150 лет назад, 27 ноября 1874 года, родился первый президент Государства Израиль Хаим Вейцман 

В начале пути

В новейшей еврейской истории фигура Хаима Вейцмана занимает особое место. Он принадлежит к тем немногочисленным политикам, которые изменили ход истории. Вполне вероятно, что без Вейцмана еврейская история в ХХ столетии стала бы совсем иной. «Он был, — писал о Вейцмане британский философ Исайя Берлин, — изобретатель и строитель; он пользовался возможностями, по мере того как они возникали. Но он обладал от природы уникальной интуицией и достоинствами интеллектуала, и натурой художника, и пониманием того, что лежит в основе обществ и наций, и в особенности сочетанием внутри себя качеств ученого и человека. Благодаря всему этому он стал государственным деятелем и дипломатом редкой гениальности».

Хаим Вейцман родился 150 лет назад, 27 ноября 1874 года на западной окраине Российской империи, в местечке Мотоль (Мотыль) Гродненской губернии (ныне агрогород в Брестской области Белоруссии). В воспоминаниях под названием «Пробы и ошибки», написанных и надиктованных в 1947–1948 годах, изданных в 1949‑м на английском и переведенных на другие языки мира, Вейцман так пишет о своей малой родине: «Мотеле, как его любовно называли евреи, стоял на берегу небольшой речки. Весной и осенью все вокруг превращалось в море грязи; зимой здесь царствовали лед и снег, летом неизменно висело облако пыли. И повсюду в сотнях городков и местечек жили евреи, жили уже давно — крохотные еврейские островки в чужом океане».

В городке обитало примерно 400–500 белорусских семей и около 200 — еврейских.

Еврейское население Мотоля, почти в полном составе — три тысячи человек, женщины, дети и старики — были расстреляны и сожжены нацистами в августе 1941 года.

В 1870–1880‑х годах, в детстве Вейцмана, связь местечка с внешним миром была непрочной. По его воспоминаниям, в радиусе 20 километров не было железных дорог и почтовых отделений. В этом типичном еврейском штетле Хаим прожил свои первые одиннадцать лет. Учился в хедере. В классной комнате сушилось белье, кричали многочисленные дети меламеда. Юный Вейцман был не в восторге от Вавилонского Талмуда, но восхищался пророками. В другом уже хедере просвещенный учитель украдкой приносил на занятия учебник естественной истории на иврите. Вместе с учениками он разбирал его содержание. В штетл иногда попадала одна из варшавских газет, выходивших на иврите. Ее экземпляр оказывался месячной давности, но бережно передавался от одной состоятельной семьи к другой. Многих интересовали события, происходившие в еврейском мире. Да, семья Вейцмана также считалась зажиточной: у нее был деревянный дом, несколько десятин земли, плодовые деревья, две коровы и куры.

Жил Мотоль лесоторговлей. Отец Хаима Евзор (Ойзер) был сплавщиком леса. Рубил лес, сплавлял по рекам бревна. Этой тяжелой работой он был занят многие месяцы: с начала осени, от праздника Суккот, и до Пурима и Песаха весной. С артелью местных крестьян Евзор уходил на 25 верст в глубь зимнего леса. Неделями о нем ничего не было известно. Соседи‑крестьяне, вспоминал Вейцман, «относились к евреям довольно дружелюбно, если не считать рождественских и пасхальных дней, когда попы вводили их в религиозный экстаз. Но и в этих случаях волнения ни разу не выливались в погромы».

Об отце Вейцман писал как об «аристократе духа и интеллектуале», который пользовался уважением и у евреев, и у христиан. В те редкие минуты, когда Евзор не был занят делами, он много читал. «Отец мой, — вспоминал Вейцман, — не был сионистом, но быт наш пронизывала еврейская традиция, Эрец‑Исраэль была средоточием наших помыслов и чаяний, и любовь к ней наполняла нашу жизнь».

Юноша рос в окружении большой семьи. Хаим был третьим ребенком. Мать Вейцмана Рахель‑Лея родила пятнадцать детей, из них трое умерли в младенчестве. Выросли семь мальчиков и пять девочек, из которых девять обосновались в Палестине. Мать Вейцмана также переселилась в Палестину в 1921 году. Одним из самых счастливых дней в ее жизни стал первый день апреля 1925 года: она была рядом со своим сыном на горе Скопус в Иерусалиме и в присутствии зарубежных ученых и государственных деятелей наблюдала торжественную церемонию, посвященную основанию Еврейского университета. Вейцман был одним из инициаторов его создания.

Отец Хаима очень заботился об образовании детей, и девять из двенадцати получили высшее образование, что считалось достаточно необычным. Они учились в университетах Швейцарии и Германии. Дома на каникулы собирались дети‑гимназисты и студенты. Они придерживались разных политических взглядов, и споры велись на трех языках — русском, иврите и идише. На книжных полках рядом стояли Талмуд, труды Маймонида, сочинения Толстого и Горького, учебники по химии и медицине, сионистские журналы. На стенах висели портреты Маймонида и барона де Гирша, вид на Стену Плача и фотография Чехова.

Хаим переписывался с отцом на иврите. А письмо, однажды написанное ему на идише, осталось без ответа. Годы непосильного труда сказались на здоровье отца. Евзор Вейцман умер в 1911 году в возрасте шестидесяти лет. В памяти Хаима запечатлелся образ отца, ведущего молитву в синагоге. «Голос его до сих пор звучит в моей памяти, когда мне грустно или одиноко», — вспоминал он.

Еще в 1885 году Хаим отправился учиться в гимназию, находившуюся в 40 верстах от дома, в городе Пинске. Там он провел семь лет. Гимназия была не из лучших. Впрочем, среди учителей встречались по‑своему замечательные. Учитель химии Корниенко «влюбил» любознательного гимназиста в свой предмет. Через полвека Вейцман вспоминал: «Я часто задавался вопросом, кем бы я стал, если бы случай не свел меня с таким талантливым и одухотворенным учителем».

Учился Хаим хорошо. Вместе с тем он все более увлекался идеями раннего сионизма, палестинофильством. В Пинске Вейцман активно участвовал в движении «Ховевей Цион», совмещая учебу с сионистской деятельностью, что определило всю его дальнейшую жизнь. Он отказался от помощи из дома. На свою учебу и жизнь в Пинске, а затем и за границей зарабатывал в основном сам.

Между тем вступивший на престол царь Александр III во многом отказался от реформаторского курса Александра II и ввел целый ряд контрреформ. По отношению к евреям вводимые царским правительством законы носили дискриминационный характер. Вейцмана и его сверстников особенно возмутило введение в 1887 году т. н. «процентной нормы» для еврейской молодежи, желавшей поступить в университеты. Перед восемнадцатилетним Вейцманом, выпускником гимназии, встал вопрос: «Что делать дальше? Продолжать учебу — это ясно, но где? В России? Пытаться пролезть в узкую “щелку” процентной нормы, поступать в университет в Киеве или Санкт‑Петербурге (как два моих брата несколькими годами позже)? Не сомневаюсь, что мне бы это удалось. Но то был путь обречения себя на бесконечные придирки, обман и унижения. Мне противна была сама мысль об этом».

Итак, в стремлении к образованию Вейцман направился в Европу. На Запад с той же целью в то время отправились несколько тысяч русских евреев.

Учеба и сионистская деятельность

В Германии Вейцман учится в Высшей технической школе в Дармштадте, затем переводится в Высшую техническую школу в Берлине, где изучает биохимию. Столица Германской империи в то время — важный интеллектуальный центр. Город переполнен еврейскими студентами из России.

В Берлине в числе друзей и единомышленников Вейцмана — группа молодых людей, как и он приехавших учиться в немецких университетах: Лео Моцкин, Нахман Сыркин, Шмарьяу Левин и другие. Сионистами они стали еще до того, как слово «сионизм» вошло в обиход. Их идейным вдохновителем был Ахад а‑Ам (Ашер Гинцберг), выступавший за культурное возрождение и духовное обновление еврейского народа. Ахад а‑Ам стал для них, по словам Вейцмана, тем же, кем для индусов был Махатма Ганди.

Вейцман недоумевал, почему именно Ахад а‑Аму авторы сфабрикованных «Протоколов сионских мудрецов» отвели роль руководителя «еврейского заговора», целью которого называлось «порабощение всего мира»: «Как бы то ни было, утверждать, что этот маленький, по‑профессорски педантичный человек, все мысли которого были заняты философскими концепциями и никогда не выходили за пределы чисто еврейских проблем, является махровым заговорщиком и главой «сионских мудрецов», было поистине верхом нелепости».

Сильное влияние на взгляды Вейцмана оказало знакомство с вышедшей в 1896 году книгой австрийского журналиста Теодора Герцля «Еврейское государство». Основная идея книги — создание еврейского государства. Герцль желал получить от Турции «хартию» — согласие на массовое заселение евреями Палестины. На Первом сионистском конгрессе в 1897 году в Базеле была принята «Базельская программа», в которой указывалось, что цель сионизма — создание охраняемого публичным правом общежития для еврейского народа в Палестине. Конгресс призвал к возращению евреев в Палестину. Вейцман и его друзья с восторгом приняли идеи Герцля: «То был гром среди ясного неба». Его личность представлялась воплощением мужества, ясности ума и решимости. Однако для Вейцмана идеи Герцля не оказались новыми. Многие из них прежде были высказаны в работах М. Гесса, Л. Пинскера и Ахад а‑Ама.

Именно в Пинске Вейцман получил свой мандат делегата Первого сионистского конгресса, но участвовать в нем ему не довелось. Впрочем, в 1898 году Вейцман присутствовал уже на Втором сионистском конгрессе. А вскоре он переехал из Берлина в Швейцарию, во Фрайбург, и там продолжил учебу.

В 1899 году Вейцман получил докторскую степень, представив свои работы по химии, тогда он имел уже первый патент на изобретение. В 1901‑м получил место преподавателя химии и ассистента профессора Женевского университета. Сионистская деятельность не помешала его научной карьере.

В Швейцарии Вейцман столкнулся и с группой русских социал‑демократов. В мемуарах он отмечал: «Мое неприятие Ленина, Плеханова и Троцкого было вызвано тем презрением, с каким они смотрели на любого еврея, которого волновала судьба его народа и воодушевляла еврейская история и традиция. Они не могли понять, как это русскому еврею может хотеться быть евреем, а не русским. Они считали недостойным, интеллектуально отсталым, шовинистическим и аморальным желание еврея посвятить себя решению еврейской проблемы».

На Втором конгрессе Вейцман впервые увидел Герцля. Он казался, вспоминал Вейцман, предельно искренним, но уже тогда к нему пришло осознание, что его кумир не готов в полной мере к исполнению той огромной роли, которую взял на себя. Вейцман считал Герцля человеком наивным. Выражалось это и в его понимании сионистской деятельности: для Герцля она была формой филантропии, ожиданием помощи от владык мира и богатых евреев. Критически относился Вейцман и другие российские сионисты к дипломатическим усилиям Герцля, так и не сумевшего добиться от Турции разрешения на поселение евреев в Палестине.

«Мы любили и почитали Герцля, — писал Вейцман. — Тем не менее мы выступили против него, так как сознавали, что еврейские массы нуждаются в чем‑то большем, нежели только “дипломатическое представительство” на высоком уровне, что движению наносят вред всякие политические коммивояжеры, снующие по свету в попытках заслужить благоволение сильных мира сего. Мы представляли огромные массы русского еврейства, которые видели в сионизме способ самовыражения, а не только средство к спасению».

Протест Вейцмана и его товарищей вызывала и форма проведения конгрессов: «светские манеры и дешевый аристократизм официального сионизма, все эти фраки, сюртуки и шикарные костюмы».

Вейцмана огорчали противоречия между российскими и западными сионистами. На его взгляд, «западное восприятие было лишено еврейского духа, теплоты и понимания еврейских масс. Сионизм западников был основан на абстрактной идее, без корней». Сионистские убеждения молодых российских активистов опирались на традицию и чувства еврейских масс. Западные сионистские лидеры исходили из того, что «несчастные русские евреи должны быть переправлены с их помощью в Палестину. Если же Эрец‑Исраэль окажется недоступной <…> придется им подыскать какую‑нибудь другую территорию». Русские евреи должны, по мнению западных сионистов, «чувствовать себя облагодетельствованными». И Герцль, при всей глубине своей интуиции, не смог изменить своего подхода.

Заметим, что и на исходе XX века, во время «большой алии» советских евреев похожие настроения были характерны для лидеров западных сионистских организаций и государственных структур Израиля.

Демократическая фракция

Критическое отношение молодежи ко многому тому, что происходило на первых сионистских конгрессах, способствовало образованию блока молодых делегатов. Решено было созвать конференцию сионистской демократической молодежи накануне открытия в Базеле в конце 1901 года Пятого конгресса. Вейцман предложил основать автономный блок, который должен стать неотъемлемой частью сионистской организации и привлечь к движению самые продуктивные силы еврейства.

Новое объединение заявило о себе на конгрессе и получило название «демократической фракции», которая превратилась в «лояльную оппозицию» конгрессу. Критику вызвали методы действия сионистской организации, и особо подчеркивалась необходимость вести культурную работу среди еврейских масс. Делегаты говорили о необходимости борьбы за демократические основы сионизма, его очищения от шовинизма, романтизма и клерикализма. Своей первейшей задачей демократическая фракция считала борьбу с «культом личности» в сионизме: дескать, пора прекратить воскурение фимиама отдельным лицам, это лишь унижает конгресс.

К новой фракции сионистское руководство отнеслось настороженно, хотя Герцль и попытался приблизить к себе ее активистов. Не жаловали «демократов» и ветераны движения — М. Усышкин, М. Мандельштам и другие. Однако подавляющее большинство делегатов конгресса с принципами демократической фракции согласились. Вейцман осознавал, что даже если «чартер» («хартия») будет получен, «это будет лишь форма, которую нам предстоит заполнить содержанием. Наши достижения должны вырастать на почве Эрец‑Исраэль, основываться на еврейском населении, укорененном на этой земле, на институциях, созданных евреями для самих себя». Подобный подход свидетельствовал о становления концепции, впоследствии известной как «синтетический сионизм».

«Угандийский план»

На Шестом конгрессе, состоявшемся в августе 1903 года, Герцль сообщил о предложении Британии предоставить еврейским иммигрантам территорию в Восточной Африке, известную как «Уганда» (ныне эта часть Кении). Предлагалось основать там еврейское государство под английским протекторатом. Герцль был склонен принять это предложение на фоне известий о кровавом кишиневском погроме, разразившемся в апреле того года. По мнению многих сионистов, возникала угроза самому существованию российского еврейства.

Герцль в «угандийском плане» увидел возможность предоставления временного убежища гонимым евреям. Однако план вызвал бурю эмоций и раскол среди делегатов. Хотя конгресс большинством голосов поддержал Герцля, российские делегаты «Уганду» отвергли и покинули зал заседаний. Вейцман был среди тех, кто решительно не принял этот план. Он писал: «Сионизм — это не сиюминутное решение еврейского вопроса, а цельное мировоззрение. Еврейский народ живет как на вулкане. Такое положение чревато страшной катастрофой <…> единственно верное решение предлагает сионизм: возрождение еврейства на его исторической родине. Мы не вправе поменять Сион на другую страну».

В 1905 году Седьмой конгресс, собравшийся уже после смерти Герцля, окончательно отклонил «угандийский план». «Для Герцля и многих, кто следовал за ним, — отмечал Вейцман, — сионизм означал немедленное решение проблем, угнетавших наш народ. Это представление было одновременно и упрощенным, и наивным, и чрезмерно идеалистическим».

Вейцман пришел к пониманию того, что «большие исторические проблемы не имеют немедленных решений. Можно лишь двигаться по направлению к таким решениям».

Этот вывод позволяет понять всю дальнейшую политическую деятельность Вейцмана. Он писал, что следует отказаться от панических поспешных решений, научиться терпению и выдержке.

«Синтетический сионизм»

Тем временем возникли разногласия между приверженцами курса на получение разрешения на эмиграцию евреев в Палестину и сторонниками практической деятельности по заселению страны Израиля и духовному возрождению народа. Выступая на Восьмом конгрессе в 1907 году, Вейцман для достижения цели предложил объединить эти два подхода: «Дипломатическая деятельность и работа в Палестине должны дополнять друг друга, подобно тому как рабочие прокладывают туннель с двух сторон, чтобы встретиться посередине». Вейцман был убежден, что практическая активность поселенцев в Палестине может содействовать успеху в сфере государственной дипломатии. Тогда в речи молодого политика впервые прозвучало выражение «синтетический сионизм».

Вейцман, вместе с другими сионистскими деятелями, участвовал в «войне языков» — борьбе за преподавание на иврите, охватившей в 1913–1914 годах еврейский ишув Палестины в связи с подготовкой к открытию Политехнического института (Техниона) в Хайфе. Он говорил, что сионизм утратит свою духовную основу, если отойдет от еврейской культуры и языка иврит.

Накануне Первой мировой войны концепция «синтетического сионизма» Вейцмана стала ведущей в сионистском движении. Она исходила из необходимости слияния в одно целое «политического», «практического» и «духовного» сионизма. Каждое из направлений могло дополнить и обогатить другое. В программе «синтетического сионизма» проявились характерные черты подхода Вейцмана, который заявит о себе позже: готовность идти на компромиссы, реализм и тактическая гибкость.

В 1907 году Вейцман впервые посетил Палестину. Гордый дух первых поселенцев произвел на него глубокое впечатление.

Ученый и сионист

Вейцману исполнилось 30 лет, когда он переехал в Великобританию и был принят на должность научного сотрудника университета в Манчестере. Этот город был крупным центром химической промышленности. Вейцман посвятил себя науке и много работал, желая улучшить свое материальное положение.

Период с 1906‑го по 1914 год стал одним из самых плодотворных и вместе с тем одним из самых напряженных в жизни Вейцмана. А по его признанию, и одним из самых счастливых.

В 1906 году молодой ученый женился на Вере Хацман (Кацман) — студентке медицинского факультета Женевского университета. Они познакомились за пять лет до того в сионистском клубе университета. Уроженка Ростова‑на‑Дону, Вера происходила из купеческой семьи, родилась в тот же день, что и ее избранник, только на семь лет позже. «Я помню, — писал Вейцман, — терпение и понимание моей жены и мое чувство вины. Помню один день, когда я вернулся в отель в пять утра с большим букетом цветов и корзиной груш. В этом не было необходимости, но это принесло мне облегчение. Таков был наш медовый месяц». Их долгий, далеко не простой совместный путь продолжался до самой смерти Хаима в 1952 году.

Вера (Ребекка) Вейцман стала одной из первых женщин‑педиатров в Манчестере. Помимо медицинской практики, она принимала деятельное участие в женском сионистском движении Великобритании и Израиля. В Англии она организовала отделение сионистской организации «Молодежная алия», которая впоследствии занималась спасением еврейских детей и молодежи Германии от нацистов: их вывозили в Палестину и селили в кибуцах. Таким путем удалось спасти около 22 тыс. юных собратьев и открыть им дорогу в будущее. Вера Вейцман умерла в 1966 году.

Сын Хаима и Веры Михаэль был пилотом британских королевских ВВС и пропал без вести в феврале 1942 года во время боевых действий на юго‑западном побережье Франции. Но семья Вейцман никогда не оставляла надежды, что в один прекрасный день Михаэль вернется. «Это была тщетная надежда, которая жила в нас еще долгие годы», — писал Вейцман.

Формирование проанглийской ориентации Вейцмана началось еще до Первой мировой войны. Либерально‑демократические порядки в Великобритании, уравновешенность общественной жизни, сочетание практицизма и романтического идеализма, присущие ряду английских государственных деятелей, все это отвечало духовному складу Вейцмана и вызывало в нем глубокую симпатию.

В Манчестерском университете Вейцман стал известным ученым‑химиком и запатентовал около ста изобретений в области промышленного применения химических процессов. Он вступил в местную сионистскую организацию и скоро приобрел в ней заметное влияние. В Манчестере Вейцман познакомился с крупнейшими физиками: Э. Резерфордом, А. Эйнштейном и Н. Бором.

Еще в 1906 году, во время парламентских выборов, один из кандидатов от Консервативной партии, а впоследствии британский министр иностранных дел А. Бальфур встретился с Вейцманом. Он хотел понять‚ какова же причина неприятия «плана Уганды». Ведь известные ему английские сионисты приветствовали это предложение. Вейцман объяснил, что основой сионизма является глубокое чувство‚ связанное с Эрец‑Исраэль‚ и отказ от этой идеи был бы равносилен возврату в идолопоклонство. Вейцман вспоминал, что во время беседы он неожиданно для самого себя спросил: «“Мистер Бальфур‚ если бы вам предложили Париж взамен Лондона‚ вы бы согласились?” Он выпрямился в кресле‚ посмотрел на меня и сказал: “Мистер Вейцман‚ но Лондон — это же наш город!” — “Вот именно! — воскликнул я. — А Иерусалим был нашим‚ когда на месте Лондона еще расстилались болота”. Он опять откинулся в кресле‚ продолжая меня разглядывать‚ и спросил: “И много есть евреев‚ которые думают так же, как вы?” Я ответил: “Могу вас заверить‚ что это мнение разделяют миллионы евреев”. Тогда Бальфур заметил: “Если это так‚ то в один прекрасный день вы станете большой силой”».

Когда Вейцман уже уходил от него‚ Бальфур сказал: «Как странно… Евреи‚ с которыми я встречался‚ совершенно другие». Вейцман ответил: «Мистер Бальфур, вы встречались не с теми евреями».

Впоследствии Бальфур утверждал, что встреча с Вейцманом сделала его сионистом. Со своей стороны, Вейцман после той же встречи понял, что нужно организовать группу, которая смогла бы убедительно излагать правящим кругам Англии доводы в пользу создания, при поддержке Британии, еврейского государства в Палестине.

К 1914 году Вейцману удалось организовать подобную инициативную группу. В нее вошли бизнесмены и предприниматели Саймон Маркс и Исраэль Зив в Манчестере, а в Лондоне журналист и политик Гарри Сакер и политический деятель Леон Саймон.

С началом мировой войны Вейцман и эти активисты попытались лоббировать сионистские интересы и установить тесные связи с министрами, военными и общественными деятелями Великобритании. Необходимо было заручиться их поддержкой по созданию еврейского национального центра в Эрец‑Исраэль. От имени Всемирной сионистской организации Вейцман вместе с журналистом и издателем, сторонником политического и культурного сионизма Нахумом Соколовым вел переговоры с британским правительством о формулировках и времени обнародования документа, в котором была бы выражена поддержка Великобританией признания Палестины национальным очагом еврейского народа.

В годы войны Вейцман еще дважды встречался с лордом Бальфуром‚ который как‑то заметил: «Я думаю сейчас, что, когда умолкнут пушки‚ вы‚ пожалуй‚ сможете получить ваш Иерусалим».

«Я был потрясен‚ — вспоминал Вейцман‚ — услышав эти слова‚ сказанные в типично английской манере — как бы мимоходом‚ но в то же время совершенно серьезно…»

На прощание Бальфур добавил: «Вы делаете большое дело. Приходите ко мне чаще».

Вейцман тогда не занимал никаких постов во Всемирной сионистской организации, не было у него ни специального помещения, ни секретарей. «Время на встречи с видными людьми‚ — вспоминал он‚ — и на разбухшую переписку мне приходилось выкраивать из тех часов‚ что оставались после исполнения моих служебных обязанностей и научных занятий. Валивших валом гостей мы принимали в нашем маленьком домике. Жена сама отвечала на телефонные звонки‚ выбивалась из сил‚ помогая мне вести переписку <…> объем нашей деятельности уже превосходил ее силы».

Одна из научных работ Вейцмана была связана с процессом создания синтетического каучука. Он разработал метод, конечными продуктами которого стали бутиловый спирт и ацетон. Во время войны Англии потребовалось очень много ацетона для производства бездымного пороха‚ употреблявшегося для корабельных пушек.

Вейцмана пригласили к лорду Адмиралтейства Уинстону Черчиллю. Обращаясь к Вейцману, тот сказал: «Нам необходимы 30 тыс. тонн ацетона. Можете вы их сделать?» Эта цифра потрясла ученого. Тем не менее он ответил: «До сих пор мой процесс давал возможность получать лишь малое количество ацетона за одну реакцию. Но если нам удастся каким‑либо образом получить тонну ацетона‚ то потом это количество можно будет увеличить в любое число раз. Главное — это найти бактериологический механизм процесса‚ остальное — дело техники».

Спустя год напряженных усилий установки Вейцмана по производству ацетона заработали. И премьер‑министр Ллойд‑Джордж сказал ему: «Вы оказали выдающуюся услугу отечеству‚ и я собираюсь рекомендовать вас Его Величеству для представления к награде». — «Мне ничего не надо для себя лично‚ — ответил ученый‚ — но я хотел бы попросить кое‑что для моего народа».

Вейцман обладал очень важным качеством — даром убеждать. А государственные деятели Британии в то время были искренне религиозными людьми. «Идею еврейского возвращения они воспринимали как некую данность. Эта идея соответствовала, — писал Вейцман, — их традициям и вере».

Вместе с тем в Англии нашлись сторонники и антисионистских взглядов. Это были весьма влиятельные ассимилированные евреи, опасавшиеся, что их могут заподозрить в отсутствии патриотизма. Вошедший в состав кабинета министров Э. Монтегю, журналист и историк Л. Вольф и другие заявляли, что евреи не нация, а религиозная община и нет оснований говорить о еврейском национализме. Их новым аргументом стало обращение к событиям в России. Февральская революция, в результате которой пал царизм и евреи получили равноправие, заявляли противники Вейцмана, дезавуировала причины, толкавшие евреев к эмиграции. Русское еврейство — основная база сионистского движения — теперь в нем больше не нуждалось, и отныне деятельность сионистов якобы теряла всякий смысл. Однако, как докладывали в Лондон британские дипломаты из России, сионистское движение еще никогда не переживало такого расцвета здесь, как в период, последовавший за революцией.

В начале лета 1917 года делегация британских сионистов встретилась с Бальфуром. Он попросил подготовить проект декларации в поддержку сионистской идеи. Вскоре проект был составлен, в нем указывалось, что правительство Великобритании «выражает свое согласие с принципом признания Палестины исконным национальным очагом еврейского народа». Кабинет министров собирался утвердить этот текст‚ но неожиданно вопрос сняли с повестки дня. Великобритания готова была передать Эрец‑Исраэль еврейскому народу — но‚ как отмечал Вейцман‚ «богатое‚ самодовольное и самоуверенное меньшинство того же самого народа восстало против этого естественного требования и прилагало яростные усилия‚ чтобы стремление большинства не осуществилось».

Но в этот момент сторонником Декларации вновь выступил министр иностранных дел Бальфур. Он заявил, что «евреям следует отвести такое место, которое вернуло бы их миру». Впрочем, формулировка предложенного к публикации документа стала теперь более осторожной, компромиссной.

«Фундамент дома»

2 ноября 1917 года Декларация Бальфура была обнародована. Ее содержание свидетельствовало о благожелательном отношении английского правительства к «сионистским устремлениям евреев»: «Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране».

Перед Вейцманом стоял выбор: отклонить ли этот текст от имени Всемирной сионистской организации. Но позади были годы беспрецедентных усилий, тысячи встреч и бесед, а главное, его интуиция подсказывала ему, что историческая ситуация со дня на день может измениться. Как‑никак перед ним был тот самый «чартер»: «хартия», которая столько лет ускользала от Герцля.

Итак, в конце декабря 1917 года в связи с обнародованием Декларации Всемирная сионистская организация обратилась к еврейскому народу. В подписанном Вейцманом, Соколовым и деятелем мирового и российского сионизма И. Членовым обращении заявлялось: «Это гигантский шаг вперед. Великобритания, щит цивилизации, школа конституционализма и свободы, дала нам обещание и поддержку в осуществлении нашего идеала свободы в Палестине. Великобритания поможет нам создать национальный очаг в этой стране».

В 1918 году Декларацию Бальфура признали Франция, Италия и США. В 1920 году Англия добилась включения текста документа в Севрский мирный договор, который предусматривал установление мандатного управления Великобритании в Палестине.

Декларация Бальфура стала первым реальным успехом мирового сионистского движения. Она свидетельствовала, что поставленные им задачи получили признание правительства одной из великих держав.

Известия о Декларации были восторженно приняты многими евреями в разных странах, особенно в России. Сионистская организация превратилась во влиятельную политическую силу, а Вейцман стал одним из самых известных лидеров сионизма. О значении Декларации он сказал на Сионистском конгрессе в Карлсбаде в 1922 году: «Это открытое признание наших исторических требований <…> Само по себе оно еще не является решением наших проблем, но дает нам возможность их решения. Она не дом, но фундамент дома».

Во главе движения

9 декабря 1917 года войска английского генерала Алленби вступили в Иерусалим. Для управления Палестиной была создана британская администрация. Всемирная сионистская организация приступила к работе для реализации принципов, заложенных в Декларации.

Вслед за английскими войсками в Палестину прибыл и Вейцман. Он возглавил созданную тогда Сионистскую комиссию, которая стала действовать наряду с военной администрацией. Она стремилась взять на себя как можно больше функций. Комиссия фактически являлась первым квазиправительством: занималась вопросами подготовки условий для возобновления еврейской иммиграции, статуса иврита — придания ему положения, равного с арабским языком, обеспечения контрактами предпринимателей‑евреев, сбора налогов.

Вейцман стал одним из первых сионистских лидеров, который осознал всю важность и остроту арабской проблемы в Палестине. Он встретился в Акабе с эмиром Фейсалом, сыном шерифа Хусейна из Мекки. Эмир принимал активное участие в борьбе с турками и рассчитывал, что сионисты могут оказаться полезны при создании независимого арабского государства — Великой Сирии, которую сам он намерен был возглавить. В результате переговоров между Вейцманом и эмиром Фейсалом согласовали письменное обязательство о признании сионистских устремлений в Палестине в обмен на поддержку планов Фейсала в отношении Сирии. При этом эмир считал, что поддержка еврейской иммиграции в Палестину станет возможной только после того, как он получит трон в Сирии.

В январе 1919 года в Лондоне было подписано первое в истории сионистско‑арабское соглашение о сотрудничестве. Однако соглашение оказалось недолгим и было расторгнуто. Впрочем, Вейцман и Фейсал, не удержавший власть в Сирии, сохранили взаимные симпатии.

В 1920 году Вейцман был избран председателем Всемирной сионистской организации. На этом посту, с перерывом с 1931 по 1934 год, он оставался вплоть до 1946‑го, пережив величайшие триумфы и горчайшие разочарования. Вейцмана нередко обвиняли в уступчивости и соглашательстве. Невзирая на постепенный отказ Великобритании от выполнения своих обязательств, вытекавших из Декларации Бальфура, Вейцман настаивал на продолжении сотрудничества с мандатными властями. В 1931 году он не был переизбран на пост председателя Всемирной сионистской организации и тяжело принял этот удар. Но он не заставил его изменить убеждению о необходимости сохранения связей сионистского движения с Англией. И до нового избрания на этот пост, в 1935 году, Вейцман не утратил влияния в сионистском движении.

После прихода к власти в Германии нацистов, в 1933 году, Вейцман активно стал участвовать в работе по оказанию помощи немецким евреям. По его инициативе Сионистский конгресс создал специальное бюро для оказания помощи еврейским беженцам из Германии. Свою энергию он направил на поездки и встречи с политиками, представителями духовной и интеллектуальной элиты, бизнесменами. В 1932–1935 годах Вейцман посетил Южную Африку, США, Францию, Голландию, Бельгию, Италию, Египет и Германию.

Накануне начала Второй мировой войны, в мае 1939 года, в новой своей «Белой книге» Англия заняла уже проарабскую позицию. Въезд евреев в Палестину впредь обусловливался согласием арабов. Среди участников XXI сионистского конгресса, состоявшегося в августе того же года, царила гнетущая атмосфера предчувствия катастрофы. Евреям Европы угрожало уничтожение. Образование в Палестине еврейского государства многим теперь казалось несбыточной мечтой.

В мае 1942 года в Нью‑Йорке на конференции американских сионистских организаций была принята т. н. «Билтморская программа». В ней ставилась задача открытия Палестины для еврейской иммиграции, передача контроля над ней непосредственно Еврейскому агентству, говорилось также о создании в Палестине еврейского сообщества, интегрированного в демократический мир. «Билтморская программа» была принята по инициативе председателя Еврейского агентства Давида Бен‑Гуриона. Он и его сторонники рассматривали программу как практический шаг на пути переориентации мирового сионистского движения с Великобритании на США.

Вейцман выступил против такого подхода. Взгляды Бен‑Гуриона, отразившиеся в программе, он расценил как «экстремистские», опасаясь, что задачи сионистского движения не смогут быть осуществлены. Однако позиция Вейцмана становилась все менее популярной, вызывая резкую критику и справа, и слева. Не столь удачными оказались и многолетние усилия Вейцмана создать под эгидой Британии Еврейские вооруженные силы для борьбы с гитлеровской армией. Хотя именно благодаря Вейцману в самом конце войны была создана Еврейская бригада, которая приняла участие в боевых действиях.

Самое тяжелое разочарование Вейцмана было связано с окончательным крушением его надежд на содействие Англии в создании еврейского государства — той самой Англии, в которую он верил и которую любил. Вейцман осознал, что в послевоенный период сотрудничество с США может сыграть решающую роль в борьбе за государство. В конце 1941 года для «зондирования почвы» он совершил поездку в Америку. Как и прежде, он выглядел сторонником терпимости, принятия обдуманных и осторожных политических решений. Во имя этих принципов Вейцман готов был пойти на компромисс, таивший опасность отказа от требования немедленного создания государства.

За годы войны связи Вейцмана с ишувом в Палестине ослабели. Во время его поездки по стране осенью 1944 года ему оказали теплый прием, но было очевидно, что политический авторитет Вейцмана уменьшился.

Здоровье семидесятилетнего политика тоже заметно ухудшилось. В 1945 году он перенес тяжелое заболевание глаз. Во Всемирной сионистской организации Вейцман был в явном меньшинстве. В 1946 году, впервые после войны, в Базеле собрался XXII Сионистский конгресс. Вейцман отказался от участия в его работе. Пост председателя Всемирной сионистской организации остался свободным.

Почти четверть века Вейцман стоял во главе мирового сионистского движения, но теперь его политическая карьера, как ему представлялось, была на излете. Однако окружающие, как показала жизнь, считали иначе.

Борьба за создание государства

Спустя 30 лет после Декларации Бальфура Вейцман вновь сыграл важнейшую роль в борьбе за создание еврейского государства.

18 января 1947 года Великобритания обратилась в ООН: «Правительство Ее Величества в условиях мандата не имеет возможности передать страну арабам или евреям, равно как и обеспечить раздел между ними <…> единственным выходом является передача проблемы для вынесения решения ООН». И 15 мая 1947 года Генеральная Ассамблея проголосовала за образование специального комитета по вопросу Палестины. Еврейское агентство назначило своих представителей для связи с этим комитетом. Представители целого ряда стран и заслушанный в качестве частного лица Вейцман высказались за раздел Палестины.

В октябре 1947 года по просьбе руководства ишува Вейцман отправился в США, чтобы поддержать усилия по созданию государства. В то время за раздел Палестины высказался представитель СССР в ООН А. Громыко. Однако делегация США настаивала на исключении из ранее намеченной в составе Израиля территории Негева. В других же границах существование нового государства становилось фактически невозможным. Госдепартамент предлагал установить над страной временную опеку ООН, чтобы арабы и евреи в будущем нашли решение, удовлетворившее обе стороны. Президент США Г. Трумэн также был склонен отложить раздел.

Итак, Вейцман, несмотря на болезнь, отправился в Вашингтон. Но добиться приема у Трумэна ему удалось далеко не сразу. Лишь 18 марта 1948 года в обстановке секретности президент США принял Вейцмана. «Наша встреча длилась три четверти часа, — вспоминал Трумэн, — доктор Вейцман был человеком исключительных достоинств и яркой индивидуальности. Всю жизнь он посвятил двум идеалам: науке и сионистскому движению. Ему было за 70, и он был болен. Он испытал много разочарований, они приучили его быть терпеливым и мудрым. Когда он покинул мой кабинет, я почувствовал, что он достиг полного понимания моей политики, а я знал, чего он хочет». Президент дал Вейцману обещание работать над признанием еврейского государства в границах, согласованных прежде.

Между тем Госдепартамент США и Великобритания продолжали выступать за опеку над Палестиной. Госсекретарь Д. Маршалл предупредил главу иностранного отдела Еврейского агентства Моше Шарета не провозглашать государство: «Вы попадете в большую беду <…> это очень опасно».

Шарет готовился вылететь в Тель‑Авив с сообщением руководству ишува о своей беседе с Маршаллом. Неожиданно с ним по телефону связался Вейцман. Прерывающимся от волнения голосом обычно осторожный и умеренный Вейцман в тот момент буквально кричал: «Не дай им дрогнуть, Моше! Провозглашайте государство, что бы за этим ни последовало! Теперь или никогда!»

12 мая 1948 года Вейцман написал Трумэну: «Господин президент, наш народ стоит перед выбором: государственность или истребление. Я убежден, что вы примете решение по велению нравственного долга».

14 мая 1948 года Бен‑Гурион на торжественной церемонии в тель‑авивском музее провозгласил создание независимого Еврейского государства.

«Президентство Вейцмана морально необходимо Государству Израиль»

В тот исторический день Вейцман, уставший от болезни и длительного душевного напряжения, находился в одном из нью‑йоркских отелей. Посыльный принес ему телеграмму, подписанную руководителями нового государства: «По случаю провозглашения еврейского государства шлем свои поздравления Вам, человеку, который сделал для его создания больше, чем кто‑либо другой. Ваши стойкость и мужество были нам опорой. Ждем того дня, когда Вы возглавите государство и поведете его по пути мира».

Вейцман сразу же ответил. Поблагодарив за высокую честь, он писал: «Велико мое сожаление, что в эти дни я нахожусь далеко от Государства Израиль. Но все мои помыслы и чувства отданы его гражданам». Состояние здоровья не позволяло Вейцману незамедлительно прибыть в страну.

16 февраля 1949 года Учредительное собрание, объявленное кнессетом — парламентом Израиля, избрало Вейцмана президентом. «Я не уверен, что доктору Вейцману так уж нужно это президентство, но президентство доктора Вейцмана морально необходимо Государству Израиль», — заявил премьер‑министр Бен‑Гурион.

Дом в Реховоте

Средства, полученные Вейцманом от патентов на изобретения и открытия, позволяли ему и его семье вести безбедное существование. Еще в 1937 году он поселился в центре Эрец‑Исраэль — в Реховоте. В 1934 году в этом поселении был основан исследовательский институт, который в дальнейшем превратился в крупнейший научный и образовательный центр страны. Уже при жизни Вейцмана институт стал носить его имя.

Неподалеку от зданий института он приобрел большой земельный участок. С него открывался чудесный вид на средиземноморское побережье и Иудейские горы. Вейцман обратился к знаменитому архитектору Э. Мендельсону с просьбой спроектировать ему дом. По замыслу архитектора, здание было призвано демонстрировать статус владельца, где он мог бы принимать высокопоставленных гостей, и при этом дом должен был оставаться жилым.

Вейцман возражал против постройки дорогого особняка, считая это неэтичным в условиях тяжелого положения еврейского населения Палестины. И Мендельсон спроектировал внешне неприметное здание, но по его настоянию отделка была выполнена из очень качественных стройматериалов. Так, пол в комнатах выложен из хевронского мрамора. Несмотря на все ухищрения преуменьшить пышность строения, жители поселения нарекли его «дворцом».

В этот трехэтажный особняк супруги Вейцман окончательно переехали в сентябре 1949 года, когда на посланном за ними самолете прилетели в Израиль. В МИДе страны они получили израильское гражданство. Вейцман был приведен к присяге на посту президента. С того времени здание служило официальной резиденцией президента страны. В нем проводились приемы представителей иностранных государств.

Функции президента были представительскими. Он принимал верительные грамоты от иностранных послов и вручал их израильским дипломатам, отправляющимся за рубеж, открывал сессии кнессета, получал отчеты о его заседаниях, вносил рекомендации, но сам не обладал правом амнистии и помилования заключенных, представлял Израиль на официальных церемониях. Вся полнота власти оказалась у премьер‑министра.

Преклонный возраст и болезни мешали президенту постоянно заниматься делами. В формирующейся государственной системе Вейцман вскоре ощутил свое политическое одиночество. Когда Вейцман спросил своего друга, министра иностранных дел Моше Шарета, за что он должен отвечать, каковы его обязанности, тот ему сказал: «Доктор Вейцман, просто будьте символом». На что он резко ответил: «Я не хочу стать символом, Моше». Порой его даже называли «узником Реховота». В одном из интервью Вейцман с горькой иронией заметил, что носовой платок — единственное место, куда правительство позволило ему совать свой нос.

Впоследствии Вера в своем дневнике писала: «Хаим не хотел, чтобы его забальзамировали в виде пустого символа. Он не стремился к президенству, но, обладая колоссальным опытом в международных делах, что было признано во всем мире, надеялся, что с ним будут консультироваться по вопросам израильской политики. Этого сделано не было. Правительство никогда ни консультируется с ним, ни информирует его. Конечно, это причиняет ему боль…»

Один из сионистских деятелей, посетивший Вейцмана, спросил его, как он. Он сказал, что неплохо, но у него «болит». На вопрос: «Что болит?» этот деятель услышал ответ: «Государство».

Вейцман думал даже уйти в отставку с поста президента, но не сделал этого, не желая нанести удар по престижу молодого государства.

Политическое завещание

30 ноября 1947 года, на следующий день после решения ООН о разделе Палестины, Вейцман в своих мемуарах написал, каким он видит будущее еврейское государство. Эти строки можно считать его политическим завещанием: «Залогом жизнестойкости общества является справедливость как принцип, четко выраженный в судебной и юридической системе. Не может быть одного закона для еврея и другого — для араба. Мы должны твердо держаться древнего правила, провозглашенного в Торе: «Закон один да будет для уроженца и для чужеземца, живущего с тобой» (Ис., 12:49). Перед нами встанет также задача достижения взаимопонимания и сотрудничества с арабами всего Ближнего Востока <…> арабы должны понять, что решение ООН является окончательным и что евреи не посягают на территории за пределами отведенных им границ. Эти опасения нужно всеми силами стараться развеять. Они должны убедиться, что к их собратьям, живущим в самом Израиле, государство относится так же, как к гражданам‑евреям».

Однако на следующий год, после начала Войны за независимость — вторжения пяти арабских армий, — многое ему уже виделось по‑другому. Он писал: «Независимость не даруют, она должна быть завоевана, а будучи завоеванной, она нуждается в защите».

Хаим Вейцман умер в 5.40 утра 9 ноября 1952 года на 79‑м году. Согласно его завещанию он похоронен в Реховоте, в саду своего дома, рядом с созданным им Научно‑исследовательским институтом. Мемориальный камень на могиле Вейцмана и его жены представляет собой уменьшенную копию обелиска, устанавливаемого на британских военных кладбищах. По просьбе Веры это было сделано в память об их погибшем сыне. В настоящее время в доме работает Музей Вейцмана — «Яд Хаим Вейцман».

Сестра и брат президента

Вейцман ничего не знал о судьбе оставшихся в России его сестры Марии и брата Шмуэля. В последний раз он виделся с ними в 1926 году, когда им удалось ненадолго приехать в Палестину.

В июне 1948 года, во время «медового месяца» отношений между Советским Союзом и Израилем, министр госбезопасности В. Абакумов поставил в известность Сталина и других руководителей, что «под чекистское наблюдение» попала живущая в Москве шестидесятилетняя врач госстраха Вейцман Мария Евзоровна, родная сестра «временного президента Израиля». Установлено, что ее квартиру часто посещают евреи — с поздравлениями в связи с назначением ее брата. Установлен также тот факт, что «в последнее время она стала выражать стремление выехать в Палестину, надеясь, что ее брат окажет ей необходимую помощь». В начале 1949 года за «антисоветскую деятельность» был арестован ее муж В. М. Савицкий, инженер одной из контор Министерства угольной промышленности.

Марию Вейцман арестовали уже после смерти Хаима: 10 февраля 1953 года, в самый разгар «дела врачей» — апогея антисемитской кампании. Ее арест совпал с разрывом СССР дипломатических отношений с Израилем. Непосредственным поводом для принятия этого решения стал взрыв бомбы, брошенной во двор советской миссии в Тель‑Авиве.

В ходе многочасовых ночных допросов в Бутырской тюрьме, продолжавшихся почти ежедневно с 11 февраля по 20 марта 1953 года, пожилую женщину заставили признаться: «в своей озлобленности на советскую власть и ее вождей она дошла до того, что злорадствовала по поводу смерти Жданова и высказывала пожелания смерти Сталину».

Особым совещанием при министре внутренних дел М. Е. Вейцман за антисоветскую агитацию была осуждена на пять лет исправительно‑трудовых лагерей. Однако 12 августа 1953 года узницу освободили, амнистировав по указу президиума Верховного Совета СССР от 27 марта того же года. В 1956 году Вейцман смогла выехать в Израиль. До конца своих дней она так и не поделилась ни с кем воспоминаниями о тех испытаниях, которые ей довелось пережить.

Самуил (Шмуэль) Вейцман не разделял взглядов старшего брата: член Еврейской объединенной социал‑демократической партии (Фарейнигте), он был заместителем председателя Общества по землеустройству еврейских трудящихся (ОЗЕТ). В 1930 году объявлен «вредителем» и репрессирован, но освобожден. В годы «большого террора» С. Е. Вейцман вновь арестован, объявлен английским и немецким шпионом и в 1939 году расстрелян.

«Чудеса на свете случаются…»

Вейцману принадлежат такие слова: «Чудеса на свете случаются, но для этого надо хорошо поработать». Более развернутую оценку своей деятельности он дал за три года до кончины: «Я тот человек, который вынес на себе все горести сионистского движения, и каждый дом, каждый коровник в поселениях, каждая улица и каждая мастерская в Тель‑Авиве окроплены моей кровью».

Хаим Вейцман стал воплощением еврейской истории конца XIX — первой половины XX столетия. Четверть века назад на одном из домов Пинска появилась мемориальная доска с надписью: «В этом здании бывшего реального училища в 1885–1892 годах учился уроженец местечка Мотоль, первый президент Государства Израиль, лидер Всемирного сионистского движения, выдающийся ученый‑химик Хаим Вейцман».

Созданию еврейского государства Вейцман посвятил всю свою жизнь. По его словам, среда, в которой он родился и вырос, сформировала в нем еврейское начало. Вейцман «ощущал себя евреем». Для него это означало быть сионистом и через участие в сионистском движении выражать нравственный и национальный характер еврейства. В жизни Вейцмана — ученого и политика — ярко выражены гуманистические идеалы европейской цивилизации, реалистический скептицизм, вера в возрождение народа и конечную победу доброго начала над злым. Рожденный в местечке, затерянном на просторах Российской империи, Вейцман добился известности и международного признания как ученый и как лидер еврейского национально‑освободительного движения. Во многом именно Вейцману Израиль обязан тем, что он есть на карте мира.

Использованная литература

Тора: Пятикнижие Моисеево / Общ. ред. Г. Брановера. М., Иерусалим, 1993.

Ахад а‑Ам. Учение сердца // Сионизм в контексте истории. Хрестоматия по истории сионизма с предисловием А. Херцберга. Иерусалим: Библиотека‑Алия, 1992. Кн. 2.

Базельская программа (1897) // Евреи в современном мире. История евреев в Новое и Новейшее время. Антология документов / Сост. П. Мендес‑Флор и Й. Рейнхарц. М., Иерусалим: Мосты культуры — Гешарим, 2006.

Бильтморская программа (май 1942) // Евреи в современном мире. История евреев в Новое и Новейшее время.

Государственный антисемитизм в СССР. От начала до кульминации. 1938–1953 / Под общ. ред. акад. А. Н. Яковлева; сост. Г. В. Костырченко. М.: Материк, 2005;

Декларация Бальфура // Евреи в современном мире. История евреев в Новое и Новейшее время.

Сионистский манифест, изданный после Декларации Бальфура (21 декабря 1917) // Евреи в современном мире. История евреев в Новое и Новейшее время.

X. Вейцман. Сионизм нуждается в живом наполнении // Хрестоматия по истории сионизма с предисловием А. Херцберга. Иерусалим: Библиотека‑Алия, 1992. Кн. 2.

М. Вишняк. Доктор Вейцман. Париж, 1939.

Т. Герцль. Еврейское государство. Опыт современного разрешения еврейского вопроса. М.: Текст, Книжники, 2008.

Ф. Кандель. Земля под ногами. Из истории заселения и освоения Эрец‑Исраэль. С начала XIX века до конца Первой мировой войны. Иерусалим: Тарбут, 1999.

Ф. Кандель. Земля под ногами. Из истории заселения и освоения Эрец Исраэль. 1918–1948. М., Иерусалим: Гешарим — Мосты культуры, 2008. Кн. 2.

Л. Пинскер. Автоэмансипация. Призыв русского еврея к своим соплеменникам. М.: Текст, Книжники, 2008.

Г. Трумэн. Воспоминания. В двух томах. М.: Принципиум, 2021.

J. Reinharz. Chaim Weitzmann — The Making of a Zionist Leader. N.Y.: Oxford Univ. Press, 1985.

Ch. Weizmann. Trial and Error. N.Y.: Harper & Bros., 1949 (в русском переводе: Хаим Вейцман. В поисках пути. Иерусалим: Библиотека‑Алия, 1983. Ч. I, II).

Ch. Weizmann. The Letters and Papers / Ed. by L. Stein. Oxford: Oxford Univ. Press, 1968.

V. Weizmann. The impossible takes longer: the memoirs of Vera Weizmann, wife of Israel’s first President, as told to David Tutaev. London, 1967.