С именем «Сонька — Золотая ручка» связаны многочисленные легенды и весьма интересные рассказы из жизни уголовного мира. Их драматический след легко отыскать в литературе, театральном и кинематографическом искусстве.

Сонька — Золотая ручка — не плод дешевого воображения или вымышленный исторический персонаж, а знаменитая на весь мир Шейндля‑Сура Соломониак‑Блювштейн, мошенница и воровка «высшего класса», очаровательная авантюристка, предводительница воровской шайки, получившая свой «уголовный диплом» Золотой ручки в 70‑е годы прошлого века. Известный дореволюционный публицист В. Дорошевич, отметивший незаурядность личности Соньки, назвал ее в 1903 году «всероссийски, почти европейски знаменитой».

Уже в конце XIX — начале XX века жизнь и похождения Соньки послужили материалом для устных рассказов, покорявших воображение обывателя и проникших в бульварную прессу. Ее «подвиги» поглотил блатной фольклор, в котором реальные факты причудливо переплелись с домыслами и преувеличениями, создав некий собирательный образ изобретательной сверхворовки, аферистки, способной перевоплощаться в богатую светскую даму, монахиню или простую служанку. А сама Сонька, не отличавшаяся правдолюбием, любившая прихвастнуть, внесла значительную лепту в создание мифов о своей персоне. Кроме того, в разное время существовало несколько самозваных преступниц, действовавших под тем же именем и претендовавших на звание «звезды» преступного мира.

В 1909 году в Америке был ограблен крупный ювелирный магазин. Преступление совершила роскошно одетая дама, назвавшаяся женой австрийского эрцгерцога. Полиция выяснила, что эта знатная дама не кто иная, как известная американская Золотая ручка, некая Бек из Нью‑Йорка, которую долго разыскивала полиция Нового и Старого света. На московском Ваганьковском кладбище в начале 20‑х годов была похоронена известная среди уголовников наводчица, тоже именовавшая себя Сонькой — Золотой ручкой. Ее безымянную могилу с памятником до сих пор посещают некоторые люди.

Образ Соньки — Золотой ручки был окружен в народной памяти псевдоромантическим ореолом. Ее хитроумные деяния, воровские проделки постоянно освещались в дореволюционной печати, причем многие авторы этих детективных историй выражали откровенное сочувствие своей героине, Она представала перед читателем как «Рокамболь в юбке», «дьявол в юбке», демоническая красавица, глаза которой «очаровывают и гипнотизируют». В одесском журнале начала века «Каторжница» помещен очерк о ней с иллюстрацией «чудной красавицы», утешающей своих коллег — больных каторжников. Одна из брошюр анонимного автора называлась «Королева воров — Золотая ручка». Песни о воровской доблести Соньки исполняли в кафе‑шантанах. Ей приписывали исторические акции и подвиги, которых она никогда не совершала. То она покоряла французского адмирала и уговаривала его увезти свою эскадру из Одессы в 1918 году, то в качестве агента ЧК получала «законное» право грабить буржуев.

Пожалуй, наибольший вред непредвзятому, правдивому взгляду на жизнь и преступления Соньки причинил роман «Сонька — Золотая ручка» бульварного писателя И. Рапхофа, выступавшего под псевдонимом графа Амори. По этому произведению в 1914–1915 годах был снят первый многосерийный детектив русского дореволюционного кино, пользовавшийся успехом у миллионов зрителей. И роман, и фильм с тем же названием представляли собой откровенный и весьма неуклюжий вымысел, сознательно ориентированный на неразборчивых обывателей и не имевший ни кой художественной ценности.

По данным Рапхофа, Сонька была дочерью рано овдовевшего шкловского часового мастера и ростовщика Абрама Моисеевича Блювштейна. В 17 лет она перешла из иудаизма в католическую веру и стала Софьей Владиславовной Блювштейн. После короткого романа с польским аристократом, штабс‑капитаном Масальским, отвергнутая им, новоиспеченная католичка клянется мстить всем ветреным мужчинам. Обворовав свою благодетельницу, она отправляется на воровские гастроли за границу, в Париже выходит замуж за графа Миолу, знакомится с лжебароном и аферистом Яшкой Апьтшуллером, который открывает графу правду о его жене‑воровке. Брак с графом разрушается, а Сонька совершает новые кражи, прячет похищенное в чемодан с двойным дном и переводит деньги в иностранные банки. Кстати, ей и самой приходится стать жертвой ограбления преследовавшим ее Яшкой. Она вымогает деньги у сына миллионера Морозова и мечтает добраться до самого барона Ротшильда, которому посылает письмо, выдав себя за княгиню Гагарину. Автор романа стремится поразить воображение читателя эффектной, но далекой от реальных фактов историей ареста аферистки, якобы замышлявшей отравить барона цианистым калием и ограбить его. Однако Ротшильд, почувствовавший опасность, обратился в сыскное отделение Петербурга, и на свидание с «княгиней», расположившейся в роскошном вагоне‑салоне поезда Петербург—Вена, под видом барона явился знаменитый сыщик Иван Путилин. Во время беседы «барон» неожиданно снял парик, вынул из кармана револьвер и предложил: «Руки на стол или стреляю!» Суд якобы приговорил Соньку за «покушение на убийство» к каторжным работам и ссылке на Сахалин.

Создатели восьмисерийного фильма своеобразно перекроили нашумевший роман (одним из авторов сценария был Рапхоф), введя в него множество вымышленных фактов и бульварных сцен. Роль Соньки исполняла актриса театра Корша Н.Ф. Гофман. Картина широко рекламировалась как «грандиозный боевик» и имела огромный успех на всей территории России.

Героиня ленты гимназистка Софья Блювштейн, дочь ростовщика, стыдится занятий своего отца и мечтает о самостоятельной свободной жизни. Возлюбленный девушки красавец‑студент Масальский, проигравший на бегах 7000 рублей, берет у ее отца под высокие проценты крупную сумму денег и подписывает вексель чужим именем. Сонька пытается похитить фальшивый документ, но отец застает ее на месте преступления. Узнав, что дочь связала свою жизнь с неевреем, он без сожалений отдает ее в руки полиции. Масальский же бросает Соньку, и она клянется ему отомстить. Далее следует калейдоскоп приключений. Прите рившись сумасшедшей, девушка попадает в психиатрическую клинику, откуда совершает побег под прикрытием дымовой завесы с драгоценностями, похищенными на квартире у директора клиники. Со своим сообщником она осуществляет ограбление сибирского золотопромышленника, который везет на пароходе в Москву несколько крупных слитков золота. Соньку в сундуке в виде «багажа» сдают на пароход, в трюме которого она подменяет драгоценные слитки кирпичами, усыпляет сторожа и, захватив золото, покидает корабль, Часто меняя паспорта, она совершает преступные действия то в виде светской дамы, то хозяйки игорного притона, где бывают богатые клиенты, ловко ускользает прямо на улице от конвойных солдат, засыпав им глаза табаком, После очередного ареста ее использует в качестве сыщика начальник петербургского сыскного отделения. Преступления Соньки становятся все более дерзкими и утонченными, в конце сериала она погибает.

И роман, и фильм изображают Соньку красавицей, авантюристкой в облике аристократки, испытывающей презрение к мелким ворам и мошенникам, которых она называет «грязными гадами», «юркими хамами» и упрекает в том, что они наградили ее «мерзкой кличкой». Все это никак не вяжется с подлинной биографией Соньки…

В 1915–1916 годах в двух многосерийных французских фильмах Л. Фейяда «Вампиры» и «Жюдекс» появилась внешне очень похожая на Соньку актриса Мюзидора (Жанна Рок), перевоплощавшаяся из таинственной светской красавицы в певицу, телефонистку, горничную и т. д. в зависимости от разработанного воровской шайкой плана и требований ситуации.

Этими способностями к актерской трансформации в полной мере обладала и реальная Сонька — Золотая ручка. Всевозможные мотивы и драматические эпизоды из ее жизни часто использовались в западноевропейском и особенно американском кино.

В комедийном детективе «Желание» (1936 год) американского режиссера Ф. Бэрбеджа, несомненно знакомого с похождениями Соньки — Золотой ручки из далекой России, роль авантюристки, похитительницы драгоценностей Мадлен де Бопре сыграла знаменитая Марлен Дитрих. Ее героиня находчива, остроумна, артистична. Это и настойчивая алчная хищница, и наглая развязная аферистка, и ироничная привлекательная женщина, которая может блистательно изобразить как раскаяние со слезами на глазах, так и безраздельную, преданную любовь. Под видом аристократки, португальской графини, она с удивительной ловкостью завладевает драгоценным жемчужным ожерельем, покорив своими чарами и одурачив убедительной ложью сразу двух мужчин — богатого ювелира и врача‑психотерапевта. Действие ленты разворачивается в Париже, затем переносится на границу с Испанией, где Мадлен ждут ее сообщники. Испугавшись таможенного досмотра, она незаметно опускает украденное ожерелье в карман случайного спутника, молодого американца, инженера Тома Брэдли (Гарри Купер). Впрочем, картина заканчивается типичным американским счастливым концом. Судьба Мадлен складывается куда более счастливо, чем у Соньки — Золотой ручки: она выходит замуж за обаятельного и честного Тома, заставляющего ее не только вернуть похищенную драгоценность ювелиру, но и решительно порвать с преступным прошлым.

В американском трехсерийном фильме «Если наступит завтра», созданном в 1986 году режиссером Джерри Лондоном по одноименному роману Сиднея Шелдона, в сущности предстает Сонька — Золотая ручка (в фильме ее зовут Трэси Уитни) в условиях яркой и многоцветной жизни европейского Запада 70–80‑х годов XX века. По давней в киноискусстве традиции она изначально предстает как романтическая героиня, которую жестокая действительность превращает из добродетельной девушки в профессиональную мошенницу. Совершенно очевидно, что автору бестселлера и режиссеру были известны приключения российской основательницы почетного в воровских кругах титула Золотой ручки.

Трэси Уитни (Мэдолин Смит) и внешне, и своим темпераментом, и жизненной позицией напоминает Софью Блювштейн в молодые годы. Она способна увлекаться, быть живым, непосредственным, очаровательным существом, но умеет жестко контролировать свои поступки и видеть то, из чего можно извлечь пользу для реализации того или иного уголовного замысла. Актерская фантазия помогает ей найти нужное и быстрое решение в опасных обстоятельствах. Усыпив в поезде с помощью эфира итальянскую кинозвезду, она выкрадывает ее драгоценности, а позднее, беседуя с комиссаром полиции, разыгрывает несчастную вдову, не успевшую совершить с мужем путешествие в Рим именно этим поездом. Подобно Соньке, она часто меняет одежду и прически, манипулирует разными париками, выдает себя за аристократку, секретаря известного банкира, почтенную старую даму и т. д. Однажды, когда Трэси удалось вскрыть сейф, сработала сигнализация. Увидев подъехавшую полицейскую машину, она густо намазала лицо какой‑то косметической мазью, надела ночной чепец и халат, открыла дверь полицейскому, которого легко убедила в том, что он застал ее врасплох, а сигнализация включилась из‑за технического несовершенства системы.

В картине Джерри Лондона еще острее, чем во многих фильмах о мошенницах этого типа, звучит социальное оправдание поведению героини, разоренной, покинутой женихом, представителем обеспеченного класса, который не захотел принять девушку в свой круг. Порой она чувствует себя экспроприатором незаконно нажитых, награбленных денег, ценностей, произведений живописи и т.п. у бизнесменов‑хищников, отрицательных персонажей.

Многочисленные мифы о Соньке — Золотой ручке, друге неимущих, народной мстительнице и даже поклоннице национальной еврейской кухни, вышли в основном из бедняцко‑мещанской среды, из городских кварталов, местечек, где жили малообеспеченные ремесленники, разного рода люмпены, бродяги, люди дна. Именно они охотно распространяли всевозможные слухи, полуфантастические истории об одураченных Сонькой богачах и чиновниках, ограблениях ею магазинов или хитроумном «взятии» государственных касс. Философ и критик Ханна Арендт отмечает, что «богатство, не подкрепленное видимой функцией, вызывает резкое неприятие, потому что становится непонятно, с какой стати его нужно терпеть!»

Эти настроения были типичны и для евреев дореволюционной России второй половины XIX — начала XX века, значительно уступавших по уровню жизни своим единоверцам в Западной Европе. Нищета, правительственные меры, не допускавшие прогрессивного развития еврейского населения, открытая расовая и религиозная нетерпимость по отношению к «инородцам» — все это создавало социальную почву для возникновения преступности среди евреев, особенно в густонаселенных губерниях черты еврейской оседлости. Согласно статистическим данным, евреи— преступники составляли в 1880‑1885 годах 4–5% от осужденных по всей России и 13–14% — в черте оседлости.

Большинство из них преступило закон под тяжелым давлением нищеты, безработицы и бесправия. Преступления евреев чаще всего были далеки от прямого и жестокого насилия над личностью, среди них практически не было убийц, насильников, поджигателей, участников разбойных грабежей и т.п.

Тем не менее в царской России в периоды антисемитских кампаний евреи‑преступники громогласно объявлялись не просто нарушителями закона, а носителями неких разрушительных начал, генетических склонностей к обману, ростовщичеству, воровству.

Соньке с детства было свойственно стремление местечковых евреев, не имевших ни земли, ни скота, ни каких‑либо заработков, устраивать свою жизнь законным и незаконным способом в крупных городах, где развивались индустрия и коммерция, где можно было дать детям образование и найти применение своим силам.

В симпатиях к Соньке, которых она далеко не всегда заслуживала, звучали прежде всего ноты социального протеста, ненависти к существующему строю.

Сонька — Золотая ручка, одна из первых профессиональных воровок, прошла путь от мошенницы‑одиночки до члена воровской корпорации «Червоные валеты» и предводительницы шайки. Ее «искусство» основывалось на знании человеческой психологии, умении тонко сыграть на человеческих слабостях, природной наблюдательности. Именно поэтому знание обстоятельств жизни Соньки, качеств ее непростого характера представляется поучительным сегодня, в период разгула преступности.

Юридическая наука, особенно после 1917 года в России и СССР, уделяла психологии преступника весьма скромное внимание. Еще в начале XX века итальянский ученый Э. Ферри очень точно заметил, что на преступника нельзя смотреть холодными глазами, важно разыскать глубокие корни «в патологической области деградации личности и общества». Он утверждал, что прирожденный преступник может быть одарен умом выше среднего уровня, и это имеет прямое отношение к Соньке — Золотой ручке.

Жизнь Соньки, не имевшей семьи, постоянного домашнего очага, вынужденной вести бродячий образ жизни и пережившей тяжелые годы в тюрьме, на каторге, в ссылке, была, в сущности, трагична. Она жила, не сопротивляясь своей порочной натуре, отдала все свои незаурядные способности воровскому ремеслу, в котором видела свое призвание.

В деле мошенницы не сохранилось свидетельства о рождении, но, по другим документам, она родилась в местечке Повонзки Варшавского уезда в 1846 году от второго брака своей матери с мелким торговцем, ростовщиком и записана Шейндлей‑Сурой Лейбовной Соломониак. Детство Шейндли, не получившей серьезного воспитания, прошло в среде торговцев, скупавших краденое, ростовщиков, контрабандистов. Муж ее старшей сестры Фейги судился за кражи. Уже в детские годы она познакомилась со словами воровского жаргона, многие из которых имели близкое значение на иврите и идише: «ксива» (письмо), «малина» (место сбора), «шухер», «шмон», «шахер‑махер», «зогтер» (стукач), «хевра» (шайка, компания, сообщество), «ци— пер» (разновидность воровской профессии), «мусор» (агент уголовного розыска) и т.д. Шейндля наблюдала сбыт фальшивых денег, была свидетельницей многих воровских сделок, посещала «хавиры» (квартиры), где преступники встречались с «блатыкай— нами» (скупщиками краденого), выполняла их поручения.

В семье говорили на идише, по‑польски, по‑русски, в 15‑16 лет Шейндля говорила по‑немецки, в дальнейшем освоила и французский разговорный язык. Среднего образования она так и не получила, хотя обладала прекрасной памятью и хорошими математическими способностями. В 13 лет она побывала в Петербурге. По одним данным, родители выдали ее замуж в 15 лет, по другим — в 18. Существует акт о ее бракосочетании в Варшаве в 1864 году с торговцем И. Розенбандом, от которого она вскоре сбежала с дочерью и пятьюстами рублями из его бумажника. В течение последующих десяти лет Сонька еще несколько раз выходила замуж, но некоторые ее браки, оформленные лишь по религиозным канонам, могли быть и фиктивными, поскольку, гастролируя по России и Европе, она в интересах своей безопасности пользовалась разными паспортами. Ее мужьями были М. Рубинштейн, Ш. Школьник (с ним, по ее же словам, она прожила лишь несколько недель), М. Бреннер, М. Блювштейн. Все ее так называемые мужья были евреями.

Деятельность Шейндли на уголовном поприще началась с мелких краж в 14‑15 лет, девочку выручали родители. В апреле 1866 года на Николаевской железной дороге в вагоне третьего класса она сумела обворожить молодого юнкера Горожанского, похитить его вещи и сойти с поезда в подмосковном городе Клин. По пути в гостиницу Шейндля (она же Сима Рубинштейн) была задержана и тут же заявила, что взяла чемодан по ошибке. Переданная по решению суда на поруки некоему Липсону, она очень быстро его покидает. Больше никогда с поличным она не попадалась.

Постепенно Шейндля приобретала опыт и смелость, подчинив весь свой интеллект воровской профессии. Из вагонов третьего класса она перебирается в купе первого класса, и жертвами ее становятся уже не бедный юнкер Горожанский, получивший известность на сценах императорских театров под именем Решимова, и не скромный севастопольский офицер Баланин, ехавший с дочерью в вагоне третьего класса, а генерал Фролов, у которого на Нижегородской железной дороге она выкрала 213 000 рублей, владелец крупного ювелирного магазина в Одессе Бродский, сибирский купец‑миллионер, усыпленный ею в Нижнем и лишившийся 300 000 рублей. Ее теперь интересуют банкиры, иностранные деловые люди и крупные помещики, ювелирные магазины, аристократические клубы, богатые квартиры. В 70‑е годы Шейндля получила свою знаменитую кличку «Сонька — Золотая ручка», ее хорошо знают и уважают в уголовном мире. В 1874 году она способствует побегу Башкировой и Плеханова — членов российского уголовного клуба «Червоные валеты», назвавшего себя именем шайки парижских преступников о главе которой стоял таинственный Рокамболь.

Деятельность Соньки распространялась на Москву, Петербург, Варшаву, Одессу, Ростов‑на‑Дону, Таганрог, Ригу, Киев, Кишинев, Харьков, Саратов, Астрахань, Екатеринбург, Нижний Новгород, другие города. Она разъезжает по Европе, не раз посещает Рим, Париж, Ниццу, Монте‑Карло и т.д., отдавая предпочтение немецкоязычным странам — Германии, Австро— Венгрии, снимая роскошные апартаменты в Вене, Будапеште, Лейпциге.

Многие ошибочно считали Соньку одесситкой, но она просто любила этот город, где ей часто везло. Здесь жили родители ее последнего мужа, Михеля Блювштейна, на некоторое время обосновались и ее дочери, так что она даже _намеревалась купить дом в этом городе. М. Блювштейн, в молодости помощник провизора, был опытным и удачливым железнодорожным вором, знал несколько языков. Он считался румынским подданным (часть Бессарабии, где он родился, oтошла к Румынии), и Сонька, его жена, именовалась в судебных документах не польской мещанкой, а румынской подданной. Брак ее с Михелем оказался недолговечным — муж не одобрял многочисленных увлечений жены и хотел иметь стабильную семью.

Расставшись с Блювштейном, Сонька создала свою воровскую шайку, куда входили ее родственники, бывшие мужья, кассир, вор в законе Березин, шведско— норвежский гражданин Maртин Якобсон. Члены шайки часто собирались в Москве или другом городе, хотя жили за тысячи верст друг от друга.

Все они безоговорочно подчинялись Соньке как шефу и финансовому директору. Своих помощников, так называемых агентов, она подбирала в среде «бывших людей», пропойц, нищих, бедняков. Частое общение с профессионалами могло, с ее точки зрения создавать определенные сложности. Она пользовалась огромным авторитетом у «марвихеров» — карманных воров высокой квалификации с респектабельной внешностью, хорошо одетых, говоривших на иностранных языках и умевших совершенно незаметно вытащить у богатого «фрайера» «кожу с бабками» (бумажник с деньгами). Нередко она выручала воров, находя людей, готовых после суда взять осужденных на поруки, за деньги, разумеется. Соньку почитали и «мойщики», совершавшие со своими помощниками‑»затырщиками» кражи в поездах. Воры тех лет еще играли в «благородство» и, как правило, возвращали своим жертвам ценные бумаги и документы по почте.

Заложница своих страстей

Шейндля Блювштейн была весьма привлекательной женщиной с правильными чертами лица и красивыми черными глазами. Журналист В. Дрошевич, который беседовал с Сонькой на Сахалине, заметил, что глаза ее были «чудные, бесконечно симпатичные, мягкие, бархатные… могли отлично лгать».

В официальных бумагах российской полиции указываются следующие внешние приметы Соньки: небольшой рост, 1 м 53 см, худощавое, немного рябоватое лицо, русые волосы, карие подвижные глаза, нос умеренный с широкими ноздрями, тонкие губы, бородавка на правой щеке. Кстати, в другом описании она названа брюнеткой. Эти полицейские портреты сделаны торопливой рукой бесстрастного и малонаблюдательного чиновника. К тому же нельзя забывать, что Сонька постоянно пользовалась гримом, париками и т. д., умела блестяще изменять свой облик.

Она одевалась всегда по последней моде, носила парижские шляпки, дорогие меховые накидки, ротонды, мантильи, украшала себя драгоценностями, к которым питала особую слабость. Впрочем, ее внешний вид в значительной степени зависел от той роли, которую ей предстояло сыграть. Элегантная мошенница останавливалась в роскошных отелях инкогнито, а за границей, где она могла вести себя более свободно, чем в России, любила с шиком прокатиться в изящном экипаже с лакеем на козлах по Елисейским полям в Париже или набережной Ниццы. Излюбленными местами ее отдыха были Крым, Пятигорск и модный курорт Мариенбад. Везде она выдавала себя за титулованную особу, аристократку, благо у нее всегда был с собой набор самых разных визитных карточек. Сонька не считала денег, не копила их на черный день, жила в свое полное удовольствие. Приехав в Вену летом 1872 года, она заложила в ломбарде некоторые из похищенных ею вещей и, получив под залог огромную сумму денег, истратила их довольно быстро. Для нанимаемых ею роскошных квартир она приобретала богатую обстановку, будто собираясь здесь оставаться долго, и вдруг исчезала.

Сонька была человеком сложной и тонкой нервной организации, обладательницей непростого, противоречивого, несколько истеричного характера. Она приходила в ярость, когда сталкивалась с покушением на свою свободу, особенно если обвинение против нее не было доказательным, требовала личной неприкосновенности. Ее сокрушительный натиск, умение с жаром оправдываться, говорить о совершаемом над ней вопиющем насилии, изображать честность, порядочность, крайнее возмущение действиями полиции или судебных властей оказывали сильное психологическое воздействие на представителей закона. Задерживаемая на улице, она мгновенно завоевывала сочувствие толпы. Эксцентричность, решительность, жестокость, способность хладнокровно дождаться нужного момента для осуществления задуманной акции соединялись в ней с чисто женской сентиментальностью и недюжинным артистизмом.

Находчивость Соньки буквально поразительна. Однажды во время неожиданного появления в ее доме полиции она бросила бриллианты, которые у нее искали, в самовар — драгоценности от этого нисколько не пострадали. Авантюризм, неистребимое желание обмануть, перехитрить, ввести в заблуждение, любовь к острым и сложным ощущениям были у Шейндли‑Соньки в крови, она самоутверждалась в своей «профессии». Для нее было важно и сколько взяла, и как это было сделано. Порой она озорничала, когда ей хотелось дать «материал» для блатных рассказов. Галантный следователь Витебского окружного суда предложил Соньке стул почти рядом с собой. Отвечая на его вопросы, она жестикулировала с таким темпераментом и такой страстью, что сумела незаметно вытащить из жилета следователя золотые часы с цепочкой. Когда же у нее нашли эту вещь при обыске, она заявила, что получила ее в подарок.

Сонька — Золотая ручка не имела образования, но интуиция, природная восприимчивость, чувство «партнера» помогали ей легко вести светский разговор, переходить на немецкий и французский язык, устанавливать контакты с людьми чиновно‑привилегированного и аристократического круга. Бесспорно, Соньку нельзя идеализировать, но было бы неверно изображать ее как чудовище без души и сердца. Известный антисемит присяжный поверенный А. Шмаков сказал в конце прошлого века, что она представляет собой «выдающийся образец того, что может поставить на уголовную сцену еврейство». Однако Сонька была весьма далека от националистических настроений и не жила по Моисеевым заповедям, хотя чтила еврейские праздники, любила еврейскую кухню, особенно фаршированную рыбу. Она не делала исключений для богатых евреев, часто изымала у них деньги и ценности.

Сонька была циничной безжалостной воровкой, но в ней нередко пробуждалась природная доброта, и она давала деньги нуждающимся, щедро оплачивала услуги своих помощников, выручала из беды многих «коллег», расходуя большие средства на подкупы влиятельных лиц. Есть некоторые данные о том, что она помогала детям бедняков и содержала сиротский приют за границей. Не случайно многие простые люди предупреждали ее об опасности и часто укрывали от преследователей.

Два получивших огласку случая свидетельствуют о душевных порывах знаменитой мошенницы.

Узнав из газет, что обворованная ею женщина является вдовой бедного чиновника, получившей после смерти мужа единовременное пособие в 5000 рублей, Сонька установила адрес потерпевшей и отправила ей по почте украденные деньги, сопроводив их письмом:

«Милостивая государыня!

Я прочла в газетах о постигшем вас горе, которого я была причиной по своей необдуманной страсти к деньгам. Возвращаю вам ваши 5000 рублей и советую впредь поглубже прятать деньги. Еще раз прошу у вас прощения.

Шлю поклон вашим бедным сироткам».

В другой раз, открыв гостиничный номер, Сонька увидела спящего одетым молодого человека с бледным лицом. На столе горела свеча, рядом лежали револьвер и письма, адресованные прокурору, полицмейстеру, хозяину гостиницы, матери. Из письма к матери она узнала о трагедии молодого человека, вынуждающей его покончить с собой. Обнаружилась пропажа 300 рублей казенных денег, которые он послал на лечение тяжело больной сестре. Он извинялся перед «дорогой и любимой матушкой» за свое долгое молчание и просил ее спокойно принять весть о его самоубийстве как о единственном уходе от бесчестья. Взволнованная Сонька положила на стол пятисотрублевую купюру и тихо вышла из номера. Может быть, в эту минуту она думала о своих дочерях, воспитанием которых практически не занималась. Известно, что она нежно любила своих детей, тратила большие средства на их безбедное существование и образование в России, а затем во Франции. Однако Сонька не стала счастливой матерью — впоследствии дочери от нее отказались.

«Гутен морген» и другие изобретения Золотой ручки

Шейндля‑Сонька Блювштейн промышляла в основном в гостиницах, меблированных комнатах, ювелирных магазинах, на железных дорогах. Ей приписывают изобретение краж типа «гутен морген» (доброе утро).

Прекрасно одетая, она появлялась с чужим паспортом в лучших гостиницах города и тщательно изучала расположение в них комнат, входов и выходов, коридоров. Нередко сам швейцар за небольшое вознаграждение показывал шикарной даме номера, снабжал ее информацией о проживающих в них людях. Это были московские гостиницы «Россия» на Маросейке, «Париж» на Тверской, санкт‑петербургский отель «Домута», одесская «Германия» и т. д,

Рано утром Сонька проникала в гостиницу через черный ход. Убедившись в своей безопасности, она надевала в коридоре на свою обувь мягкие войлочные туфли и, бесшумно двигаясь, заглядывала в нужные ей номера, которые чаще всего не запирались на ночь. Если требовалось, она открывала их своими ключами или отмычками. Интересовали ее деньги в карманах спящих или в бумажнике под подушкой, лежащие на столиках у кровати золотые часы, кольца, драгоценности. В случае неожиданного пробуждения жертвы она быстро находила выход, например делала испуганное лицо и убегала, показывая всем своим видом, что попала в чужой номер, или, наоборот, начинала спокойно раздеваться, якобы готовясь к отдыху в собственном номере. В последнем случая, заметив «постороннего», она испуганно вскрикивала, прижимала платье к груди, а постоялец, рассмотрев не вызывающую подозрений даму, начинал ее успокаивать, и смущенная, растерянная Сонька торопливо «уходила к себе». В подобных ситуациях она была чрезвычайно находчива, изобретательна и даже ухитрялась не остаться без добычи.

Как‑то в конце 70‑х годов на одесской квартире Соньки, близ толкучего рынка, в ее отсутствие побывал с проверкой инспектор полиции Виталий фон Ланге. В этом жилище‑притоне, где несколько воров, в том числе и бывший муж воровки Михель Блювштейн, играли в карты, полицейский обнаружил оригинальное платье Соньки, специально приспособленное для краж в магазинах. Оно было сшито с нижней юбкой, имело сверху широкий вырез и, в сущности, представляло собой мешок, куда можно было спрятать даже небольшой рулон ткани. Но самой ценной находкой для него явилась фотография красивой женщины, в которой присутствующие опознали Соньку, находившуюся в то время на лечении в Пятигорске. Фотография была передана помощнику пристава Бульварного участка А. Чебанову, который доставил воровке немало хлопот.

Особую любовь Сонька питала к хищению драгоценностей из ювелирных магазинов, причем свои довольно хитроумные операции она могла осуществлять в присутствии многих покупателей, с помощью своих «агентов», которые ловко отвлекали внимание приказчиков. Она незаметно прятала драгоценность под специально отращенные длинные ногти, заменяла кольца с бриллиантами и драгоценными камнями фальшивыми ювелирными изделиями, золотые обручальные кольца — медными, прятала украденное в горшок с цветами, чтобы на следующий день их кто‑то мог забрать. Она заходила в магазин с незнакомым мужчиной и мгновенно, экспромтом создавала впечатление, что это ее муж, долго, придирчиво рассматривала любезно предлагаемые ей драгоценности и, выбрав момент, исчезала с одним из дорогих украшений. Растерянный случайный спутник, как правило, хорошо одетый и представительный господин, вынужден был убеждать хозяина и приказчика, что не имеет к воровке никакого отношения.

Осуществляя свои «масштабные» воровские операции, Сонька нередко разыгрывала со своими помощниками небольшие спектакли на основе заранее продуманной «драматургии». Не исключался и экспромт. Конечно, она была не только «режиссером», но и исполнительницей главной роли спектакля. Как‑то на балу в одном из аристократических клубов она упала в обморок. Поднялся переполох, и больную вскоре увезли. Только через 10‑15 минут обнаружилось, что у многих кавалеров и дам исчезли часы, кошельки, дорогие украшения. Обморок был сигналом для начала второго «действия», которое мастерски исполнили присутствовавшие на балу сообщники Соньки, знавшие заранее, у кого и что брать.

Особенно «талантливо» была разыграна кража в тифлисском ювелирном магазине. Две богато одетые женщины завели в магазине непринужденный светский разговор о том, какие драгоценности лучше приобрести для благотворительного была у губернатора, где соберутся многие именитые гости. Хозяин, довольно потирая руки, услужливо предлагал дамам все новые и новые украшения с бриллиантами и драгоценными камнями. Наконец обе женщины приобрели все необходимое на 30 000 рублей. Одна из них (это была Сонька) попросила хозяина аккуратно упаковать купленное и неожиданно спросила:

— Скажите, а у вас есть телефон?

— Нет, — растерянно ответил хозяин, — но будет очень скоро.

— Я хотела бы переговорить со своим мужем. А вдруг он не одобрит мой выбор…

— А кто ваш муж?

— Директор нового городского банка.

— Как же‑с, как же‑с… знаю.

— Я поеду к нему и покажу покупку. Вы согласны? Оставляю вам в залог свою приятельницу, — пошутила она.

Прошло около часа, и в магазин стремительно вошли два молдых человека в котелках и черных костюмах. Представившись агентами полиции, они сообщили, что дама, сделавшая дорогие покупки, — известная воровка и только что задержана. Обыскав оставленную в залог подругу, они увезли ее на извозчике, предложив перед уходом хозяину получить драгоценности в полицейском участке. Вскоре обескураженный хозяин узнал, что его посетила шайка похитителей, которая бесследно исчезла.

Не менее искусно Сонька действовала и в одиночку. В богатом одесском ювелирном магазине она просила показать ей несколько кулонов с бриллиантами, раскрывала футляры, вынимал. внимательно разглядывала украшения. Незаметно от приказчика она ловко сбросила вниз один пустой футляр и, поймав его ногой, бесшумно задвинула далеко под шкаф, а кулон с бриллиантом приклеила с помощью пластыря под дно стоявшего рядом аквариума. Приказчик тут же обнаружил пропажу, появился обеспокоенный хозяин. Воровка с возмущением заявила:

— Извините, но я не знаю, где кулон. Извольте меня обыскать.

Она небрежно вытащила портмоне, из которого выглядывали пачка крупных денежных купюр и визитная карточка статс‑дамы высочайшего двора. Приказчику и хозяину ничего не оставалось, как извиниться перед знатной визитершей. Через несколько часов Сонька появилась в небольшом сквере близ магазина и устроилась на скамейке, где сидел пожилой человек.

— Вы не можете сделать мне любезность? — обратилась она к нему. — Вон в том магазине мне понравился аквариум, но я очень устала и хочу немного отдохнуть. Вот вам сто рублей, купите его, пожалуйста, для меня.

Через десять минут человек принес ей аквариум, стоивший сорок пять рублей. Приклеенный кулон оказался на месте.

Другая, полумифическая история взята нами из современного зарубежного русскоязычного журнала.

Следуя из Нижнего Новгорода в Одессу, Сонька познакомилась в купе первого класса с офицером Родоконаки, сыном известного одесского торговца‑грека. Золотая ручка возвращалась из Нижнего с неплохим «уловом» и никаких акций в поезде не «планировала». Ей было известно, что прижимистый грек нажил огромное состояние, торгуя контрабандными товарами. Молодой Родоконаки с увлечением рассказывал Соньке, представившейся женой отставного жандармского полковника из Петербурга, о блистательных балах в офицерском собрании, где бывают не только офицеры одесского гарнизона, но и влиятельные чиновники, богатейшие люди города, знатные персоны из столицы.

— О, как мне хочется туда попасть, — мечтательно произнесла Сонька.

— Буду счастлив представить вас там! — воскликнул офицер.

Это произошло через несколько дней. Родоконаки встретили с распростертыми объятиями, не была оставлена без внимания его эффектная спутница.

— Господа! — через некоторое время громко воззвала Сонька. — Предлагаю организовать аукцион‑лотерею в пользу несчастных бедняков и сирот.

Мероприятие прошло с огромным успехом, Соньке была вручена весьма значительная сумма денег, и она поспешила на извозчике в сторону гавани…

Подлинный спектакль Сонька разыграла, чтобы ограбить известного одесского ювелира Карла Меля, владельца магазина на углу Ланжероновской и Ришельевской. Прежде всего она отправилась в коляске, запряженной парой рысаков, в клинику не менее известного в Одессе доктора‑психиатра. Одетая в черное элегантное платье, она изображала крайнее отчаяние:

— Доктор, я несчастная супруга Карла фон Меля. Мой муж помешался на бриллиантах и часто произносит какой‑то бред. Я его пришлю к вам. Умоляю, помогите ему избавиться от навязчивых идей.

Затем в магазине Меля, любезно принятая хозяином, маленьким, сутулым человечком, она представилась женой доктора, подобрала драгоценностей на достаточно крупную сумму и неожиданно обнаружила, что не взяла с собой денег.

— Прошу вас сесть со мной в коляску и поехать в клинику мужа, там я с вами расплачусь, — предложила она ювелиру.

Оставив «мужа» в приемной, она зашла в кабинет доктора и таинственно сообщила ему, что ее супруг фон Мель ведет себя странным образом, требует деньги за якобы проданные бриллианты. Психиатр пригласил хозяина магазина к себе и довольно мягко спросил, не беспокоят ли его галлюцинации. «Беседа» закончилась тем, что на бушующего Меля надели смирительную рубашку, а Сонька исчезла с драгоценностями…

Из московского ювелирного магазина Хлебниковых ей удалось увезти драгоценностей на 22 300 рублей следующим образом. В магазин, где ее уже ждали под именем баронессы Буксгевден, она прибыла в сопровождении отца‑генерала и нарядно одетой няни с ребенком. Роль генерала исполнял спившийся ротмистр, которого Сонька подобрала на Хитровом рынке и целый месяц готовила к спектаклю. Няня была примерно того же происхождения. Выбрав нужные ей драгоценности, «баронесса» пустила в ход испытанный прием. Покачав головой, она с видимой досадой сказала:

— Кажется, я забыла деньги дома… сейчас я их привезу, а папочка с няней подождут меня здесь.

Оставив в залог своих помощников, она отправилась на Курский вокзал, села в поезд и укатила на юг.

В ювелирных магазинах Сонька нередко прибегала к услугам «нищего», неожиданно появлявшегося у прилавка, чтобы получить и быстро унести «подаяние» — украденное ею кольцо или нитку жемчуга.

В поездах, располагаясь в купе первого класса, войдя в образ легкомысленной аристократки, маркизы, графини, свободной богатой соломенной вдовы, с участием помощников или без них, она опустошала карманы богатых попутчиков, уносила их кольца, золотые часы, дорогие булавки из галстуков.

В большинстве случаев Сонька пользовалась снотворным, на вооружении у нее были одурманивающие духи, папиросы и сигары, пропитанные особым веществом, опиум в вине и табаке, бутылочки с хлороформом и т.д. После успешной операции она сходила с поезда, меняла одежду и гримировалась под нищенку, монахиню или бедную странницу.

Сонька любила бывать во французском ресторане на Екатерининской площади Одессы. Однажды она подслушала там разговор за соседним столиком:

— Знаете, кто сидит недалеко от нас у окна?

— Кто же?

— Дагмаров, миллионер, хозяин банкирской конторы и антикварного магазина в Астрахани. Говорят, он владелец огромного состояния.

Сонька без особого труда познакомилась с Дагмаровым, представившись помещицей с Волги, княгиней Софьей Андреевной Сан‑Донато, нуждающейся в услугах банкирской конторы. Приглашенная ‘к столику банкира, «княгиня’’ просила его обменять ее процентные бумаги на деньги.

— Сейчас я еду в Москву, — сообщила она, — у меня там чрезвычайно важные дела…

— А нельзя ли мне поехать вместе с вами? — вызвался Дагмаров. — И у меня есть дела в Москве.

— Я согласна, но с условием, что вы купите мне хороших шоколадных конфет.

В поезде, следовавшем из Одессы в белокаменную, «княгиня Сан‑Донато» усыпила своего нового знакомого, угостив его заказанными ею до этого конфетами, в которые она предусмотрительно ввела снотворное маленьким шприцем. У погрузившегося в глубокий сон банкира Сонька достала из кармана толстый бумажник, сняла с руки золотые часы, вытащила из галстука булавку с крупным бриллиантом. Надев пальто и шляпу, она через вагон второго класса вышла на ближайшей станции.

Воровка и полицейские

В полицейских участках, судебных заседаниях Соньке предъявляли многочисленные обвинения в кражах, мошенничестве, организации преступных групп и т. п. Но пойманная с поличным только один раз, она во всех других случаях упорно отрицала свою вину, представляясь жертвой наговора или достойной дамой, по ошибке принятой за преступницу. Она обладала способностью блестяще изображать порядочную, честную женщину, искренне и с апломбом осуждающую преступный мир и не понимающую, как ею может интересоваться полиция. Это необходимое для вора высокой квалификации качество в уголовной среде называли ветошным (честным) куражом.

Примерно 15 лет жизни Соньки прошли в угаре больших воровских успехов, когда она купалась в деньгах и легко уходила от наказания, хотя нередко «венчалась», то есть попадала под суд. Ее судили в Варшаве, Петербурге, Киеве, Харькове и других городах. Чаще всего оправдывали или оставляли на подозрении, а приговоры, если их выносили, просто не успевали привести в исполнение — она ускользала.

В 1870 году ее обвинили в покушении на кражу конверта с деньгами в петербургской гостинице Клея у прусского подданного Эвербуша. При обыске у нее были найдены часы с цепочкой, кольца с бриллиантами и камнями, 1000 рублей. Рано утром ей удалось убежать из Литейной части полиции, пришлось, правда, оставить полицейским изъятые вещи и деньги. Два года спустя, 6 ноября 1872 года, Киевская палата уголовного и гражданского суда приговорила варшавскую мещанку Суру Розенбанд к лишению прав состояния и шести месяцам тюрьмы. Но и на этот раз осужденная сумела уйти из полицейской части.

За Сонькой охотилась полиция ряда городов Западной Европы. В Будапеште, где она приобрела роскошную мебель для снятой там квартиры, были арестованы все ее вещи по распоряжению Королевской судебной палаты. Лейпцигская полиция отдала Соньку под надзор российского посольства, но вскоре она снова попала в орбиту внимания разгневанной местной полиции, заподозрившей ее в гостиничной краже. В начале 70‑х годов Соньку задержали в Вене, где ей помогал известный вор Вейнин— гер. Венская полиция конфисковала у нее сундук с вещами на несколько тысяч рублей. Она дала подписку о невыезде, заложила в ломбарде четыре бриллианта и тотчас же скрылась. Полиция, обнаружив на конфискованных драгоценностях русские метки, отправила их в столицу России.

Однажды в Москве Сонька была схвачена в чужом гостиничном номере, но по пути в Тверскую часть сумела сбежать, хотя ее сопровождал дюжий полицейский. В 70‑е годы у нее производилось шесть обысков, добытые же улики не подтверждались свидетельскими показаниями.

1875 год принес московской полиции некоторый успех. Обратила на себя внимание приехавшая из Одессы и поселившаяся с двумя дочерьми и гувернанткой Александрой Галицкой во втором квартале Мещанской части в доме Баскакова Шейндля Блювштейн. При обыске в квартире полицейские обнаружили сундук с большим количеством золотых вещей, серебра, изделий с бриллиантами и драгоценными камнями, квитанции московского страхового общества, счета ювелирных магазинов, свидетельствующие о том, что Шейндля Блювштейн сдала в переплавку и переделку несколько дорогих украшений. Сообщник Соньки ушел через черный ход буквально на глазах у полицейских. Пристав Ребров, производивший обыск, нашел наличными лишь тысячу рублей.

Шейндля Блювштейн была совершенно невозмутима, держалась с достоинством и сделала заявление, что никакого отношения к Соньке — Золотой ручке не имеет. Страдающая мать четырех детей, брошенных на произвол судьбы, она писала страстные прошения и жалобы, письма от имени этих самых детей, требовала наказать клеветников, защитить невинную жертву, вернуть ей драгоценности. В этом сентиментальном, но наступательном тоне она обращалась, в частности, к прокурору Московской судебной палаты. И на этот раз ей удалось выйти сухой из воды.

Свою деятельность она продолжает как в России, так и за границей. В марте 1879 года по распоряжению обер‑полицмейстера Москвы Шейндлю‑Суру Блювштейн отправляют в Румынию, подданной которой она была. Но воровку тянет в Россию, и через несколько месяцев она появляется на Нижегородской ярмарке, затем уезжает в Одессу, предполагая оттуда вместе со своим другом Вольфом Бромбергом отправиться в Вену или Париж. Но планам Соньки не суждено сбыться, в ее жизни наступает тот неотвратимый рубеж, который стал началом ее конца.

В Одессе хорошо знавшая Соньку полиция наконец арестовала ее и Вольфа Бромберга на частной квартире. В чемодане Соньки среди грязного белья хранилось 16 793 рубля, в потайных карманах платья было найдено еще несколько сотен. Правда, из квартиры успела уйти прислуга, унесшая все драгоценности мошенницы. По паспорту, выданному Шейндле Блювштейн в 1879 году в Румынии, ей было тридцать три года. Сонька с жаром, но уже напрасно, не встречая сочувствия, убеждала полицейских, что найденные у нее деньги подброшены квартальным надзирателем. Когда же полицейский пристав Ворников поинтересовался, почему она укрывала Вольфа Бромберга, подруга вора хладнокровно заявила, что совсем его не знает.

К концу 70‑х Шейндля Блювштейн во многом растеряла свою бдительность и ветошный кураж, уходить от преследований полиции ей становится все трудней. Объясняется это прежде всего тем, что имя Золотой ручки часто упоминается в прессе, фотографии Соньки имеются в полицейских участках, ее даже узнают на улицах. Сохранять свободу чаще всего удается с помощью взяток, которые она часто дает полицейским и даже влиятельным чиновникам. Многие старые друзья из неворовского мира от нее отворачиваются. Серьезные неудачи, грубые ошибки и просчеты в этот период связаны и с ее увлечением Вольфом Бромбергом, известным «марвихером», который был моложе ее. Свою воровскую карьеру он начал в восемь лет и даже у своих коллег вытаскивал из карманов бумажники. За длинный вихор на лбу он получил прозвище «Владимир Кочубчик». Одержимый страстью к картам, он часто проигрывал и тогда требовал, вымогал у Соньки крупные суммы денег. Она стала алчной, раздражительной, шла на неоправданный риск, опускалась до карманных краж. Ее арест в Одессе явился во всех отношениях вполне закономерным актом.

Полицейские и гражданские власти приступили к подготовке большого судебного процесса, который должен был положить конец ее многолетней воровской деятельности.

Возмездие

Митрофаниевский зал Московского окружного суда, где с участием присяжных заседателей в течение десяти дней 8 декабре 1880 года происходил суд над Сонькой — Золотой ручкой, был заполнен самой разношерстной публикой, привлеченной громким именем преступницы. Под судом оказалось и несколько ее сообщников. Все, что происходило на судебном процессе, привлекло внимание многих газет и составило десятки томов судопроизводства. Огромный материал для процесса собрала сыскная полиция, работавшая в России и за рубежом.

— На скамье подсудимых, — отметил один из участников процесса, присяжный поверенный А, Шмаков, — оказалась женщина, которая заткнет за пояс добрую сотню мужчин, а члены ее шайки — это пешки в ее руках.

Перед судьями, присяжными, адвокатами — огромное количество вещественных доказательств: футляры и коробки с драгоценными камнями, бриллиантами, бесконечное число золотых портсигаров, кольца, броши, бриллиантовые ожерелья, диадемы, позолоченные ложки, ножи, вилки, серебряные подносы, лорнеты, медальоны, массивные серебряные подсвечники, табакерки, бумажники, серебряное вызолоченное ведро в шесть фунтов весом.

Шейндля Блювштейн вначале изображала крайнее недоумение и заявила суду:

— Я вовсе не та, за кого вы меня принимаете. Настоящая Сонька — Золотая ручка это женщина по имени Иахвет Гиршберг из Одессы.

Однако Шейндлю‑Соньку свидетели опознали по фотографии, были приведены данные полиции о ее семье и родителях, ее личность и прозвище «Золотая ручка» подтвердили многочисленные потерпевшие. Целых три дня суд выяснял, была ли она замужем за И. Розенбандом. Против Соньки не было прямых улик, на заседания суда не явился ряд свидетелей, вызванных для опознания вещей, из которых многие изменили свой облик в ругах опытных ювелиров. Понимая все это, Сонька продолжала упорно сопротивляться, разыгрывая благородное негодование и оскорбленное достоинство. Особое возмущение вызвали у нее революционные прокламации, подброшенные полицией, готовой на все, чтобы не упустить неуловимую мошенницу. На самом деле Сонька не имела никакого отношения к революционерам— подпольщикам.

— Зачем мою квартиру позорят, — возмущалась она. — Кто— то ворует, а я должна отвечать?!

Суд установил факты многих краж, напомнил о воровских похождениях Соньки и ее неоднократных судимостях. Сопротивление же подсудимой не ослабевало: все десять дней она вела с судьями упорную, цепкую и драматическую борьбу.

— Откуда вы брали такие большие средства на жизнь? — спросил ее председатель суда. — И откуда у вас столько ценных вещей? Ведь ваши родители жили в крайне стесненных обстоятельствах.

— Я получала деньги от мужа и моих друзей, торговала золотыми и серебряными вещами на базарах и ярмарках, — вызывающе отвечала Шейндля.

Но обвинители были настойчивы: они требовали у Шейндли Блювштейн объяснений о происхождении заложенных в ломбарде вещей, крупных денежных сумм, регулярно переводимых в банки Курска, Нижнего Новгорода и других городов.

— Где вы взяли два кинжала в серебряной оправе, кавказский пояс, шитые серебром ермолки и, наконец, этот револьвер? — спрашивали у нее.

— Кинжалы я выиграла в лотерею, ермолки принадлежат племяннику, а револьвер попал ко мне во время игры в аллегри (вид лотереи).

— Откуда и зачем у вас столько обручальных колец?

— Они мне достались от мужей. Да и потом я то худела, то полнела, мне нужны были кольца разных размеров.

Шейндле Блювштейн предъявили счета на вещи, сданные в переделку ювелирам, спросили ее, где диадема из бриллиантов.

— Не знаю, куда подевалась диадема, — беспечно бросила она в ответ.

В течение всего процесса Сонька сохраняла выдержку, была спокойна, находчива, даже позволяла себе шутить. Наблюдая, как одна из потерпевших волнуется, рассматривая некоторые драгоценности, она громко заявила:

— Сударыня, не волнуйтесь, эти камни и бриллианты фальшивые…

Прокурор предъявил ей обвинение не только в кражах, но и в организации «преступной шайки, похищавшей чужую собственность». Приговор, по нашим понятиям, был не слишком суров: «Варшавскую мещанку Шейндлю‑Суру Лейбовну Розенбанд, она же Рубинштейн, Школьник, Бреннер, Блювштейн, урожденная Шейндля‑Сура Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири». Ее сообщников приговорили к содержанию в исправительно‑арестантских ротах от одного года до трех лет, а девятнадцатилетний одесский мещанин В. Бромберг получил всего лишь шесть месяцев содержания в рабочем доме.

В 1881 году Сонька прибыла на место ссылки — в глухую деревню Лужки Петропавловской волости Нижнетунгусского участка Иркутской губернии, на поселении жила довольно свободно. Летом 1885 года она совершила давно задуманный побег, однако судьба подарила ей лишь несколько месяцев свободы. Полиция теперь куда более внимательно следит за всеми передвижениями известной мошенницы. По всей стране рассылаются ее приметы: «Блювштейн — 40 лет, росту малого, брюнетка (на лбу волосы вьются), ноздри расширенные, уши как бы порваны серьгами, глаза подвижные, говорит по‑еврейски, по‑русски, по— немецки, понимает по‑французски, дерзка и разговорчива, лицо не совсем чистое».

Проделав тяжелый путь, существуя за счет мелких краж, она к осени добралась до Минска и с четырнадцатилетней дочерью заявилась на квартиру Шевы Бреннер, первой жены ее бывшего мужа, но радушного приема не встретила. Более того, Шева донесла на нее полицейским властям. Раздобыв паспорт на имя Рейзы Вульфовны Гинзберг, беглянка выехала к сестре в Тулу, где существовала знаменитая воровская биржа. В декабре смоленская полиция получила сообщение, что Сонька выехала из Тулы и держит путь в Смоленск. Вкусив немного свободы, она забыла о бдительности. На смоленском вокзале ее встретили находившиеся в городе по делам хорошо знавшие Соньку судебный следователь Московского окружного суда Вознесенский и частный пристав Рогожской полицейской части Москвы Виноградов с нарядом полиции. Почти полгода она провела в секретной камере Смоленского тюремного замка. Только в июне 1886 года она предстала перед Смоленским окружным судом, рассмотревшим без присяжных заседателей дело румынской подданной Шейндли Блювштейн о побеге из сибирской ссылки. Обвиняемая предпочла защищаться сама. На суде Сонька не упорствовала и не отрицала своей вины. Немало пережив и в ссылке, и в тюрьме, она стремилась пробудить сострадание в сердцах судей и со слезами на глазах призналась:

— Я бежала не от наказания… Мне так хотелось повидать моих дорогих дочек…

Председатель суда П. И. Отто вспоминал, что в голосе этой «еще довольно привлекательной много пережившей женщины звучали нотки душевных страданий».

Но на этот раз приговор был достаточно суров: за побег из Сибири Шейндля Блювштейн была приговорена к трем годам каторжных работ и, кроме того, к сорока ударам плетьми.

Однако в тюрьме Сонька не теряла времени даром, завела роман с рослым красивым тюремным надзирателем, унтер‑офицером Петром Михайловым, который во всем помогал ей, а в ночь на 19 июня вывел ее на волю как служащую смоленского острога, пожертвовав ради нее своей карьерой. Полиция приняла все меры к розыску осужденной женщины и ее бывшего тюремщика. И все же еще четыре месяца Сонька наслаждалась обретенной свободой. После нового ареста она оказалась в Нижегородском тюремном замке. В направленной отсюда апелляционной жалобе она просила отменить решение суда подвергнуть ее наказанию. Дело Шейн— дли Блювштейн рассматривалось дважды, и, наконец, 16 ноября 1886 года Московская судебная палата оставила в силе приговор Смоленского окружного суда, приговорившего ее за побег из Сибири к трем годам каторжных работ и наказанию плетьми.

Прощай Одесса. Прощай карантин…

Летом 1888 года Сонька — Золотая ручка была доставлена в Одессу, откуда ей предстояло совершить длительное путешествие морским путем на остров Сахалин.

На набережной Карантинного мола собралось много одесситов, провожавших осужденных, среди которых была и Сонька. Они шумно выражали свое сочувствие приговоренным к каторге. У причала уже стоял пароход Добровольного флота «Ярославль», представлявший собой плавучую тюрьму. По сообщению одного из журналистов того времени, увидеть Соньку пришли одесский градоначальник и полицмейстер. На двух больших палубах «Ярославля» были установлены камеры‑клетки с железными решетками, особо опасные преступники находились в трюме. Раздался протяжный гудок, и пароход оторвался от причала. Арестанты надрывно и грустно запели: «Прощай, Одесса, прощай карантин, меня посылают на остров Сахалин…»

Через пять с половиной месяцев измученная тяжелым рейсом Сонька прибыла в небольшое поселение Александровский пост, или Александровск на Сахалине. Вместе с солдатами, тюремщиками, чиновниками там насчитывалось несколько более трех тысяч человек.

Сахалинская ссылка была самым трудным и трагическим периодом в жизни Шейндли‑Суры Блювштейн, безусловно незаурядной женщины, столь безрассудно растратившей свою огромную энергию.

Вначале она жила вне тюрьмы, на правах вольного жителя. Но не все было спокойно в этом крохотном городке с тюремными бараками, потемневшими от времени избами, лесопильней, мельницей, кузницей и угольными копями, Пока Сонька находилась на свободе, в городке произошло несколько преступлений: убили лавочника Никитина, а у одного из поселенцев, бывшего фальшивомонетчика Юрковского, украли 56 000 рублей. Многие были убеждены, что прямое отношение к этим уголовным делам имела Сонька. Переодевшись солдатом, она пускается в бега, но то, что довольно легко удавалось в густо населенной центральной России или в Сибири, здесь осуществить оказалось невозможным. Она пробирается по глухим местам, окруженным густым хвойным лесом с трясиной, болотами, горами полусгнившего валежника, обилием комаров, идет без запасов пищи, рискуя встретиться с лесными хищниками. Неудивительно, что уже к концу следующего дня она была задержана. Наказание за побег, публичная порка розгами в одной из больших общих камер Александровской тюрьмы, представляется слишком суровым для женщины. Во время экзекуции, которую выполнял дюжий палач‑уголовник Комлев, она потеряла сознание. Только закон от 28 марта 1893 года освободил в России женщин от телесных наказаний.

В течение двух лет и восьми месяцев Сонька носила ручные кандалы и содержалась в одиночной камере с тусклым крошечным окном, закрытым густой решеткой. Она спала на узких дощатых нарах, укрывшись овчинным тулупом, ходила по холодному прогнившему полу. В одиночке, напоминающей карцер, она вела себя крайне беспокойно, стремительно носилась из угла в угол, бросалась на нары и снова принималась метаться по камере. Для такой деятельной преступной натуры одиночное заключение явилось самым страшным наказанием. Ей приходилось мириться с тяжелым сырым климатом, густыми туманами, ежедневной рыбной баландой, отсутствием в тюремном рационе овощей и фруктов. К сорока пяти годам Сонька поседела, осунулась, превратилась в худенькую старообразную женщину с изможденным, помятым лицом, сохранился лишь ее волевой взгляд. А. П. Чехову, видевшему ее в 1890 году, не верилось, что «еще недавно она была красива до такой степени, что очаровывала своих тюремщиков». Нерасчетливая одержимость Соньки в погоне за деньгами и приключениями, безрассудная трата огромной нервной энергии самым отрицательным образом сказались на ее внешнем и внутреннем облике.

Среди арестантов Сонька пользовалась немалым авторитетом. Они почтительно называли ее Софьей Ивановной и часто повторяли: «баба‑голова». Однако, общаясь с реальной Золотой ручкой, многие из них не могли расстаться с уже сложившимся в их сознании мифическим образом защитницы бедных, неуловимой и справедливой воровки с большими связями. Недоверчиво покачивая головами, они выражали сомнения:

— Нет, не Сонька это, а сменщица, подставное лицо. Настоящую не поймали!

По окончании срока Сонька должна была остаться в Александровске на вольном поселении. Здоровье ее серьезно пошатнулось, но она нашла в себе силы стать хозяйкой небольшого квасного заведения, местного «кафешантана». Посетителей развлекали небольшой оркестрик и фокусник, здесь устраивались веселые вечера с танцами. Хозяйка сама варила квас, торговала из‑под полы водкой и даже краденым, на что начальство, за взятки, разумеется, смотрело сквозь пальцы. Личная жизнь Соньки с жестоким и грубым рецидивистом Николаем Богдановым была чрезвычайно тяжелой. Она мечтала «хотя бы одним глазком взглянуть» на знакомые российские места, на Одессу, увидеть дочерей, посвятивших себя, к ее неудовольствию, оперетке. Поведав все это журналисту В. Дорошевичу, она горько добавила:

— Мне немного осталось жить.

Больная, ожесточившаяся Сонька все же не была сломлена до конца. Она решается совершить новый побег… Но это был лишь жест отчаяния, последний рывок к свободе. Нет сомнения: Сонька сознательно пошла на гибель. Эта женщина смогла пройти лишь около двух верст и, потеряв силы, упала. Ее нашли конвойные при обходе в тяжелом состоянии, через несколько дней она умерла…

Размышляя над трагической судьбой Соньки, над фактами ее короткого жизненного пути, мы видим, как страшно, когда талант, артистизм, незаурядность, способность к психоанализу и гипнотическому влиянию на людей находят выход в преступном образе жизни и беспринципной погоне за деньгами. Именно в этом ракурсе нам интересна судьба знаменитой воровки, урожденной Шейндли‑Суры Лейбовны Соломониак, Соньки — Золотой ручки.

(Опубликовано в № 45, январь 1996)