Польша, гетто, 1944 год. Еврей Яков Хаим, когда‑то владелец ресторанчика, а теперь несчастный, потерявший все, случайно слышит в комендатуре радио. Голос диктора сообщает о боях, идущих на территории Польши. Он понимает, что конец вой­ны близко. И чтобы поддержать силы отчаявшихся соседей, Яков начинает им врать, что слушал Би‑би‑си и Черчилль говорил про Польшу…

 

— Что, — спрашивают его, — прямо по‑польски говорил?

 

Соседи боятся верить — но соблазн велик. И разве можно сомневаться в правдивости Хаима, глядя в его печальные, все понимающие, такие честные глаза… Глядя в глаза Робина Уильямса, который сыграл Якова‑лжеца.

Я вспомнила об этой его роли, узнав о смерти актера. 11 августа 2014 года Уильямс был найден мертвым в своем калифорнийском доме в Тайборне. Яков — одна из очень немногих его трагических ролей. При этом смерть актера стала трагедией для многих.

Робин Уильямс был достойным человеком и большим артистом. И хотя по нему нельзя прочесть кадиш — воспитанный в Епископальной церкви Уильямс, с его англо‑шотландско‑ирландскими корнями, не был евреем, — но евреи всегда держали его за своего.

В принадлежности Уильямса к народу Книги окончательно перестали сомневаться после того, как, отвечая на вопрос немецкого тележурналиста, почему в Германии снимается так мало смешных комедий, Робин Уильямс ответил: «А вы никогда не задумывались, что вы убили всех смешных людей?» Он принимал участие в работе созданного Спилбергом Фонда визуальной истории Холокоста, говорил про себя: «Я — почетный еврей».

Уильямс создал на экране череду блестящих еврейских образов — последним из них был раввин в сериале «The Crazy Ones» («Сумасшедшие»). А  первым и, возможно, лучшим, самым достоверным из уильямсовских киноевреев стал уже упомянутый Яков Хаим в фильме Петера Кассовица «Яков‑лжец».

 

— Гитлер приходит к гадалке и спрашивает: «Когда я умру?» А гадалка отвечает: «В еврейский праздник». Гитлер спрашивает: «Откуда ты можешь это знать?» А она говорит: «Любой день, в который ты умрешь, станет еврейским праздником».

 

C этой реплики начинается фильм. Еще нет никакого действия, и после этих слов появляются титры: «Где‑то в Польше, зимой 1944 года». Где‑то — потому что подобный сюжет годился для любого польского города, той же Лодзи. В ней появился на свет автор романа, по которому сделан фильм.

Единственная англоязычная лента французского режиссера Петера Кассовица (сегодня его больше знают как отца популярного актера Матье Кассовица) — это уже вторая экранизация романа Юрека Бекера

«Яков‑лжец» (см.: Алла Солопенко. Памятник ушедшим в никуда // Лехаим. 2008. № 11). За книгу, написанную в 1969‑м сначала в виде сценария, автор был удостоен премии Генриха Манна. И в 1975 году в ГДР, где Бекер и жил тогда, сняли по сценарию фильм. Одну из главных ролей в нем сыграл знаменитый Эрвин Гешоннек, премьер брехтовского театра «Berliner Ensemble». Гешоннек, понятно, претендовал на роль Якова — ту самую, которую через четверть века сыграет Робин Уильямс, — но не вышло. Зато в составе съемочной группы студии «DEFA» был еще актер Армин Мюллер‑Шталь, позже сыгравший профессора Киршбаума уже в фильме Кассовица. Такая редкая преемственность…

В романе «Яков‑лжец», как и в «Детях Бронштейна», тоже вышедших в издательстве «Книжники» на русском языке, Бекер вспоминал собственный печальный опыт выжившего в гетто еврея. В 1975‑м Юрек Бекер был еще жив. А поздней экранизации не увидел — умер за два года до выхода «Якова‑лжеца» на американский экран. В Штатах, надо признаться, фильм успеха не имел, но к качеству картины это отношения не имеет — сам Бекер наверняка бы ее оценил.

При 15‑миллионном бюджете в американском прокате картина собрала чуть меньше пяти миллионов долларов. Авторитетный кинокритик Роджер Эберт, объясняя этот факт, назвал фильм «надуманным и манипулятивным». С ним, однако, трудно согласиться — скорее, критик пошел на поводу у публики, которая часто действительно дура.

Легче поверить в другую версию: причина неуспеха «Якова‑лжеца» в том, что, получив за предыдущие годы целый пакет фильмов о Холокосте, посторонняя, не имеющая отношения к теме публика несколько подустала от воплощенных на экране трагедий. К тому же прокатную историю картине Питера Кассовица могла подпортить «Жизнь прекрасна» Роберто Бениньи, вышедшая двумя годами раньше и собравшая весь мыслимый урожай кинонаград.

При кажущейся несхожести сюжетов — у Кассовица все происходит в гетто, у Бениньи в концлагере, — и там и там фабула построена на обмане: герой идет на него, чтобы выжить и помочь выжить другим. В фильме «Жизнь прекрасна» Гвидо убеждает маленького сына, что их пребывание в концлагере — игра, в которой им надо победить. А в «Якове‑лжеце» герой поддерживает соседей выдумкой про радио, которое якобы слушает каждый день. Радио­приемники в гетто категорически запрещены — но люди верят. А во что, спрашивается, им еще верить?

Обе истории одинаково немыслимы, но ведь реальность сюжета не есть признак шедевра — как и плохого кино. В фильме «Жизнь прекрасна» добродушных зрителей поражает сам способ существования Роберто Бениньи на экране, его сентиментальное кривляние в стиле Чаплина (но без чаплинской искренности и того достоверного обаяния, которое всегда отличает гения), грубоватые, но такие понятные шутки. Бениньи хочет нравиться зрителям — это бросается в глаза. Он снял кино про себя — не сына своего отца, прошедшего концлагерь, а эдакого актера актерыча в роли жертвы. Смотришь на него, и вспоминается чеховское: «Как нас принимали в Харькове!»

И хотя Кассовиц — тоже еврей, венгерский, и сам он чудом спасся в войну, а родители попали в концлагерь, снимал он пусть и на еврейском материале, но про вечное и общечеловеческое. Анализируя механизм преодоления страха, отмечал границу, после которой человек уже не тварь дрожащая, а право имеет. Обман для него — не цель, но средство проследить реакцию героев. Воодушевленные верой в скорое избавление, униженные и истощенные, с одним пистолетом на всех, обитатели гетто заговаривают о сопротивлении нацистам. И напротив, страшная истина лишает их надежды: «Cамуил умер, потому что я сказал ему правду».

 

— Яков Хаим не мессия, но, возможно, он пророк?

 

Это произносится с надеждой — но без пафоса, без которого, казалось, немыслим теперь фильм про Холокост. И в этом тоже причина неуспеха — но неудачной ленту Кассовица никак не назовешь.

Это еще и очень еврейский фильм в каждой детали, в каждой шутке: «Если ты повесишься, я тебя убью», в каждом вопросе — а вопросов много, их непрерывно задает девочка Лина, спасшаяся из поезда, который вез ее с родителями в Освенцим. Яков ее приютил.

С другой стороны, «Яков‑лжец» как классическая пьеса, где все хоть раз друг другу врут, где каждый герой соответствует своему типажу и все разыграно как по нотам. Тут и умница профессор (Армин Мюллер‑Шталь), который единственный понимает, что происходит, и бесстрашный простак Миша (Лив Шрайбер), и благородный актер Франкфуртер (аристократичный Алан Аркин), признающийся, что на самом деле сыграл короля Лира не три раза, а всего один… Но разве это ложь? И врет ли Яков, раз русские действительно в Польше и Бизаника таки взята?

Яков шутит, но глаза его скорбят. Его тонкий — для кого‑то слишком тонкий — юмор заставляет не столько смеяться, сколько грустить. Он тихий герой, он лжет во спасение, втайне надеясь, что выдумка окажется правдой. Потому что если нет надежды — как жить?