долгое время, царь филистимлян Авимелех, посмотрев в окно, увидел, как Ицхак забавляется со своей женой Ривкой». — Примеч. перев. (Берешит, 26:8).

Обычно от нас ускользает значимость этой сцены. А ведь только в этой сцене Ицхак совершает действие, описываемое глаголом «ц‑х‑к». Но ведь это же корень имени «Ицхак», означающего «он будет смеяться». И одновременно единственная сцена близости Ицхака и Ривки. И единственный эпизод, где Ицхак, так сказать, оправдывает свое имя. Но дело чуть не кончилось бедой: Авимелех взбешен, что Ицхак утаил правду. Происходит первый из целой череды конфликтов с филистимлянами.

Неужели этот случай упрочил убежденность Ицхака в том, что расслабляться нельзя даже на минуту? А в душе Ривки упрочил ощущение, что подлинно близкие отношения с мужем для нее невозможны?

Как знать. Но догадка Нецива убедительна. Ривка так и не решилась поделиться с Ицхаком ни пророчеством, ниспосланным ей перед рождением близнецов, ни сомнениями в том, подходит ли Эсав по своей натуре для благословения. Неспособность Ривки наладить общение с мужем привела к обману, а обман стал толчком к целой череде трагедий: например, Яаков, спасая свою жизнь, бежал из родительского дома и, в свой черед, поддался на уловку, когда его обхитрил тесть Лаван.

Напрашивается вывод: Тора учит нас, что наладить общение жизненно важно, как бы нелегко это ни давалось. У всех поступков Ривки самые благородные мотивы. Она держит свои мысли при себе, не желая беспокоить Ицхака, ведь она уважает его самоуглубленность и право на уединение. Она не хочет разочаровывать Ицхака в Эсаве, ведь это же его любимый сын. Она не хочет тревожить Ицхака рассказом о пророчестве, ведь оно указывает на то, что мальчики обречены всю жизнь бороться друг с другом. Но альтернатива — обман — оказывается еще хуже.

Итак, это повесть о том, как благие намерения доводят до трагедии. Залог крепких взаимоотношений — честность и открытость.

Невзирая на все наши опасения, всегда лучше говорить правду, чем из самых благородных побуждений прибегать к обману.