Материал любезно предоставлен Tablet

Что бы делал Аристотель на Йом Кипур? Он бы, вероятно, испытывал трудности с пониманием иврита и дивился бы странным еврейским обрядам. Но во время кульминации праздника — чтения проникновенной молитвы «Унетане токеф» — он бы неожиданно для себя испытал déjà vu: ведь главный посыл этой молитвы совпадает с посылом его собственной нравственной философии.

«Унетане токеф» — один из самых величественных текстов в литургиях Рош а‑Шана и Йом Кипура. Он начинается с того, что виновные ангелы дрожат, когда Б‑г открывает Книгу памяти. Он продолжается тем, что Б‑г записывает судьбы людей на будущий год, по мере того как они проходят перед ним. И заканчивается он мольбой о прощении и прославлением Б‑жьего имени. Кульминация молитвы — это следующая строфа:

В Новолетие будет записано, а в День Искупления — запечатано <…>

Кто будет жить, а кто умрет,
Кто в свой срок, а кто прежде своего срока,
Кто в воде, а кто в огне <…>
Кто будет в покое, а кто будет странствовать,
Кто будет в мире с собой, а кто будет терзаем,
Кто будет спокоен, а кто будет страдать,
Кто будет беден, а кто обогатится,
Кто будет унижен, а кто вознесется.

Но раскаяние, молитва и благотворительность смягчат жестокость приговора.

Последняя строка — это ось, вокруг которой вращается содержание всего текста. Некоторые неточные переводы сообщают нам, что раскаяние, молитва и благотворительность «отменяют жестокий приговор», но в ивритском оригинале недвусмысленно говорится, что меняется лишь жестокость («роа») приговора, но не сам приговор. Удар все равно будет нанесен, но что‑то сможет его смягчить.

Мы не можем предотвратить дурные события в нашей жизни, говорит молитва. Хотя выборы, которые мы совершаем, оказывают существенное влияние на траекторию нашей жизни, мы не можем защититься от всех возможных внешних потрясений. Мы не можем контролировать будущее. Но мы можем контролировать то, как оно контролирует нас. Проживая свою жизнь определенным образом, мы можем регулировать то, как мы переживаем эти дурные события, когда они происходят. Мы можем решать, позволим ли мы этим дурным событиям разрушить нас или, наоборот, благодаря им мы станем сильнее.

Молитва намекает, что у нас есть выбор и у нас власть, чтобы просто ощущать эти дурные события как не такие дурные.

Иными словами: мы не можем помешать жизни кидаться в нас лимонами, но мы можем перестать быть мишенью для летящих плодов, а даже собрать их и сделать лимонад. И эта вдохновляющая идея, содержащаяся в «Унетане токеф», подталкивает евреев к тому, чтобы усвоить урок, впервые сформулированный Аристотелем незадолго до завоевания древнего Израиля Александром Македонским.

*  *  *

Аристотель — отец этики добродетели, одной из трех величайших этических традиций в западной философии. Для консеквенциалистов действия хороши постольку, поскольку они приносят лучшие результаты. Деонтологи оценивают действие исходя из его соответствия определенным правилам: к примеру, Десять заповедей запрещают убийство, значит, убивать нельзя. Этика добродетели предлагает другой ответ, потому что отвечает на другой вопрос. Она сосредоточена не на том, как человек должен поступать, а на более широкой проблеме — как человек должен жить. Цель этой философии — дать наставления для хорошей жизни. И эти наставления касаются не выбора конкретных поступков, а образа жизни в целом. Своей задачей этика добродетели видит формирование здоровой благополучной личности и выработку интутивного чувства хорошего и дурного, которое не всегда можно изложить в простых правилах.

В «Никомаховой этике» Аристотель утверждает, что наивысшее благо — это эвдемония. Это понятие, как правило, переводят как «счастье», но имеется в виду не преходящее чувство радости, а благоденствие, сопровождающее человека на протяжении всей его жизни. Философ пишет, что эвдемония достижима, если развивать в себе определенные добродетели, или черты характера, такие как стойкость, честность, справедливость, милосердие, щедрость. Эти качества нельзя просто вдолбить или заучить — их можно приобрести долгой практикой. Последовательно поступая как хорошие люди, утверждает Аристотель, мы и превращаемся в хороших людей.

А хорошие люди, в свою очередь, счастливы. Они процветают. Отчасти причина здесь в том, что Аристотель просто считает, что быть счастливым и процветать — это и значит развивать свои мыслительные способности и проявлять их в своих добродетельных поступках. Но и есть и другое, более убедительное объяснение.

Развивая в себе эти добродетели, мы учимся принимать то, что судьба нам преподносит. Вырабатывая правильный характер, мы становимся устойчивыми к превратностям судьбы. Мы добиваемся того, чтобы наше счастье зависело не от хороших карт, сданных нам судьбой, а от нашей способности играть любыми картами. Мы развиваем у себя здоровый образ мыслей и мироощущение с тем, чтобы, когда придется туго, мы бы смогли перетерпеть и прорваться.

Аристотель ясно дает нам понять: счастье слишком важно, чтобы отдавать его на волю случая. Опасно связывать свое счастье с факторами, которые мы не можем контролировать, такими как здоровье или богатство. Единственное, что мы можем контролировать, — это наш собственный настрой. Если мы действуем добродетельно, пишет он в «Никомаховой этике», мы создаем себе «запас прочности», который позволит нам «встретить перемены судьбы пристойно и благородно». Столкнувшись с любыми бедами, мы не сломаемся, но сможем вынести их «с терпением».

Действуя добродетельно, мы можем стать неуязвимыми. Мы получаем силы выдержать трагедию, поскольку источник нашего счастья внутри нас. Мы развиваем способность жить хорошей жизнью, даже если ничего особенно хорошего с нами не происходит, потому что у нас есть сила воли, которая заглушает трудности. «В высшей степени счастливый человек, — пишет Аристотель, — никогда не станет несчастным».

С исторической точки зрения неудивительно, что эта аристотелевская теория обнаруживается в еврейской литургии. Когда «Унетане токеф» был написан — в Средние века, начиная с VII века н. э., — евреи были знакомы с популярными образцами греческой философии. В частности, ведущая стоическая философская школа утверждала, что внутренний мир и самообладание — залог счастья, позволяющий преодолеть страдания в неблагоприятный период. Впоследствии, в XII веке, великий еврейский философ Маймонид включил аристотелевскую теорию добродетелей в еврейскую теологию, видя в развитии должным образом уравновешенных черт характера имитацию самого Б‑га.

В наше время эта грань аристотелевской философии неожиданно находит отражение в книгах американского автора ливанского происхождения Нассима Николаса Талеба, известного, прежде всего, своей книгой «Черный лебедь: под знаком непредсказуемости». В книге «Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса» Талеб утверждает, что все в мире делится на три категории. Вещи, которые ломаются, будучи подвергнуты насильственным изменениям, вроде тонкого фарфора, — это хрупкие вещи. Вещи, которые выживают в таких ситуациях, крепкие и прочные. А те, что в результате насилия, стресса и других воздействий оказываются еще сильнее, чем прежде, как мускулы человека, — антихрупкие. По мысли Талеба, отдельные люди и общества должны стремиться к этой антихрупкости. Мы становимся уязвимы для стрессов и шоков, если мы убегаем от трудных задач. Но если мы научимся видеть в крушениях и неудачах новые возможности, мы сможем, говоря словами еврейской литургии, смягчить жестокость приговора.

Так как же молитва, раскаяние и особенно благотворительность могут — с помощью Аристотеля — смягчить жестокость приговора? Молитва, раскаяние и благотворительность, разумеется, не символические жесты, которые могут отогнать зло. Еще библейские пророки ругали языческую веру в то, что обряды и служение богам дадут человечеству господство над природой; они утверждали, что лишь культура справедливости и милосердия даст обществу искомый запас прочности (или антихрупкость), необходимый для того, чтобы выжить.

Характер влияет на то, как мы воспринимаем мир и, соответственно, как мы с ним взаимодействуем. В молитве мы развиваем наши способности к размышлению, рефлексии, самоанализу, наше терпение и великодушие. Благодаря раскаянию мы учимся на своих ошибках и стараемся не повторять их, развивая инстинктивное знание о том, как реагировать, когда что‑то не получается. А с помощью благотворительности мы воспитываем в себе способность отдать и отпустить и готовность не думать о выгоде постоянно.

В нашей жизни будут времена, когда близкие и дорогие нам люди умрут прежде их срока, когда мы будем обречены на то, чтобы странствовать или терзаться, будем бедны или унижены. Мы не можем это изменить. Но мы в силах сделать так, чтобы эти эпизоды не влекли за собой длительные периоды депрессии, жалости к себе и сомнений. Когда Всевышний вписывает и запечатывает судьбы в Книге памяти, Он вписывает и запечатывает лишь часть судьбы; остальное — подвластно нам самим как Его разумным творениям и вне Его контроля. 

Оригинальная публикация: Embracing Aristotle at Yom Kippur