Кадиш

The New York Times: Кальман Арон, чье искусство помогло ему пережить Холокост

Сэм Робертс 9 марта 2018
Поделиться

Кальман Арон начал рисовать портреты членов своей семьи, когда ему было три года. Он работал карандашом и пастелью. Одаренный ребенок, он сделал свою первую персональную выставку, когда ему исполнилось семь. Ему заказали официальный портрет латвийского премьер‑министра в тринадцать. В пятнадцать он поступил в Академию художеств в Риге. А когда ему было шестнадцать, в 1941 году, Латвию оккупировали немцы, и родителей Кальмана, евреев, убили. Но художественный талант Арона спас ему жизнь. На протяжении последующих четырех лет он сменил семь нацистских концлагерей, выживая за счет того, что рисовал портреты своих тюремщиков и их родных и получал за это объедки.

Он выжил и стал крупным американским художником‑портретистом. По сообщению лос‑анджелесского Музея Холокоста, Арон умер 24 февраля в Санта‑Монике, в Калифорнии. Ему было 93 года.

Кальман Арон родился под Ригой 24 сентября 1924 года. Его мать Соня была из Литвы, отец Хаим, дамский сапожник, — из России.

Вскоре после начала оккупации отца Кальмана забрали в трудовой лагерь, и больше его никто не видел. Кальмана с матерью и старшим братом переселили в еврейское гетто в Риге. Мать была убита в том же году — ее вместе с 25 тыс. других евреев расстреляли в Румбульском лесу. Кальмана отправляли на работы в лагеря в Латвии, Польше, Германии (там он оказался в Бухенвальде) и Чехословакии.

Кальман Арон. Мать и ребенок

«Я выжил благодаря тому, что пропадал из поля зрения», — рассказывал он Сьюзан Бейлби Мейджи, автору книги «К свету: целительное искусство Кальмана Арона» (2012).

«Как художник, я всегда находился на своей собственной территории, если можно так сказать. В лагерях мы никогда не знали, что произойдет с нами в следующую минуту. В любой момент любого из нас могли забить до смерти. Так что один из способов самозащиты состоял в том, чтобы обособиться, быть одному. И я находился в этом глубоком окоченении одиночества».

Когда нацисты обнаруживали, что Кальман хорошо рисует, его на время освобождали от тяжелого труда и прятали в бараках, где он рисовал портреты охранников или копировал фотографии их семей. За это ему перепадало поеденное молью одеяло или какая‑либо еда.

«Они мне ничего не платили, но я получал кусок хлеба или еще какую‑то еду, — вспоминал Арон (его цитирует прошлогодняя публикация в “The Jewish Journal”). — Без этого я бы там не выжил».

Кальман Арон. Автопортрет. Середина 1960‑х

«Я прошел через Холокост с карандашом в руке», — рассказывал он Стивену Барберу, который снимает документальный фильм по книге Сьюзан Мейджи «К свету» по заказу «Vanilla Fire Films».

Его брат тоже пережил Вторую мировую войну, но они потеряли связь после того, как на Европу опустился «железный занавес». В конце войны Кальман Арон бежал от наступающей Красной армии и на время оказался в лагере для перемещенных лиц. Американский солдат, чью девушку он нарисовал, был впечатлен талантом молодого человека и показал Арона профессору Академии изящных искусств в Вене. Арон вскоре получил стипендию и поступил учиться на магистра.

В 1949 году Арон женился, и вскоре молодая семья переехала в Соединенные Штаты. Он вспоминает, что не знал английского, а в кармане у него было всего четыре доллара.

Обосновавшись в Калифорнии, Арон стал рисовать карты, чтобы заработать на жизнь. Тогда же он закончил пастельный портрет, основанный на незабываемом, мучительном воспоминании. Портрет изображал женщину, прижимающую младенца к лицу так крепко, что два лица как будто сливаются воедино. Впоследствии он напишет аналогичную картину маслом — метр на два с половиной; она висит в Музее Холокоста в Лос‑Анджелесе.

Кальмана Арона чествуют на церемонии открытия Музея Холокоста в Лос‑Анджелесе

В один прекрасный день в 1951 году мама Сьюзан Мейджи, Мариху Бейлби, по профессии декоратор, зашла в багетную мастерскую, и ее поразил пастельный портрет темноглазого девятимесячного ребенка, выставленный в окне. Он напомнил Мариху ее собственного ребенка, которого она потеряла в таком же возрасте.

Узнав, что художник — беженец, умеющий рисовать портреты с фотографий, Мариху пригласила его к себе домой и заказала портреты шестилетней Сьюзан, ее сестры и — по фотографии — погибшего ребенка.

Мариху так восхищалась талантом Арона, что порекомендовала его своим богатым клиентам, и его творчество начало меняться. От зловещих образов, навеянных яркими воспоминаниями о жизни в лагерях смерти, Арон перешел к катарсическим жизнерадостным пейзажам и портретам, которые заказывали у него такие люди как Рональд Рейган, Андре Превин и Генри Миллер.

Кальман Арон написал этот пейзаж в городе Шинон в долине реки Луары в 1962 году, когда был в 10‑месячной поездке по Франции

В 1956 году журнал «Art in America» («Искусство в Америке») включил его в список ста выдающихся американских художников.

Арон жил в Беверли‑Хиллз, в Калифорнии. Он был женат четыре раза. В третьем браке, с Танис Фурст, у него родился сын Дэвид. Четвертая жена — Мириам Сандоваль — пережила своего мужа.

Кальман Арон. Залив Лагуна в Южной Калифорнии. 1980‑е

Арон говорил, что четыре года несвободы уникальным образом повлияли на его мастерство портретиста. Он смог трансформировать свой опыт узника, опыт изоляции и выживания, в умение углубляться в личность тех, кого рисовал. Впоследствии арт‑критики назовут его манеру психологическим реализмом.

«В лагерях я смотрел на людей и изучал их, — рассказывал Арон Сьюзан Мейджи. — Холокост научил меня понимать таких людей, которых большинство никогда не поймет».

Он продолжил: «Моя ситуация была несколько лучше, чем у некоторых других людей, прошедших через нацистские лагеря. Им было нечем заняться, кроме как смотреть телевизор и думать об этих ужасных днях в лагере. Я тоже так себя вел поначалу, но потом перестал думать об этом, поскольку стал рисовать портреты, пейзажи, стал путешествовать и рисовать. Я думаю, именно творчество спасло меня от этих мучительных вопросов: “Как я выжил?” и “Зачем я выжил?”». 

Оригинальная публикация: Kalman Aron, Whose Art Spared Him in the Holocaust, Dies at 93

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Послабее «Фауста» Гёте

Идея, которая неплохо работает у Гёте в его трагедии «Фауст», не работает у Кончаловского в его трагедии «Рай». «Спасена!» про Гретхен почему‑то не становится «Спасена!» про Ольгу. И непонятно, зачем было тужиться снимать великое кино, если оно ни разу не великое.