Материал любезно предоставлен Tablet

Вставать до зари, пачкать руки, терпеливо просеивать грунт в поисках осколков горшков или чего‑то, что тускло блеснет, — нет, не так я люблю отдыхать летом. Но тысячи студентов и немало зрелых людей участвуют в археологических раскопках в Израиле в надежде, что вдруг их ждет находка — то‑то будет радости.

«Прикоснитесь к истории собственными руками», — призывают потенциальных участников. «Что бы вами ни руководило — интерес к миру царей Давида и Соломона, или желание пройти по стопам Иисуса и апостолов, или стремление поработать в древнем финикийском городе — подходящее городище у нас для вас найдется», — сулит «Стипендиальная программа для участников раскопок» Общества библейской археологии. «Азарт первооткрывателя» вам гарантирован. А вдобавок ваш университет или колледж может зачесть вам отработанные часы.

Или мог бы зачесть в прошлом. Поездки на раскопки в качестве волонтеров — а это заодно инициация и приключение — прекратились из‑за пандемии. Что побудило современных наблюдателей, в том числе «Джерузалем пост», объявить археологические экспедиции очередной «жертвой коронавируса». Сотрудник археологического отдела Управления древностей Израиля, надзирающего за раскопками на территории страны, сообщил израильской газете, что в прежние годы каждое лето в земле рылись приблизительно две тысячи волонтеров, по большей части студенты. Но в 2020‑м «всё отменили», и в результате «система рухнула».

Присутствие волонтеров в «экосистеме» научных раскопок — недавнее явление. В истории археологии был длительный период, когда ученые «в поле» перепоручали изнурительную работу своим помощникам из местных — низкооплачиваемым, плохо обученным чернорабочим. Те, пользуясь ножами и щетками из верблюжьей шерсти, извлекали находки: сосуды для воды, кувшины, статуэтки, фрагменты архитектурных сооружений — из «многослойных пластов разрушающихся, запущенных вековых руин», как выразился один археолог, работавший в Мицпе в 1920‑х. После того как сотрудники‑профессионалы, надзиравшие за рабочими, тщательно пронумеровывали, фотографировали и складывали эти находки в корзины, «самые сильные женщины, водрузив корзины на голову», доставляли их в штаб экспедици и передавали на хранение.

Рабочие — им платили за количество найденных предметов — обычно ставили проворство выше аккуратности, что чинило помехи археологии, в то время начинавшей сознавать себя научной дисциплиной. В последние годы перед началом Второй мировой войны и в послевоенный период строгие правила и скрупулезность «в поле» стали обязательны. И тогда на смену местным рабочим пришли обученные археологическим методикам студенты, многие из которых были семинаристами из теологических учебных заведений США.

Спустя еще некоторое время, поскольку романтичность археологии по‑прежнему манила, в Израиль устремились толпы волонтеров студенческого возраста. Толчок к этому явлению дал в 1963 году прославленный израильский археолог Игаэль Ядин, разместив в местных израильских газетах и в лондонском «Обсервере» рекламное объявление: в нем он приглашал волонтеров участвовать за собственный счет в его раскопках в Масаде. Он получил несколько тысяч откликов, и в результате сформировались новый постоянный источник трудовых резервов и новая система финансирования раскопок.

Если волонтеры‑энтузиасты стали участвовать в раскопках лишь во второй половине ХХ века, то широкие круги американских евреев заинтересовались археологией, в особенности библейской, очень давно, еще на рубеже XIX–XX веков. Поначалу раскопки на Святой земле производились в попытке установить истинность Библии в самом буквальном смысле. Иными словами, как оповестил заголовок в «Нью‑Йорк таймс» в 1926 году, «лопата подтверждает Библию». Газета «Америкэн исраэлит» всецело согласилась с этим утверждением. Признав, что поиски кита Ионы пока не увенчались успехом, газета заметила, что теперь по всему Ближнему Востоку археологи «ступают по камням, по которым когда‑то топали сандалии» наших древних прародителей.

В следующем поколении теологически направленный подход вытеснило иное веление времени: создать версию национальной истории Израиля, которая установит связи между древними израильтянами и современными. «Редко какой другой народ так хорошо сознавал, сколь многозначно его прошлое, — заметил в 1952 году Дейна Адамс Шмидт, тель‑авивский корреспондент “Нью‑Йорк таймс”. — Библейские история и пророчества объясняют и наполняют смыслом их сегодняшнее присутствие в качестве независимого государства», точно так же, как и археологические исследования, которые не только «вдохновляют современных израильтян духовно, но и конкретно учат их планировать будущее своей юной страны». Далее журналист отмечал, что не кто иной, как израильский премьер‑министр Давид Бен‑Гурион пылко верил, что Библия — «лучший путеводитель по стране, если не считать таким путеводителем саму страну».

В то время волна многообещающих открытий: «страна чудес, раздвинувшая свои горизонты», в том числе находки, позднее получившие название «Свитки Мертвого моря», и раскопки Масады — сделала археологию еще более привлекательной для широких масс, вызвав подъем, как его поименовал в 1958 году один обозреватель, «прилива увлеченности».

В наше время не столь известно не менее поразительное открытие 1934 года — его поспешили объявить легендарными медными копями царя Соломона — а сделал его в Вади‑эль‑Арабе, южной части Негева, Нельсон Глюк, высокообразованный археолог и в придачу реформистский раввин (позднее — в течение двадцати четырех лет, вплоть до кончины в 1971 году, — президент Колледжа Еврейского союза). Исследуя область страны, о которой говорили, что это забытая Б‑гом «юдоль скорби», наперекор стихиям — палящему зною и беспощадным пыльным бурям — отважный археолог набрел на то, что посчитал руинами нескольких древних медных рудников и плавильных цехов, и немедленно объявил их творением царя Соломона, ключевым звеном его торговой империи.

Несколько коллег Глюка усомнились в его версии, уверяя, что он без особых оснований, если не считать воображения и неуклонного стремления понимать Библию буквально, «забрел совершенно не туда». (Многие профессиональные археологи годами, вплоть до 1987‑го, не уставали распекать Глюка, в итоге принудив его скорректировать кое‑какие наиболее крайние выводы. Вместе с тем недавно новое поколение израильских археологов, применив методы датирования по углероду‑14 и другие технологии, которых пятьдесят лет назад еще не существовало, повысили доверие к этим выводам.)

Современники Глюка неистовствовали, выступали с сомнениями и опровержениями, но это не оказало влияния действия на широкую публику: она с энтузиазмом отнеслась к его теориям и, кстати сказать, к его личности. Пресса носилась с этим лихим «библейским детективом», и его известности весьма способствовало то, что он очень импозантен, о чем пресса не забывала упомянуть. «Мудрая улыбка. Непокрытая голова. Форма головы. Цвет волос. А лицо — о, это лицо! Гибкая, мускулистая фигура», — воспевала его газета «Америкэн исраэлит» в 1935 году, отмечая, что сравнение с Чарльзом Линдбергом не просто обосновано, но и «напрашивается». Сопоставление это в свете того, что нам теперь известно о пронацистских симпатиях авиатора, выглядит неудачным, но в те времена оно вознесло Глюка на ту же высоту, где пребывал обожаемый публикой Линдберг, вечный мальчишка на вид, искатель приключений в небесах.

Геройский Глюк не забывал приобщать широкую публику к своим выводам, и это усиливало его обаяние. Он читал лекции в синагогах по всей стране, особенно перед женщинами из общин, и публиковал занимательные записки о своих приключениях в пустыне: в одной руке ружье, в другой — шпатель. Воздействие его имиджа вкупе с целеустремленностью сделало библейскую археологию областью, интересной не только для теологов или ученых, но и для широких кругов. Даже спустя много лет после того, как о его археологических изысканиях написали впервые, «стройный раввин со столь выразительными бровями», одинаково элегантный в одеянии бедуина и в пиджачной паре с галстуком, оставался на виду.

В 1950‑х годах Израиль решил вновь использовать те самые медные рудники — газеты запестрели широковещательными заголовками: «Копи царя Соломона снова заработали» — и это наряду с экспедициями, которые Глюк после войны продолжал предпринимать, нередко с огромным риском для себя, в Негеве, заново привлекло внимание к нему.

Спустя еще некоторое время запоздалое откровение — оказывается, во время Второй мировой Глюк, как до него Т. Э. Лоуренс, занимался разведкой — только прибавило блеска его и без того блестящей репутации. «Лучшего прикрытия, чем у меня, у разведчика и быть не может, потому что оно на самом деле никакое не прикрытие, — вспоминал он впоследствии о своей работе на Управление стратегической службы, предшественника ЦРУ. — Я продолжал заниматься тем же, что и всегда. Ежедневно осматривал от пяти до десяти археологических объектов, затем отыскивал ближайший лагерь арабов, “прощупывал”» арабское общественное мнение, выискивал нацистских шпионов и старался быть в курсе планов британской стороны. Предполагалось, что я играю роль своего рода Лоуренса Аравийского. Страну я знал как свои пять пальцев, так что принес бы бесценную пользу, если бы мы высадили там войска».

Разносторонний жизненный путь Глюка — он в том числе прочел благословение на инаугурации президента Кеннеди — привел к тому, что в декабре 1963 года фото этого археолога и еврейского общинного лидера появилось на обложке журнала «Тайм»: его воспели как первостатейного героя американской культуры. Когда корреспондент издания (кстати, подробная статья в «Тайм» под названием «Археология: осколки истории» рассказывала в равной мере как о научной дисциплине, так и о человеке) поинтересовался, что побуждает его уже 36 лет посещать и исследовать Святую землю, Глюк ответил так: «Для меня археология — это способ развеять туман вокруг Библии». А затем добавил: «Там что‑то есть, там находишь не только вещи, но и связываешь нити истории».

Возможно, будущим летом кое‑кому из нас вновь удастся разрушить наносы прошлого и попробовать своими руками связать оборванные нити нашей истории.

Оригинальная публикация: The Bible Detective