КЕРЕН ДЭВИД
ЧЕГО МЫ БОИМСЯ
Перевод с английского Веры Полищук.
М.: Книжники, 2025. — 304 с.

Книга британки Керен Дэвид по множеству примет — типичный роман воспитания: две истории взросления и преодоления неминуемых подростковых трудностей.

В конечном счете они станут одной, но не будем торопиться.

Истории параллельные: повествование строится таким образом, что рассказанные от первого лица эпизоды одной сменяют другую. И при этом совершенно друг на друга непохожие, хотя героини их — сестры‑близнецы.

Различны Эви и Лотти, 14‑летние жительницы Лондона, во всем: и интересы у них разные, и цели в жизни не совпадают (Эви давно уверена, что хочет стать комиком‑стендапером и усердно этим занимается, а Лотти… пока еще не решила, кем хочет стать, зато точно хочет, чтобы мир стал лучше, и хорошо бы этому как‑то поспособствовать…) Круг общения сестер также не пересекается один с другим: заботясь о сохранении каждой из них своего неповторимого «я», родители отдали их в разные школы. Да что говорить: они умудрились быть непохожими даже внешне!

Словом, общего между сестрами будто бы и не найти. Тем более, охваченные подростковыми страстями, они и сами поначалу его не ищут. Вот только родители общие. А значит, и фамильная память, на которую обе до поры до времени не обращают внимания.

Итак, фамильная память у Лотти и Эви по материнской линии — еврейская. И, как это свойственно еврейской памяти о XX веке, полна горя и умолчаний. От этого семейного наследия родители тщательно оберегают своих девочек: никаких разговоров о еврейских предках и вообще о прошлом.

Кстати, школа тоже старается: «Правило три, подраздел “б”. Никаких упоминаний религии, расы, национальности, ориентации», — пересказывает Эви отцу школьный устав и тут же настаивает: «Пап, я не еврейка».

Это папе почему‑то важно, чтобы девочки интересовались своими еврейскими корнями. Папе, который «сам на семьдесят пять процентов англичанин, на двадцать ирландец и на пять — датчанин, судя по генетическому тесту», но еще никто не видел, чтобы он «плясал ирландскую джигу» или «наряжался викингом». Эви это скорее злит: «Не знаю уж, чем, по его мнению, я должна гордиться и что такого замечательного в еврействе. Знаю одно: прикидываться, будто ты часть меньшинства, когда на самом деле этому меньшинству не принадлежишь, — шарлатанство и обман».

Что до мамы, то ей как будто корни и не важны: ее, уверена Эви, «это совсем не колышет. Даже наоборот. Она бы с удовольствием забыла о своем происхождении». На самом деле все гораздо сложнее, но сестры узнают об этом не сразу.

«Что у меня общего с евреями? — гласит эпиграф к книге, взятый из дневников Франца Кафки. — У меня и с самим собой‑то мало общего…»

Так примерно обе сестры и ощущают до тех пор, пока прошлое само не врывается в их жизнь и семье Харрис не начинает угрожать опасность — старая, как еврейская история, и причем смертельная.

Сестры узнают, что у них общего с евреями, а заодно и с самими собой.

«Мы думали, — говорит автор в самом начале книги от лица обеих героинь, — мы в безопасности, мы свободны. Мы думали, что ненависти настал конец. Мы думали, это больше никогда не повторится. Мы не обращали внимания. Мы верили, что нам ничего не угрожает. Мы даже не сознавали, что мы — часть этой истории. Мы даже не знали, что нам еще есть чего бояться. Мы ошибались?»

И начинается преодоление опасностей и история открытий. Они почти совпадают.

А открывать героиням предстоит многое: от трагической истории собственной семьи до пределов своих возможностей (которые оказываются гораздо шире, чем до сих пор подозревала каждая из них). Наконец, им предстоит открыть друг друга, родство и близость между собой.

Но сначала для всего этого потребуется открытие антисемитизма как неустранимой реальности, а вместе с ним и того, что обе сестры — «лишь малая часть истории куда более длинной. Истории ненависти и страха, насилия и изгнания, которая тянется уже сотни лет».

Страшного в жизни девочек и до тех пор было предостаточно: одни экзамены чего стоят. «Я боюсь, — признается Лотти самой себе, — что надо мной будут смеяться. Что у меня не будет друзей. Боюсь затормозить с ответом в разговоре. Боюсь внимания окружающих. Но и игнора тоже боюсь. А еще есть страхи перед чем‑то таким глобальным, с чем мне вообще никак не справиться. Я боюсь изменений климата. Нищеты. Войны. Ближнего Востока. Эпидемий. Терроризма. Расизма».

И вдруг оказывается, что все это меркнет на фоне ненависти со стороны антисемитов, которые совсем рядом.

Одновременно выясняется: ненависти и страху есть что противопоставить. И обе сестры это в себе найдут.

Автор романа, адресованного ровесникам героинь, не только проводит Эви и Лотти через испытания, необходимые для взросления (эти испытания вполне можно назвать светской инициацией), не просто учит их преодолевать страхи. Она вводит их, а вместе с ними и юных читателей в открытие, осознание и принятие собственного еврейства, а таким образом и в еврейскую традицию. По крайней мере, подталкивает героинь сделать первые шаги в этом направлении. (Удивительно ли, но это оказывается в тесном родстве и со взрослением, и с преодолением страхов.)

Сестры, конечно, и тут не упустят возможности оказаться разными. Лотти всерьез заинтересуется религиозной стороной традиции, Эви предпочтет светскую… Но главное, обе они поймут: есть нечто такое, что важнее различий.

Мудрый автор не читает своим растущим читателям морали — и при этом отчетливо показывает, где добро, где зло и как они устроены. Кстати, на реальном примере: история почти 90‑летней Малы Трибич, польской еврейки, подростком выжившей в Холокосте, которую слушают героини в Еврейском музее, — чистая правда (ее имя, по признанию автора, единственное невымышленное в романе).

Может показаться, будто эта история не о том, о чем говорится на остальных страницах книги, что она вставлена сюда едва ли не искусственно. Но это не так, она о том же самом. И не только о смертоносном антисемитизме, с которым сестры столкнутся в наши по видимости безмятежные дни, но и о том, ради чего стоит выживать и жить.

Керен Дэвид показывает своим героиням и их ровесникам, что в состав взросления входит много интересного. В первую очередь крушение очевидностей (или того, что до некоторых пор за них принимается). Например, человек, производивший однозначно хорошее впечатление (как Люк Брейборн на Эви, почти ее первая любовь), способен оказаться чудовищем. А дружба (Эви и Амины, у которой обиднейшим для Эви образом начали было устраиваться отношения с Люком) способна оказаться важнее, прочнее и глубже любви. Может быть, дружба даже интереснее любви (так, перед Лотти дружба с одноклассницей Ханной открывает огромные горизонты). Наконец, ответственность и принятие собственных, даже самых безумных и дерзких решений (тут можно и родителей не слушаться).

Вот‑вот, безумных и дерзких: у Эви многое получается именно благодаря этому. Небольшой спойлер: ей удастся таким путем даже спасти чужие жизни.

И уж совсем неожиданное: автор показывает, что можно принадлежать традиции — и оставаться при этом самим собой. (Уж не благодаря ли как раз подобной принадлежности? Лотти предстоит это разведать.) Более того, можно воспринимать традицию не как множество нудных ограничений и стесняющих обязанностей, а напротив, как дом, дающий защиту, в котором чувствуешь себя свободно и уютно. Лотти, по крайней мере, начала в этом убеждаться.

Что же до параллельных жизней сестер, то они не только пересекаются, но даже переплетаются. Отчего, таинственным образом, не утрачивают своей параллельности.

Роман Керен Дэвид «Чего мы боимся» можно приобрести на сайте издательства «Книжники»