Воспитание детей в Третьем рейхе
(главы из книги)

От переводчика

Эрика Манн (1905–1969) — журналистка, писательница, актриса. Старшая из шести детей Томаса Манна, родилась в Мюнхене.

Ее первым мужем был знаменитый немецкий актер Густав Грюндгенс, любимец Гитлера и Геринга, ставший прототипом главного героя романа ее брата Клауса «Мефистофель».

После 1933 года Эрика Манн эмигрировала в США вместе с родителями. Во время Второй мировой войны была военным корреспондентом в Европе и освещала ход Нюрнбергского процесса для американских газет.

Многие годы она была секретарем и издателем своего отца. Перу Э. Манн принадлежат киносценарии по его романам: «Будденброки», «Королевское высочество», «Признания авантюриста Феликса Круля», а также оригинальные произведения, из которых наибольшей известностью пользуется «Последний год. О моем отце» — документальная повесть о Томасе Манне.

В 1938 году в Америке вышла книга Э. Манн «Воспитание детей в Третьем рейхе» («Die Erziehung der Kinder im Dritten Reich»), которая в английском переводе получила название «Школа варваров». Эта книга не появилась на языке оригинала, который через год стал самым ненавистным языком для половины земного шара.

На книгу «Школа варваров» я наткнулся в Москве в середине семидесятых годов прошлого века. Это было в доме еврейского писателя Залмана Вендрова.

Эта книга стала для меня полным откровением, потому что вместе со своим поколением я прошел примерно то же самое воспитание, о котором она рассказывала. С одной стороны, она запоздала на много лет, с другой — пришлась как нельзя кстати, потому что в то время полным ходом шла еврейская репатриация в Израиль, и после отказа в выезде я редактировал самиздатский журнал «Евреи в СССР», где и были опубликованы несколько глав из «Школы варваров».

Хорошо законспирированная машинистка перепечатала перевод на пишущей машинке «Эрика», объединив имя автора книги с главным инструментом самиздата, который «берет четыре копии». Четвертая, самая слепая копия, пережившая два домашних обыска и таможенный досмотр, каким‑то чудом добралась со мной до Израиля в 1977 году и пролежала в ящике стола почти сорок лет, пока не настало время ее журнальной публикации впервые на русском языке.

Слова Гитлера «кому принадлежит молодежь, тому принадлежит будущее» могли бы стать наилучшим эпиграфом к «Школе варваров». Ибо именно об этом — о соблазнении, развращении и завоевании детских умов — рассказывает эта книга.

Эрика Манн собрала совершенно уникальную коллекцию, не пропустив ни одной азбуки, букваря, песенника, сборника стихов, учебника, молодежной газеты и журнала, педагогического пособия, министерской инструкции. Она сохранила точную датировку и фамилии авторов этих текстов, чей корявый язык не поддается описанию.

Если бы не она, в западном мире никто не узнал бы о существовании этой литературы, в основе которой лежали расизм и зоологический антисемитизм, а ее целью было создание нового немецкого человека.

Предисловие Томаса Манна

Во время моей поездки по американскому континенту, весь долгий путь с востока на запад, меня сопровождала автор книги «Школа варваров», моя дорогая дочь Эрика — и, если я сумел справиться с почетным и, разумеется, плодотворным, но таким трудным делом, как выступление на чужом языке перед американской аудиторией, то лишь благодаря самоотверженной помощи моей дочери.

Ей столько раз приходилось переводить мои ответы журналистам и публике, когда после лекции мне задавали вопросы, а я отвечал по‑немецки, так как еще не вполне овладел английским, и всякий раз Эрика прекрасно справлялась со своей работой с немалой пользой для дела, придавая живость моим ответам и мелодичность — моему голосу.

Поэтому мне доставляет истинное удовольствие возможность быть в роли посредника между Эрикой и американскими читателями, которым я собираюсь представить ее книгу «Школа варваров», если их еще интересуют наши нынешние политические и нравственные проблемы. То, о чем рассказывается в этой книге, поистине омерзительно: идет ли речь о школьном образовании или о том, что понимает под этим национал‑социализм. Суть национал‑социализма вскрывается на основе не только практического знания предмета, но также глубокого убеждения и понимания катастрофичности этого явления.

Однако, как ни странно, «Школа варваров» возбуждает совершенно неадекватные чувства. В книге есть и боль, и горечь, что вызывает сопереживание читателей; с другой стороны, чувство юмора, которое не покидает писательницу, ее умение увидеть в ужасном смехотворное, убийственная ирония, в которую она облекает свой гнев, способны растворить наше отвращение в смехе. Мерзкая действительность описана благородным пером, вскрыта беспощадным анализом, который более всего ободряет, ибо книга противостоит злобе и лжи своей непобедимой верой в разум и доброту людей.

При этом оказывается, что образование в Германии — основная тема книги — служит чрезвычайно наглядной иллюстрацией сути национал‑социализма. Нет ничего удивительного в том, что этой темой заинтересовалась женщина, скорее приходится удивляться тому, какое глубокое и всестороннее описание тоталитарного государства можно дать, ограничившись лишь одной этой темой. Картина настолько впечатляет, что иностранец, пожелавший проникнуть в этот загадочный для него мир, вправе будет сказать по прочтении книги, что теперь он этот мир знает. Весь тупой фанатизм правителей, помешавшихся на идее величия своего государства, все их усилия подчинить официальной догме духовную жизнь народа, не оставив ни единой отдушины для свободного проявления человеческих чувств, — все это с поразительной ясностью обнаруживается при ознакомлении с удручающими подробностями национал‑социалистической общеобразовательной программы.

Я употребил слово «программа» потому, что речь идет о будущем поколении. Именно с него начинается неумолимое грядущее, которое ожидает нашу страну. Избежать его невозможно.

Расчетливо, методично, с тупым упорством и безжалостной последовательностью нацисты стараются внедрить свою навязчивую идею в повседневную педагогическую практику, пропитать этой идеей все разделы и этапы образования. Таким образом, ни знания, ни культура, ни дальнейший прогресс человечества не составляют более содержания воспитательной программы. Теперь она ориентируется на единственную идею, надежно подкрепленную насилием, — идею национального превосходства и всеобщей единообразной подготовки на военный лад.

Что из этого получится, разумеется само собой: аскетическое самоотречение в худшем смысле слова, полный и бесповоротный отказ от доводов рассудка и духовных постулатов, к которым я отношу такие понятия, как истина, просвещение, справедливость , — словом, все высокие и чистейшие побуждения, на какие только способно человечество. Когда‑то, в далекие, забытые ныне времена, мы знали, что «быть немцем — значит делать добро ради него самого». Этот постулат ныне утратил всякий смысл. Немецкой молодежи предстоит посвятить себя химере во имя самой химеры. Ибо в этой стране решительно все определяется политикой и преследует исключительно политическую цель. Смысл объективной истины сведен к нулю; если на нее ссылаются, то для чего‑то не имеющего к истине никакого отношения. Все делается во имя цели, провозглашаемой целью всех немцев, цели, которая оправдывает притязания государства на право безраздельно распоряжаться умами всех, кто живет в его границах, а также распространять свою власть и за его пределы.

Такого рода претензии, такое пресечение политическими установками любых попыток поиска истины заставляют нас содрогнуться в буквальном смысле слова, а не только морально. Предписания режима носят до такой степени принудительный характер, они настолько противоречат здравому смыслу, что сами собой, без всяких разоблачений обнаруживают полное несоответствие реальным нуждам людей, для которых эти предписания издаются. Немецкий народ славился своей тягой к свободе, которая противостоит узколобому национализму; этот народ славился своим особым, основанным на объективности отношением к разуму. Не случайно именно в Германии родился афоризм: «Патриотизм развращает историю». И принадлежит этот афоризм Гете.

А сегодня истинный характер немецкого народа, его склонность быть выше политики, его внутренняя тяга к духовности выражаются в безоглядности не знающего меры самоотречения. Сегодня немецкий народ отрекается от своих же лучших и ставших классическими черт, приносит их в жертву политической нетерпимости правителей, которые даже не способны эту жертву оценить.

Народ, который придерживался «середины», теперь стал народом крайностей. Мы призваны властвовать? Вершить мировую политику? А раз так — долой духовность, долой истину и справедливость: отречемся от самостоятельного познания истины, отречемся от культуры. И немецкий народ яростно выбрасывает за борт свой гуманизм и становится навытяжку, чтобы завтра маршировать на войну за мировое господство.

Не следует ли напомнить главарям немецкого народа цитату из Писания: «Что пользы человеку, если он приобретет весь мир, а душу живую потеряет!» Эти слова не отрицают существования власти. Истина, которую они утверждают, состоит в том, что власть должна обладать содержанием, быть осмысленной, внутренне оправданной, если она хочет быть жизнеспособной и пользоваться уважением людей. Причем ее оправдание полностью заключено в ее духе.

Разве не бессмысленно добиваться благой цели такими средствами, которые заведомо разрушают эту цель? Интересно, как представляет себе свою руководящую роль в Европе народ, который вынудили нести такие моральные и интеллектуальные жертвы, каких требует нацистская программа обучения? И как этот народ смеет притязать на господство над другими народами, если он позволил взять над собой верх подлейшему малограмотному сброду, облек его абсолютной властью, даже если им и удастся овладеть европейским миром?

Как эта власть обеспечивает себе незыблемость, если ее методы порождают всеобщую ненависть и отвращение к ней?

Поистине трагический самообман думать, будто можно кого‑то увлечь за собой, находясь в том положении, в котором оказался теперь, вольно или невольно, немецкий народ. Народ, духовно ограбленный, нравственно опустошенный, собирается покорить мир. Ну как тут не расхохотаться! Нет, никому мы не принесем пользы тем, что калечим самих себя, и, право же, нет ничего глупее, чем променять возвышенный образ мыслей на откровенную тупость. Истина и право на свободу поиска истины — не красивые слова, расслабляющие волю нации выстоять в суровой жизненной борьбе, а необходимое условие ее выживания, ее насущный хлеб. Заявление: «Истина есть то, что выгодно мне», — это крик из бездны, порожденный взбесившимся антигуманизмом. Такая философия никого не обманет, никому не принесет настоящей пользы; такая философия сама возвещает о своей неминуемой гибели. Ни от кого уже невозможно скрыть, что немецкая наука вырождается, а интеллектуально Германия во всех отношениях катится в пропасть. Этот процесс нельзя остановить, и он неизбежно заведет в тупик, если у людей, которые ныне задают тон, будет достаточно времени, чтобы осуществить свою пагубную программу «перевоспитания народа».

Как и автор книги «Школа варваров», я хочу верить, что лучшие качества немецкого народа помогут ему отмежеваться от лживых и злонамеренных посягательств на достоинство человеческого разума.

Нью‑Йорк, 7 мая 1938 г.

«Хайль!»

Ни на одну группу населения Германии национал‑социалистическое мировоззрение не оказало более сильного влияния, чем на детей. Нацистский ребенок посещает нацистскую школу, состоит в нацистской молодежной организации, смотрит только нацистские фильмы. Вся жизнь ребенка безоговорочно принадлежит только нацистскому государству.

С самого начала главную ставку фюрер делал на неопытность и слепую доверчивость молодежи. Его честолюбивое желание сводилось к единственной цели: завладеть этим самым плодотворным полем для диктаторов — молодежью страны. И вовсе не потому, что молодежь невежественна, а потому, что тот, кто сегодня владеет ею, очень скоро завладеет взрослыми и сможет считать себя властелином будущего.

Вся мощь режима, вся его огромная машина пропаганды и муштры направлены, прежде всего, на немецких детей.

Каждый ребенок произносит «хайль Гитлер!» от пятидесяти до ста пятидесяти раз в день, иными словами, намного чаще, чем обычные старые приветствия. Формулировка предписана законом: если вы встречаете друга по дороге в школу, вы, вместо «здравствуй», говорите ему «хайль Гитлер!»; уроки начинаются и заканчиваются этим «хайль Гитлер!». «Хайль Гитлер!» говорит почтальон, кондуктор в трамвае, продавщица в магазине канцелярских принадлежностей. Ребенок приходит домой пообедать, и, если родители не встречают его словами «хайль Гитлер!», они совершают наказуемый проступок, и на них могут донести.

«Хайль Гитлер!» — кричат в юнгфольке и гитлерюгенде. «Хайль Гитлер!» — кричат в Союзе немецких девушек. Вечерние молитвы должны завершаться словами «хайль Гитлер!», если вы серьезно относитесь к молитвам.

Когда дети здороваются со старшими в школе или в классе официально, выкрикивая «хайль Гитлер!», они вскидывают вверх правую руку; но неофициальное приветствие среди равных требует только поднятия кисти руки со сжатыми пальцами. Это гитлеровское приветствие повторяется бесчисленное количество раз с утра до ночи.

Иногда дети проглатывают половину согласных, и получается каша: вместо «Heil Hitler» — «Drei Liter» (три литра). Это смешно, но за это никто не может ругать детей. Немецкий ребенок и внешне и внутренне живет в сплошном эхе этого «хайль Гитлер!».

Утром вы уходите из дома, произнося «хайль Гитлер!». На ступеньках подъезда встречаете блокварта. Он следит за жильцами и регулярно сообщает куда следует об их поведении. Очень полезно отсалютовать ему, вскинув повыше правую руку. Из каждого окна свешивается красное полотнище с черной свастикой посередине. Ни одной недели не проходит без какого‑нибудь повода для семей вывесить свастику. Только евреи составляют исключение и находятся под строгим контролем: евреи — не немцы. Они не принадлежат к «нации», а посему у них не может быть никаких «национальных событий».

Чем ближе вы подходите к школе, проходя мимо отелей, ресторанов, закрытых плавательных бассейнов, тем больше вы видите объявлений: «Евреи не допускаются», «Здесь евреи нежелательны», «Не для евреев». И что вы чувствуете? Да ничего. Потому что видите эти объявления вот уже пять лет. Они вошли в привычку самым естественным образом. Разумеется, евреи сюда не допускаются.

В киосках продают исключительно нацистские газеты. Ребенок не удивляется гигантским заголовкам: «ЕВРЕЙСКИЕ ГАНГСТЕРЫ ЗАПРАВЛЯЮТ АМЕРИКОЙ!», «КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ТЕРРОР В ИСПАНИИ ПОДДЕРЖАН ПАПОЙ!», «БОЛЕЕ СТА ПЯТИДЕСЯТИ СВЯЩЕННИКОВ — ПОЛОВЫЕ ИЗВРАЩЕНЦЫ!»

«Вот что творится в мире, — думает ребенок. — Какое счастье, что мы живем здесь, что у нас есть фюрер. Он им всем покажет! И этим евреям, и этим американцам, и этим коммунистам, и этим священникам. Пропади они все пропадом!»

Немецкий ребенок дышит этим воздухом. Когда нацисты у власти, иначе и быть не может. В Германии нацисты управляют немецким ребенком, когда он учится, когда ест, когда марширует, когда растет, когда дышит.

Но, кроме воздействия нацистской атмосферы, жизнь ребенка в рейхе определяется еще тремя кругами: семьей, школой и гитлеровской молодежной организацией.

Семья

Между 1919 и 1933 годами двумя наиболее популярными лозунгами крепнущего национал‑социалистического движения были: «С помощью национал‑социализма мы спасем религию от угрозы большевизма!» и «С помощью национал‑социализма мы спасем семью от большевиков, которые пытаются ее уничтожить!».

Нацисты нашли самые уязвимые места в Германии, обращаясь к двум главным устоям. Они хорошо знали, что делают, запугивая огромную массу немецкого среднего класса угрозой большевизма. Владелец магазина, жена дворника, замужняя секретарша и хорошо воспитанная светская дама — все согласились поддержать национал‑социализм, который хотел защитить религию и семью и которому для этого нужна была помощь.

Ганс Шемм, ставший в 1933 году министром образования Баварии, опубликовал шокирующий памфлет за два года до того, как Гитлер назначил себя канцлером. Шемм назвал памфлет «Мать или товарищ», определив права семьи в рамках государства и права «миллионов отчужденных личностей».

Сегодня мы воспринимаем как исторический курьез рвение человека, объявившего «большевистскими» идеи и планы, которые вскоре были осуществлены в Германии национал‑социализмом, а позднее сделали Шемма министром.

Если заменить слова «советская звезда, красный флаг» и прочее словом «свастика» в отрывке из памфлета Шемма «Религия — семья», то мы получим точную картину ежедневной борьбы против религии в Германии: «Жесткие меры положили начало этой борьбе (против религии). Крест, а также изображения святых были заменены советской звездой, красным флагом с серпом и молотом».

Далее Шемм пишет:

«Семья, как институция, не может быть разрушена, пока цела цитадель, которая защищает этот драгоценный камень: мощные стены молитвы, веры в Бога. На пути удушения молящихся большевизм прокладывает себе дорогу к жизненному центру народа — к семье».

И снова все, что надо сделать, — это заменить «большевизм» «национал‑социализмом», чтобы получить совершенно точную картину.

Шемм продолжает:

«Вопрос заключается в следующем: не будут ли превращены свободные человеческие существа в стадо рабов?»

Человек, написавший эти слова, ясно увидел, к чему были готовы нацисты, еще в 1931 году. И этим человеком был нацист Ганс Шемм.

Сейчас каждый, кто принадлежит к немецкой нации, — мужчина, женщина, ребенок — должен состоять, по крайней мере, в одной из нацистских организаций: в партии, в профсоюзе, в Женском союзе или в Союзе матерей, в движении гитлеровской молодежи юнгфольк или в Союзе немецких девушек.

Теперь в Германии бытует такой анекдот.

Глава семьи приходит домой и никого не застает, но на письменном столе лежит записка: «Я пошла на митинг национал‑социалистического Женского союза. Мама». Тогда он берет ручку и дописывает: «Пошел на партсобрание. Вернусь поздно. Папа». Потом приходит сын и оставляет записку: «Ночные занятия. Вернусь только утром. Фриц». И, наконец, дочь пишет: «Пошла на митинг Союза немецких девушек. Хильда».

Около двух часов ночи семья собирается и застает пустую квартиру: воры вынесли все вещи, а на столе оставили записку: «Спасибо нашему фюреру. Хайль Гитлер!» И подпись: «Банда грабителей».

Разрушение семьи — не побочный продукт нацистской диктатуры, а часть работы, которую режим должен проделать, чтобы достичь своей основной цели — завоевать мир.

Однако семья не была полностью разрушена до тех пор, пока отец не начал подозревать мать, мать — дочь, дочь — сына, а сын — отца. С того момента, когда никто не осмеливается высказать свои мысли, потому что о каждом слове могут донести, а каждый жест — неправильно истолковать, семья утратила свое значение. Жизнь в семье теряет смысл.

Гитлеровский ребенок разрывается между старшими. С одной стороны, его притягивают школа и гитлерюгенд, с другой стороны — дом. Ребенок чувствует, что за его душу идет борьба; он чувствует скрытое недовольство своих учителей, когда гитлерюгенд отнимает у него слишком много времени; замечает, что родители тайком бросают на него хмурые взгляды, когда у него не остается времени для семьи. Он замечает, что взрослые переполнены страхом. Из страха взрослые лгут, из страха дают фальшивые свидетельские показания друг на друга, а так как они боятся даже маленьких детей, то им они тоже лгут.

Ребенок, должно быть, думает: «Если я не буду слушать по радио речь Геббельса, мой учитель узнает об этом, и меня накажут. Учитель может донести и на моих родителей. Папу могут уволить с работы и исключить из партии. Я ужасно боюсь. И мои родители, наверное, тоже боятся. Поэтому мы слушаем большинство речей Геббельса, а если случайно пропустим одну, мы в этом не признаемся. Я лгу в школе, папа — на профсоюзном собрании, мама — когда идет в магазин. Со страху мы все лжем».

Кстати, у родителей страха больше, и дети это чувствуют, так как родители несут ответственность за своих детей, притом что они потеряли возможность влиять на них.

«Жизнь всех немецких юношей и девушек принадлежит только Гитлеру», — орал Бальдур фон Ширах, ныне руководитель имперской молодежи.

Если ребенок для успокоения спрашивает маму: «Я ваш?» — мать должна ответить: «Нет, ты принадлежишь фюреру». И если, потеряв терпение, вмешивается отец и говорит: «Дорогая, не говори ребенку чепухи. Конечно, ты наш!» — в воздухе повисает тревога: было высказано что‑то запретное, наказуемое, и ссора — самое незначительное последствие. Если ребенок слишком мал, чтобы донести на своих родителей, отец все равно должен быть настороже, так как его могла услышать прислуга. Кроме того, воспитательница в детском саду спрашивает, о чем говорят дома, и ребенок отвечает ей правду: он еще слишком мал, чтобы лгать.

Изоляция нацистского мира приводит к тому, что ребенок видит вещи не такими, как они есть на самом деле, и поэтому не чувствует себя несчастным. Конечно, некоторые дети мучаются и от постоянного давления на них, и от бесконечной пропаганды. Многие мучаются потому, что теперь они не могут остаться наедине с собой, не могут почитать, порисовать или придумать какую‑нибудь игру.

Широко известно, что в Германии люди голодают. Не хватает продуктов питания. Жиры ограничены, а хорошего мяса, свежих яиц и муки без отрубей уже давно нет в продаже. От детей требуется огромная физическая выносливость; они страдают больше взрослых.

Рецепты новой немецкой поваренной книги отражают истинное положение дел в государстве больше, чем официальные отчеты. Нет ничего необычного в совете приготовить «вкусный питательный торт» из овсяной муки на эрзац‑жире и без яиц. «Хорошо высушенная рыба» рекомендуется вместо мяса, которое, как обычно во время войны, начинают называть вредным для здоровья.

«Газета немецкой женщины» (№ 14) открывает различные кулинарные секреты, например, как использовать заплесневелый мармелад. «Если плесени всего несколько пятнышек, их нужно снять, а мармелад сразу же подать на десерт или намазать на хлеб. Если плесени много, ее нужно соскоблить вместе со слоем мармелада и остаток переварить. После чего его нужно использовать как можно быстрее».

Нельзя выбрасывать и прогорклое масло, советует та же газета: «Наше превосходное масло может оказаться слегка прогорклым. В таком случае опускаем его в соленую воду, а если и это не помогает, нужно пережарить его с луком, после чего на нем можно жарить картофель, мясо или овощи».

Меню для семьи выглядит несколько странно. Например, одна газета для женщин предлагает после завтрака из вареного картофеля и холодного пудинга подать на обед «сырковую массу с льняным маслом».

Если жизнь в семье утратила свое значение для среднего немецкого ребенка, то она намного труднее для еврейского, или неарийского ребенка. Всю боль и горечь гонимого и презираемого парии ребенок должен испытывать из‑за своих родителей.

«Если бы только у меня были арийские родители, — думает ребенок, — я мог бы стать таким же счастливым, как и другие дети, маршировать с ними и петь их песни. Я был бы человеком, а не “врагом народа”, “несчастьем” и “недочеловеком”. “Евреи — наше несчастье”, — говорят нам в школе. — Мои родители — евреи, и они — мое несчастье. Эх, если бы у меня были какие‑нибудь другие родители!»

Многие еврейские дети думают об этом, сидя за обеденным столом. Другие ищут дома защиты от уличных преследований; но их дом не может дать им убежища, и ребенок это чувствует: «Они хорошие родители, но беспомощные. У них, как и у меня, свои несчастья». Дом не может возместить все, что происходит за его пределами.

У еврейского ребенка, в отличие от арийского, есть досуг; есть время подумать о себе. Доступ в гитлерюгенд для него закрыт; он может сидеть дома и предаваться своим мыслям, так как ему запрещено принимать участие в товарищеских вечерах, гимназических играх, национальных политических фестивалях.

Дома сидит и ребенок, у которого отец еврей, но арийская мать была бы спасена от позора, если бы не связала свою судьбу с евреем, допустив «ослепление, предающее забвению интересы расы», а сохранила верность своему «расовому долгу».

Юная полуеврейская девочка сидит перед зеркалом. Она похожа на мать. Она смотрит на свои белокурые волосы, на маленький вздернутый носик и «нордически удлиненную» голову; но материнский овал лица с маленьким подбородком и ее голова с плоской макушкой не отражаются в округленной голове девочки. Это отцовская наследственность, которую она отказывается признавать. «Эх, если бы я могла его спрятать, держать в секрете, — ядовито думает она. — Хоть бы он умер!»

Эта мысль захватывает ее. Но, даже чувствуя, что это ужасно, она продолжает воображать, что было бы с ней, переберись она с матерью в другой город. Натуральная блондинка, она могла бы изменить свое имя. Конечно, ее документы не совсем в порядке, но там можно было бы что‑нибудь подправить, думает она, если бы только ее отец не стоял поперек. Она слышала истории о полуевреях, которые были объявлены арийцами после того, как их матери давали клятву, что дети родились не от еврейского мужа, а от внебрачной связи с арийцем. «Может быть, я вовсе не его дочь, — мечтает девочка у зеркала. — О Боженька, если бы только это могло быть на самом деле!»

Опустошение вошло в души детей. Арийский ребенок тоже страдает, если разрушилась его семья, а неарийский ребенок знает, что в его случае — это совсем другое дело. Он знает, как подавлены его родители, потому что они — евреи и лишены возможности жить хотя бы сносно. Он видит своего еврейского отца, который ходит, как преступник, и растущую ненависть или трагическую жалость, которую испытывает к нему его арийская жена. Он любит обоих родителей, но обожает фюрера и до щемящей боли жаждет «принадлежать», быть настоящим арийцем.

Те же, в ком есть четверть еврейской крови, попадают в совсем странное положение: по Нюрнбергским законам детей, у которых евреями были бабушка или дедушка, считают в школе почти арийцами, они достаточно хороши, чтобы быть приобщенными к нордической расе, и в свое время их долгом будет вступить в брак с настоящим арийцем. С другой стороны, арийцам разрешено жениться на еврейках, у которых только одна четверть еврейской крови. Конечно, некоторым из них придется позаботиться о государственной «нордификации». Дома ребенок должен приучить себя к тому, что один из его родителей наполовину еврей. Некоторым из таких детей передали ведение дел их полуеврейских отцов и объяснили, что, независимо от того, основал ли отец предприятие, добился ли в нем успеха или нет, его предприятие принадлежит ребенку. А для его матери отец лишь управляющий. Таково желание фюрера.

Однако искалеченные смешанные семьи — исключение. Гораздо большая часть смешанных семей сохранила человеческое достоинство и гордость, устояв перед деградацией, навязываемой им национал‑социализмом. Считая себя народом, который они надеются увидеть объединенным в национальное еврейское государство, или основываясь на разуме и человечности, для которых нет места в сегодняшней Германии, они поддерживают оппозицию, созданную миллионами католиков, протестантов, либералов и обычных людей. Если их дети были исключены из нацистских школ и переведены в еврейские, они гордятся тем, что принадлежат к этому «лагерю».

Конечно, при национал‑социализме многие неарийские семьи были разрушены. Лишенные будущего, такие семьи посылали детей за границу учиться или сами эмигрировали, если у них была надежда начать жизнь заново в Англии, в Америке или в Палестине. Родители, оставшиеся одни в Германии, часто не решаются переписываться с детьми, и многие умерли, так и не увидев уехавших детей. Иногда проходит много месяцев, прежде чем дети узнают о смерти родителей.

Любое общение между арийскими и еврейскими детьми, конечно же, категорически запрещено.

Школа

Еще совсем недавно немецкая школа пользовалась уважением во всем мире. Немецкая республика не убеждала своих граждан в преимуществе демократии, не вела никакой пропаганды в корыстных целях. Такая установка оказалась ошибочной, а избавление от этой ошибки — ужасным.

В «Майн кампф» есть короткая глава, посвященная проблеме образования детей. Она содержит предложения фюрера в этой сфере, и все немецкие дети растут сегодня в полном соответствии с его желаниями, изложенными на этих двадцати пяти страницах.

Вот выдержка из этой главы:

«Прежде всего, юные мозги нельзя перегружать предметами, 90% которых им не нужны и, следовательно, забудутся. Непонятно, почему долгие годы миллионы людей должны учить два или три иностранных языка, которые они могут использовать за это время только раз или два и, следовательно, также в большинстве забыть их полностью; из 100000 учеников, которые изучают, например, французский язык, едва ли 2000 смогут позднее серьезно использовать эти знания, в то время как 98000 за все время своей жизни никогда не смогут практически использовать то, чему учились. Таким образом, ради 2000 человек, которым знание этих языков приносит пользу, 98000 не обучаются ничему и тратят даром дорогое время…»

Для диктатуры необходимо держать людей, насколько это возможно, невежественными; только до тех пор, пока народ ничего не подозревает, не осознает, в чем разница между прошлым и настоящим, диктатура может пускать в ход любую ложь.

Эпилог «Майн кампф» как нельзя более ясно выражает конечную цель образования в нацистской Германии: «Государство, которое в эпоху расового разврата посвящает себя заботе о своих лучших расовых элементах, должно однажды стать владыкой мира».

Вот эта цель: сделать нацистов правителями мира. К этому и должна готовиться Германия под неусыпным надзором Гитлера. И все это происходит на глазах у детей.

Измененный акцент

В мае 1934 года реорганизованный и «очищенный» Союз учителей начал проводить занятия в национал‑социалистическом духе. Были введены новые основополагающие правила поведения учеников и новые учебники.

Первая книга, которую видит ребенок в детском саду, — букварь; но даже и он, по желанию фюрера, пропитан духом времени. Различные буквари словами и картинками рассказывают о жизни в военном лагере, о маршировке, о мальчиках, вырастающих для того, чтобы стать солдатами, и девочках, которым надо будет заботиться о солдатах.

«Дети рейха» — букварь, составленный Рихардом Сиволдом и Эвальдом Тисбургером, — наиболее эффективный источник ознакомления с военной жизнью. В прошлом дети учились читать на текстах более мирных, чем:

Слушайте, мы бьем в барабан, бум‑бум‑бум!

Слушайте, мы трубим в трубы, ту‑ту‑ту!

Выходите же из лагерей!

Букварь, составленный Эльвирой Бауэр, носит название удивительное и по длине, и по содержанию: «Не верь лисе, что она в траве пасется, не верь жиду, когда он клянется!»

На ярко‑красной обложке рядом с названием нарисованы две картинки. На одной — лиса, которая злобно подкарауливает свою добычу; на другой — типичная нацистская карикатура на еврея под звездой Давида. У еврея огромный нос, толстые губы и мутные глаза. Он приносит свою фальшивую клятву, подняв вверх жирные пальцы. Книга вышла в роскошном издании с множеством цветных иллюстраций и с двухцветным текстом. Те слова, которыми авторы хотят воздействовать на своих читателей, выделены красным шрифтом: «дьявол», «еврей», «толстогубые», «гангстер». Уровень садистской жестокости, лживости и варварства в этой книге — сердцевине всего будущего обучения — описать невозможно.

Немецкий язык

Газеты, журналы, учебники, вся официальная литература стали напыщенными и наполненными грубыми солдафонскими вульгарными выражениями, которые столь типичны для самого фюрера.

Уроки немецкого языка, как и все другие уроки, не самоцель. Они — средство научить детей выражать мысли фюрера его же языком, и только.

В былые времена для иллюстрации грамматики пользовались нелепыми предложениями. Вам могли дать фразу: «У моего дедушки есть чудесный перочинный ножик», — и предложить написать множественное число от подлежащего и сказуемого, позаботившись лишь о том, чтобы не увеличить заодно и число дедушек.

Но когда перед вами фраза: «Бомбардировщик моего отечества несет разрушение», — вам приходится думать только о содержании. Вы осознаете суть! А суть состоит в том, что «Бомбардировщик моего отечества несет разрушение!»

Читатели сталкиваются почти исключительно с вопросами расы, общих корней, героизма, тайны германской миссии и немецкой души.

Одним из первых нацистов в Германии был Дитрих Эккарт — личный друг и поклонник Гитлера, на которого он в свое время оказал большое влияние. Прежде всего, в вопросах антисемитизма. Поскольку он умер еще в 1923 году, его легко можно было превратить в миф. Он стал «певцом партии», хотя известна только одна его поэма. Она начинается так:

Германия, пробудись!

К бою! К бою! К бою!

Колокола, звоните на башнях!

Бейте в набат, пока не посыпятся искры из глаз!

Иуда пришел, хочет прибрать к рукам государство,

Так звоните же, чтобы топоры обагрились кровью, —

Кругом кромешный ад, мученики, мертвецы, —

Зовите к бою, чтобы разверзлась земля

Под громом спасительной мести.

Горе народу, который сегодня еще предается грезам,

Германия, пробудись!

Немецкий поэт по милости Гитлера, наркоман Дитрих Эккарт писал на жалком злобном жаргоне, но, благодаря тому, что он был бесполезной развалиной, его приняли в нацистскую Валгаллу, и он занял место рядом с сутенером Хорстом Весселем.

Что творится в головах школьников, которым ставят в пример таких героев?

Переписка между нацистскими детьми и детьми, живущими за границей, играет важную роль в пропаганде Третьего рейха. В детской газете «Помогай вместе с нами» появилась такая переписка под заголовком «Германия трудится».

Маленького французского мальчика должен обучить его нацистский друг Курт. И он пишет:

«Евреи всегда приводят к инфляции. Еврей доводит народ до сумасшествия. Еврей скупает всю собственность разорившихся семей, и в один прекрасный день у людей не остается ни гроша. Тогда еврей дает им деньги взаймы под ужасные проценты или насылает свой страшный кровавый большевизм на отчаявшихся людей <…>. Мы не вывешивали никаких сумасшедших цифр в нашем павильоне на Парижской выставке. Мы только показали, чего может достичь бедный народ, как только он избавился от евреев».

Расовые инструкции

Журнал «Национал‑социалистическая педагогика» в эссе «Иллюстрации и картинки для использования в расовом обучении» указывает:

«Ребенку свойственно иметь острое зрение. Следовательно, будет очень легко внести в его сознание проблему единства немецкого народа, если мы показываем ему, с одной стороны, картинки расово одаренных существ, сходных по типу, а с другой стороны — различные типы существ, чуждых ему по расовой природе и по разным качествам. В отношении евреев должны быть выбраны такие типы, которые в нашем восприятии имеют наиболее отталкивающие характеристики. И в не меньшей степени акцент должен делаться на том факте, что их умственная неполноценность и тупость выражены на лице. Еврейско‑большевистские политики и уголовники дают особенно разнообразный и чрезвычайно информативный материал».

Специалист в области воспитания, профессор Эрнст Доберс из Высшей школы усовершенствования преподавателей, в своей книге «Еврейский вопрос — материал и его использование в школах» пишет:

«Мы помещаем рядом две группы картинок: с одной стороны — классифицированные нордические тела и лица, спортивные типы, олимпийские атлеты, солдаты, типичные офицеры, вожди; с другой стороны — представляем группу евреев, независимо от того, являются ли они обычными современниками или “вельможами Иуды”, такими, как большинство большевистских лидеров — Роза Люксембург, Эйснер, Теодор Лессинг, Ратенау или им подобные. Естественным результатом будет то, что дети почувствуют родство с одной стороной и совершенно естественное страстное неприятие — с другой. Это и есть вопрос учебного курса».

Обращает на себя внимание тот факт, что нам не дают примеров «олимпийских атлетов» или «типичных офицеров». По‑видимому, профессору Доберсу не удалось выдать Геббельса за «нордическое тело и лицо». Возможно, он помнит, что еврейский боксер‑тяжеловес Макс Беэр нанес поражение арийцу Шмелингу, которого затем победил еще и негр Джо Луис в рекордное время, и что многими победителями на Олимпийских играх были евреи.

А вот «вельможи Иуды» — вопрос особый. Это еще одно подтверждение полнейшего невежества нацистских воспитателей. Всех банкиров‑капиталистов, редакторов буржуазных газет и либеральных ученых нацистские воспитатели считают «большевистскими лидерами». Роза Люксембург — единственная коммунистка в этом списке, хотя вместе с ней от рук нацистских убийц погибли Курт Эйснер, Теодор Лессинг и Вальтер Ратенау.

Дремучая необразованность и сознательная фальсификация — вот два нацистских качества, которые бросаются в глаза на каждом шагу.

Учебник «Азбука расы» изображает большеносого еврея, но в свою защиту добавляет:

«Конечно, мы не должны смешивать чисто внешний вид с расой. Раса означает душу. Поэтому есть люди, которые фактически имеют некоторые нордические черты, но они — евреи по духу».

Недавно для детей была написана песня‑марш, в которой говорится, как будет выглядеть мир, когда его завоюют немцы:

Пусть полем битвы станет шар земной,

Пусть он могильной покроется травой,

А нам на это, на это наплевать!

Под знаменем нашим мы будем шагать.

Пускай все разлетится в пух и прах,

Сегодня мы — хозяева Германии,

А завтра — целый мир у нас в руках!

Германии необходимо горячо и непрестанно ненавидеть все, что стоит на ее пути к мировому господству. Культивируя ненависть, человека легче ненавидеть, чем идею; людей, которых вы видите во плоти, легче ненавидеть, чем тех, кто находится где‑то далеко; относительно малую группу легче ненавидеть, чем большую. Поэтому ненависть к евреям нацисты считают самой подходящей и наиболее «продуктивной». Ненависть разжигают всеми способами: клеветой, псевдонаукой и порнографией.

Один из старейших и наиболее близких друзей фюрера — гаулейтер Франконии Юлиус Штрейхер. Он издатель и редактор еженедельного журнала «Дер штюрмер». Хотя у Штрейхера немало злейших врагов в партии, Гитлер приблизил его к себе, так как считал умелым пропагандистом.

Директор школы в Кельне Макс Буркерт пишет:

«Из вашего славного боевого журнала “Штюрмер” я вырезал фотографии большого количества евреев, которым в свое время разрешали править Германией, и наклеил их на картон, как показывает прилагаемый снимок. Вооруженный этими иллюстрациями, я читаю лекции по еврейскому вопросу во всех старших классах моей школы. Насколько глубоко укоренилась ваша идея, можно увидеть из следующего случая, который был у меня с девятилетним учеником. Однажды он пришел в школу и сказал мне: “Господин директор, вчера я пошел гулять со своей матерью. Вдруг, когда мы проходили мимо еврейского магазина, моя мать вспомнила, что ей нужно несколько клубков шпагата. Она хотела дать мне денег, чтобы я зашел и купил шпагат в этом магазине. Тогда я сказал ей: “Я туда не пойду. Тебе придется это сделать самой. Но я тебе обещаю, что, если ты войдешь в этот магазин, я завтра расскажу своему учителю. Он тебя вызовет в школу, и тогда ты увидишь, что случится”».

Каждую неделю «Штюрмер» публикует похожие письма к редактору, что явно доказывает широкое распространение этого журнала в святилище образования.

Школьница Эрна Листинг из Гельзенкирхена пишет:

«Дорогой “Штюрмер”! Гаулейтер Штрейхер рассказал нам всю правду о евреях, так что теперь мы их ненавидим всем сердцем. В классе мы писали сочинение на тему “Наш бич — жиды”. Я прошу вас напечатать мое сочинение.

Наш бич — жиды

К сожалению, есть еще люди, которые говорят: евреи тоже созданы Богом. Поэтому их надо уважать. Но мы говорим: паразиты — тоже живые создания, однако мы их точно так же уничтожаем. Еврей — это помесь арийцев с азиатами, неграми и монголами. У помесей всегда одерживает верх самое худшее. Единственное, что у еврея осталось хорошего, — это белая кожа. Когда‑то Иисус сказал жидам, что “у вас отец не Бог, а дьявол”. У жидов есть гнусная книга, в которой записаны их законы. Это Талмуд. Кроме того, евреи не признают нас за людей и так и поступают с нами. Они очень хитрые и выманивают наше имущество и деньги. В Гельзенкирхене еврей Грюнберг продал нам тухлое мясо. Им это разрешается в ихней книге законов. Евреи подстрекают разные беспорядки и втягивают нас в войну. Это они погубили Россию. А в Германии они подкупили коммунистическую партию и нанимали убийц. Мы стояли на краю бездны. В это время пришел Адольф Гитлер. Сейчас евреи живут в иностранных государствах и настраивают всех против нас. Но нас не запугаешь. Мы идем за фюрером. Мы ничего не покупаем у жидов. Каждый пфенниг, который мы им даем, это пуля в кого‑нибудь из нас. Хайль Гитлер!»

А в постскриптуме «Штюрмер» пишет:

«Вместе с нами все читатели порадуются тому, что Эрна рассказала в своем глубоко христианском школьном сочинении. “Штюрмер” вручает Эрне маленький рождественский подарок».

Девятилетняя Хельга Гербинг от имени учениц четвертого класса женской школы прислала в тот же «Штюрмер» сочинение, озаглавленное «Кукушка и еврей».

«Кукушка — это еврей среди птиц, так как она похожа на него не только внешне, но и в том, что она делает. Ее загнутый клюв напоминает носатого еврея. Ее ножки — маленькие и слабые, поэтому она не может легко ходить по земле. (Примечание: как мы знаем, германский орел имеет арийский нос и марширует, как чемпион!) То же самое верно в отношении еврея, который тоже не умеет хорошо ходить. Когда эта птица кричит: “Ку‑ку! Ку‑ку!” — она делает такие же движения, как еврейский купец, который пытается показать свою вежливость, чтобы немец у него что‑нибудь купил. Оба этих еврея, как птица, так и человек, — паразиты, потому что они оба хотят разбогатеть и разжиреть за счет других. Но мы — человеческие существа — не такие тупые, как птицы. Мы не потерпим этого и вышвырнем нахальную “кукушку” из нашей страны. Мы, дети города Рота, помогаем, как только можем, чтобы этого добиться. Многие из нашего класса часто дежурят у магазина Баера, и, когда покупатели хотят войти, все дети кричат: “А вам не стыдно покупать у еврея? То‑то!” — и тогда каждая женщина краснеет и поворачивает назад. Хайль Гитлер!»

«Каков учитель, таков и ученик, — комментирует журнал. — Если маленькая Хельга из четвертого класса школы города Рота близ Нюрнберга пишет такие великолепные сочинения, за это мы должны сказать спасибо ее учительнице, Хильде Пальмедо, потому что она знает, как воспитывать молодежь в духе нового времени».

Что же касается тех детей, чьи учителя осмеливаются убирать экземпляры «Штюрмера» из класса, то для них есть стенды, на которых «Штюрмер» вывешивается на каждом углу во всех немецких городах.

Ученики

Теперь, в 1938 году, все ученики почти без исключения — арийцы. Поступить в школу новым ученикам — неарийцам невозможно, и маленькие гетто еврейских школ разрастаются, чтобы принять новых учеников, а еврейским детям, которые уже учатся в нацистских школах, разрешено остаться и терпеть унизительную пытку и болезненную изоляцию.

Учитель вызывает к доске еврейскую девочку, она стоит на возвышении, беззащитная и дрожащая, перед своими соучениками, которым запрещено с ней играть, а учитель демонстрирует на ней «отличительные черты еврейской расы». «Что вы видите в этом лице?» — спрашивает он учеников, и, независимо от того, как выглядит лицо девочки, выставленной напоказ, дети отвечают то, чему они научились из «Штюрмера»: «Огромный нос, негроидные губы, паршивые курчавые волосы».

Слезы стоят в темных глазах девочки, душа изранена — залечить ее невозможно.

«Что еще вы видите?» — спрашивает учитель, и когда ученики молчат, чувствуя, что это граничит с жестокостью, сам добавляет: «Вы видите еще трусость и предательское выражение лица».

Арийские ученики учатся на живых примерах, и их обучают не только «расовым характеристикам», но и тому, как обращаться с представителями этой расы.

Известный итальянский литератор и государственный деятель граф Карло Сфорца рассказал в швейцарской газете:

«Прошлым летом моя кузина отдыхала в замке около Вюртемберга, и, так как она из дворянской семьи и к тому же приехала в гости, она была вне подозрений и смогла посетить школы, которые ее интересовали. Вот что она увидела: во время утренней перемены все дети выстроились у двери в столовую за чашкой молока и куском хлеба. Когда подошла очередь маленькой еврейской девочки, дежурный учитель задержал чашку и крикнул: “Еврейка, отойди! Следующий!” И это повторялось ежедневно. Маленькие еврейские дети были вынуждены выстаивать всю очередь за чашкой молока, которую им никогда не давали. Христианские дети должны были ежедневно быть свидетелями этой сцены, чтобы научиться тому, как обращаться с голодным еврейским ребенком».

На жизни еврейских детей лежит страшная печать такого образования. Но оно ужасно и для арийских детей, ибо в то время как еврейские дети испытывают только душевные муки, арийские дети совершенно развращаются. Некоторые из наиболее сильных неарийцев могут, пройдя через это испытание, выйти из детства с железными нервами. Но арийцы находятся в худшем положении, потому что у них украли чувство справедливости и человечности. И если они не попадут под другое влияние, то утратят чувство истины — чувство, которое удерживает нас в равновесии и позволяет идти по жизни.

Сегодня эти школы немыслимы как источники немецкого образования. Раны, которые фюрер нанес немецкому народу, ужасны, их рубцы будут еще долго видны на каждом лбу, как каинова печать.

Государственная молодежь

В центре трех концентрических кругов находится немецкий ребенок, которому некуда бежать и который зависит от властей предержащих. Ближайший круг — семья. Но ее влияние сведено до минимума.

Потом он входит во второй круг: в школу. Все следы уединения — дома было хоть какое‑то уединение — здесь исчезают, уступая место вопросам официальной пропаганды.

Но вот третий круг — гитлеровская молодежная организация, самая всеобъемлющая, самая важная и намного более мощная по воздействию на ребенка. Вне государственной молодежи для немецкого ребенка в Третьем рейхе нет жизни.

Государственная молодежь организована наподобие армии. У нее есть корпуса, дивизии, бригады, полки, батальоны, роты, эскадроны и офицеры. Гитлеровская молодежь разделена на пять корпусов, двадцать две дивизии, восемьдесят два полка и триста двадцать восемь батальонов. Союз немецких девушек (СНД) состоит из пяти областных организаций, двадцати двух районных и трехсот тридцати низовых.

И, наконец, юнгфольк разделен на пятьсот восемьдесят отрядов мальчиков и на такое же количество отрядов девочек.

Юнгфольк (включая юнгмедельбунд — отряды девочек) состоит из мальчиков от десяти до четырнадцати лет; гитлерюгенд — из подростков от четырнадцати до восемнадцати лет; СНД — из девушек от четырнадцати лет до двадцати одного года.

Для этой молодежи придумано множество званий — всего в этих организациях насчитывается тридцать два офицера в разных званиях, не считая их руководителя.

Командует этой громадной и хорошо налаженной армией сам Ширах — хилый, вялый молодой человек, отмеченный смесью жестокости и тяги к изящным искусствам, характерной и для его фюрера, и для немецкой государственной молодежи.

Где враг?

Гитлер сумел распространить как важный фактор своей государственной политики ощущение, что война близка. Немецкий народ вообще считает, что война уже идет.

Можно заставить народ терпеть голод, отсутствие свободы и произвол, приносить жертвы, можно поднять людей на сверхчеловеческие свершения, убедив их, что они живут в исключительных обстоятельствах. Можно конфисковать их собственность и ввести военное положение — но только в том случае, если люди убеждены, что существует военное положение и жизнь зависит от их желания сражаться, воевать и умирать за свою землю. Люди, стоящие у власти, были иллюзионистами, создавшими в Германии именно такую атмосферу и убедившими, особенно молодежь, в полной серьезности того, что сражение уже идет.

Но где же враг?

Никто не знает. Фюрер — главнокомандующий в фантастической войне с невидимым врагом.

Периодические издания оказали Гитлеру неоценимую услугу: они‑то и помогли сплотить его государственную молодежь, приучить ее к голоду, к усиленным маршам, к тяготам вымышленной фюрером войны.

Хоровые песни и пьески нацистской молодежи остаются варварскими в том значении этого слова, в котором оно употребляется за пределами Германии. В одной из брошюр вы найдете такую песню:

Пошли нам, Господь, Моисея опять,

Чтоб он еще раз увел свое племя

В обетованную землю.

Пусть Красное море расступится снова

На два огромных столба,

Прочных, как скалы.

А когда толпы евреев

Окажутся между ними,

Тогда, Господи, захлопни эту ловушку,

И пусть они все там утихнут.

Другой песенник под названием «Трум‑трум» предназначен для детей от десяти до четырнадцати лет. Туда входят, например, такие песни:

Бойцы‑штурмовики, юные и старые,

Беритесь за оружие,

Потому что жиды обнаглели

И хозяйничают в германском отечестве.

Всем этим воинствующим песням, наполненным ненавистью, обучаются дети. И все эти песни отличаются типичной для Гитлера и его соратников смесью жестокости и штампов романтизма.

Юный барабанщик, бей в барабан!

Мы на Москву пойдем,

Мы в Москву войдем!

Большевики узнают нашу силу.

Дикие розы расцветут у дороги,

Когда гитлеровцы двинутся на Россию.

………………………………………………………………….

Тогда пойдем мы на заре

Под стягом фюрера на смерть.

Дикие розы и утренняя заря — старые штампы в немецких военных песнях, а не в детских. И в тех старых песнях развевался флаг отечества, а не гитлеровский флаг, во славу которого будет начат поход на Россию.

Немецкие девушки

СНД и юнгмедельбунд предназначены готовить девушек для двух профессий: для национал‑социалистического материнства и для военной карьеры — либо в качестве сестер милосердия на поле боя, либо «защитников отечества». Их обучают всему, что связано с расой и материнством, а также тому, как пожертвовать собственной жизнью для общего дела.

Каждую неделю проводятся ежевечерние двухчасовые занятия по физической подготовке, включая уход за телом, легкую атлетику, гимнастику, плавание, народные танцы.

Вся спортивная работа в СНД направлена на воспитание здоровых женщин, владеющих своим телом. Но девушки знают и о главной цели СНД, которая не упоминается.

Прежде всего, они — будущие матери. Они знают, что вовсе не обязательно быть замужем, чтобы выполнить эту важную обязанность на благо фюреру и государству. В периодическом издании «Раса» в марте 1937 года появилось заявление:

«Каждый здоровый ребенок каждой немецкой матери означает еще одно выигранное сражение в борьбе за существование немецкого народа. И, таким образом, в этическом смысле нельзя лишать незамужнюю немецкую женщину права стать матерью».

Требование рожать детей повторяется в самых различных вариациях, и смысл его предельно ясен. Власти абсолютно не интересует, любит ли женщина мужчину и появляется ли у нее каждый год другой мужчина, если только они «расово чистые» и обладают «удовлетворительным здоровьем».

Профессор Эрнст Бергманн из Лейпцига в своем эссе под названием «Знание и дух материнства» пишет следующее:

«Каждое разумно устроенное государство будет считать позорной ту женщину, которая не родила ребенка. Есть множество желающих и подготовленных молодых людей, готовых соединиться с имеющимися девушками и женщинами. К счастью, один юноша хорошей расы может удовлетворить двадцать девушек. И девушки, со своей стороны, должны с радостью выполнять требование деторождения, а не следовать бессмысленной, так называемой цивилизованной, идее моногамного постоянного брака».

Возможность стать матерью очень велика, как только девушке исполнится четырнадцать лет. Государственная молодежь умножает и поощряет эти возможности во время пирушек или выездов за город с ночевками на сеновалах. Количество внебрачных беременностей и родов среди членов государственной молодежи огромно.

Разыскиваются враги

Жизнь немецкой молодежи наполнена ненавистью. К кому?

К будущим врагам нации. В поисках реального врага Германии приходится вытаскивать из могил мертвецов, чтобы снова их убить, на сей раз более решительно, «законно», по приказу государства.

Конечно, евреи играют свою роль, но в этой области государственной молодежи уже почти нечего делать. Евреи давно отработаны, как группа, тут едва ли еще есть даже предсмертные судороги.

Нужны живые враги, необходимо поддерживать видимость вечной борьбы с противником, с которым можно встретиться лицом к лицу и который может оказать сопротивление. В поисках такого врага люди, контролирующие третий круг немецких детей, из которого нет выхода, обращаются к двум другим авторитетам, окружающим детей и объявленным теперь врагами, — школе и семье.

Школа представляет собой терпимого врага, слабого, безоружного, которому некуда деться (так же, как и церкви). Этот враг еще жив и не так скучен, как мертвый.

«У нашего учителя тонкий, бледный нос. Кончик носа отвисает, потому что в конце каждого предложения он дергает его правой рукой. Он очень много говорит…»

Так, журнал «Юнгфольк» (№ 6 за 1934 год) высмеивает школу, учителей и сам процесс мышления, не придавая никакого значения неуважительному тону. В каждом номере подобных периодических изданий — а все они официальные — есть, по крайней мере, две или три статьи, ставящие перед собой одну и ту же цель: издевательство.

А церковь, священники, преподаватели Закона Божьего, бывшие руководители религиозных союзов? Как обстоит дело с ними?

С ними получше. Есть и сопротивление, и протест.

Борьба длилась долго и была полна тайных арестов, преследований, публичной клеветы, подавления мнений, разгрома организаций и церковных институций, настойчивого подстрекательства молодежи против церкви. Вершиной стал процесс пастора Нимеллера; протест армейских капелланов был особо важным.

Да, этот враг еще жив!

Одна деревенская девочка должна была пройти конфирмацию. Ее учитель, деревенский пастор, написал следующие слова в детский альбом:

«Служба отечеству делает каждого сильным и свободным;

Служба партии делает каждого ограниченным и жалким, лживым и несправедливым.

Отечеству нужны сильные характеры; партия боится их и мешает им.

И насколько больше значит для тебя отечество, чем партия, настолько больше значит для тебя твой соотечественник, чем соратник по партии.

На память о д‑ре Мюллере, пасторе, Нидердонделебен».

Печатный орган СС «Черный корпус» от 2 сентября 1937 года «случайно» обратил внимание на упомянутый альбом стихов, привел оттуда цитату и добавил:

«В настоящее время д‑р Мюллер находится под арестом и готовится стать мучеником».

На мушке снова первый круг, самый узкий и менее всего атакованный , — семья.

«Нью‑Йорк таймс» от 30 января 1937 года рассказывает историю драконовского наказания, столь характерного для системы наказаний, установленных в рейхе. В данном случае родители были членами общества по изучению Библии. Их обвинили в том, что они заразили детей пацифистскими идеалами и настроили против нацистского режима. Отец заявил на суде, что не оказывал на своих детей никакого влияния, и в ответ ему было сказано, что сама атмосфера в доме людей, изучающих Библию, была для детей отравляющей. Никто не смог бы жить в ней, не став врагом государства. Суд вынес следующий вердикт:

«Всякий, кто прививает детям взгляды, способные поставить их в оппозицию расовому и национальному народному единству, не выполняет те условия, при которых ему было доверено воспитание его детей. Единственная возможность исправления этого положения заключается в полном отделении детей от родителей».

Так, детей отобрали у родителей не за преступление, доказанное или совершенное, или хотя бы задуманное, и даже не за высказанное мнение, а только за то, что атмосфера такого дома не могла внушить детям этих людей, изучавших Библию, обязанность чтить государство.

В крайности этих мер как раз и проявляется степень страха нацистов, боящихся даже малейших остатков тех институций, которые они разрушили.

Нацисты разрушили или подорвали:

а) семью и личную жизнь немцев;

б) общепринятое мнение о немцах, как о «нации поэтов и философов»: их любовь к истине, науке и объективному мышлению;

в) власть церкви в Германии.

Режим знает, что его единственная надежда — молодежь, не осознающая силы разрушения, не знающая новостей до тех пор, пока кто‑нибудь, точнее один из врагов, не расскажет ей обо всем, что происходит.

Сегодня Германия представляет собой страну политически неграмотную, одурманенную романтическим национализмом и соблазненную шарлатаном, который объявил себя спасителем. Страну, чьи моральные и духовные ресурсы загнаны в подполье. Но эти силы еще есть. И, в конце концов, они возродятся и восторжествуют. 

(Опубликовано в №289, май 2016)