Много лет назад, когда я работал в «Форварде», мне довелось сыграть эпизодическую роль в идишской драме из реальной жизни.

Рядом с дверью, которая вела в мой кабинет, сидел начинающий журналист Макс Гросс и отвечал на телефонные звонки. Частенько звонила Инна Граде, вдова идишского писателя Хаима Граде и свирепая хранительница его литературного наследия. Миссис Граде донимала беднягу Макса десятками телефонных звонков, особенно после того, как в очередной статье «Форварда» попадался благожелательный отзыв о нобелевском лауреате Исааке Башевисе‑Зингере. Вдова Хаима Граде называла Зингера «фигляром‑богохульником», который, как она была убеждена, снискал репутацию и славу в ущерб репутации и славе ее мужа.

Как поясняет Макс в своих мемуарах 2008 года под названием «От шлаба Шлаб (идиш, а также американский сленг) — олух, дурак. — Здесь и далее примеч. перев. до красавца‑мужчины», миссис Граде «стала в редакции в некотором роде ходячим анекдотом». Но для литературных кругов ее пламенная защита одного из крупнейших идишских писателей ХХ века обернулась серьезными последствиями: суровый контроль Инны Граде над архивом покойного мужа (Хаим Граде скончался в 1982‑м) помешал целому поколению ученых оценить подлинный масштаб этого писателя.

Инна Граде умерла в 2010 году, после нее не осталось ни подписанного завещания, ни наследников по закону, поэтому содержимое ее захламленной квартиры в Бронксе перешло в собственность официального управляющего наследствами. В 2013 году личный архив Хаима Граде, библиотека из 20 тыс. томов, рукописи его литературных произведений и права на их издание были переданы Институту еврейских исследований YIVO и Национальной библиотеке Израиля. Сейчас все это хранится в штаб‑квартире YIVO на 16‑й Западной улице на Манхэттене.

Ныне YIVO и Национальная библиотека Израиля объявили о завершении оцифровки архива Хаима Граде и Инны Хекер‑Граде, открыв беспрепятственный доступ к архиву через интернет. Когда сотрудники YIVO пригласили меня зайти посмотреть собрание бумаг Граде, я рассудил, что просто обязан пригласить Макса — не только ввиду его знакомства с Инной Граде, но и потому, что теперь он сам высоко оцененный критиками писатель. Его роман «Затерянный штетл», изданный в 2020 году, в котором Гросс вообразил еврейское местечко в Польше, каким‑то образом избежавшее Холокоста, — во многом дань уважения традиции идишской литературы.

Мы встретились с сотрудниками YIVO, и они восхитились футболкой Макса — на ней портрет Хаима Граде за подписью «Граде — пацан с моего района». Макс сказал, что футболку ему купила жена, хотя они оба подивились — на каких, собственно, покупателей она рассчитана?

Архив супругов Граде — рукописи, фотографии, корреспонденция, лекции, речи, эссе — хранится в папках, сложенных в серые коробки, и выглядит настолько опрятно, что трудно поверить, сколько лет его пришлось разбирать. Джонатан Брент, исполнительный директор и генеральный директор YIVO, описал нам квартиру Граде, где побывал вскоре после смерти Инны.

«Этакий гибрид квартиры моей бабушки с типичным писательским жилищем, — рассказал Брент. — Книги повсюду — книги до самого потолка. Выдвигаешь на кухне ящик, рассчитывая найти ножи и вилки, а там книги и рукописи. Открываешь шкафчик в ванной — и там тоже рукописи, тоже книги‑книги‑книги… Но больше всего мне запомнилось, сколько пыли было на верху стеллажа». И Брент раздвинул пальцы примерно на пять сантиметров.

Инна Граде была второй женой Хаима Граде. Писатель родился в Вильне (ныне Литва) в 1910 году. В период нацистской оккупации он смог бежать на восток, в Россию, а мать и первую жену оставил в городе, предположив, что немцы будут преследовать только взрослых мужчин. Это была трагическая оплошность, и Граде всю жизнь казнился из‑за гибели родных. Инна Хекер родилась в 1925 году на Украине, с Граде познакомилась в Москве во время войны. В 1945 году они поженились, в 1948‑м иммигрировали в США.

Хаим Граде еще до войны составил себе репутацию поэта, драматурга и тонкого стилиста в прозе; в Америке благодаря английским переводам его романов «Агуна» В русскоязычных источниках этот роман часто называют «Безмужняя жена».
и «Ешива» Роман «Цемах Атлас».
и публикации романов «с продолжением» в идишской прессе он обрел признание за свой «талант в духе Достоевского, ожививший в художественной прозе уничтоженную талмудическую цивилизацию Европы» (по выражению идишистки Рут Вайс). В пресс‑релизе YIVO профессор Колумбийского университета Джереми Добер заметил, что в Граде вселился «дух мира ешивы, оставленного им в прошлом; а затем вселились духи и воспоминания людей, убитых нацистами».

Стефани Халперн, директор архива YIVO, показала нам вещественные доказательства этого «вселения духов»: записные книжки Граде, куда он, тщательно выводя идишские буквы, записывал замыслы и вдохновляющие наблюдения; рукописи как минимум двух неопубликованных драматических произведений — «Мертвые не могут восстать» и «Хурбан Термин, относящийся в первую очередь к разрушению храмов в Иерусалиме. » («Разрушение»); фото Граде, стоящего среди руин Вильно (оно сделано, когда после войны он побывал там один‑единственный раз); фото квартиры в Бронксе, сделанные еще при жизни супругов, — книг полным‑полно, но все еще царит порядок.

Халперн показала нам и найденную в квартире пишущую машинку с идишским шрифтом, из которой до сих пор торчит лист бумаги — как считается, с последним текстом, над которым Граде работал.

Архивисты постарались отдать должное и Инне. Приехав в Америку, она стала изучать литературу и закончила магистратуру Колумбийского университета; также она часто переводила произведения мужа. Благодаря Инне до нас дошли сотни вырезок из прессы с произведениями Граде и статьями о нем.

По письмам Инны видно, насколько далеко она заходила, чтобы защитить наследие мужа как при его жизни, так и после его смерти: например, имеется престранное и пространное письмо в Ватикан с жалобами на Зингера. «Она была блистательным человеком и творческой натурой, мужу была предана так, как способна только вдова, — сказал Брент. — И, возможно, эта преданность достигала безумного размаха».

Если все это напоминает сочинения еврейских писателей, то совершенно не случайно: в 1969 году Синтия Озик написала новеллу «Зависть, или Идиш в Америке» Русский перевод см.: Лехаим, 2008, № 8–10.
об идишских писателях, очень похожих на Граде: их снедает зависть к писателю, очень похожему на Зингера. «Ненавидели они его за ни с того ни с сего обрушившуюся на него славу, но никогда об этом не упоминали, — писала Озик. — Зато обсуждали его стиль: идиш у него был неряшлив, фразам недоставало изящества и плавности, разбивка на абзацы была бессмысленной и непрофессиональной» Перевод Веры Пророковой. .

Халперн показала нам письмо‑фототелеграмму Инны в «Форвард», по которому очевидно: Инна и ее муж прочли новеллу, и она им страшно не понравилась. В письме Инна пишет по поводу Озик: «…гротеска ничуть не меньше, чем злобы».

Хотя обстоятельства, при которых это собрание стало доступно людям, и попахивают этакой «идишской готикой», сам архив «вероятно, представляет собой важнейшее приобретение в области литературы за всю послевоенную историю YIVO», — сказал Брент. Он рассказал о проектах публикаций, работа над которыми уже началась совместно с «Шокен букс» и другими издательствами, — публикациях, которые станут опираться на эти материалы.

Мы с Максом поговорили между собой о том, каково видеть, что былой «ходячий анекдот» в редакции «Форварда» стоит в центре эпических забот о сохранении литературного наследия. Макса потрясло, до чего же отчетливо ощущается сквозь архив характер Инны. «Это она, как живая, — сказал он. — Ее одержимость, ее борьба и все такое. Безусловно, увидеть такое — весьма примечательное впечатление».

Я вспомнил, как невольно подслушивал его разговоры с Инной; ее поведение могло казаться смешным и докучливым, но также внушало восхищение и немало печалило — в том смысле, что ее преданность репутации мужа, возможно, помешала ученым проделать работу, которая расширила бы его известность.

«Вот именно, но это одна из тех вещей, которые притягивают тебя к идишской литературе, — то, что все эти черты сосуществуют на самом деле, одновременно, — сказал Макс. — Cведение счетов, соперничество, междоусобицы в идишской литературе — именно им она обязана своим великолепием. Как здорово видеть, что кто‑то принимал ее близко к сердцу, что к литературе относились так серьезно. А мелочная склочность — что ж, это никак невозможно полностью отделить от ее прочих сторон».

Оригинальная публикация: YIVO digitizes writer Chaim Grade’s archive, a Yiddish treasure with a soap opera backstory