Шестьдесят девять лет назад, 12 августа 1952 года, были расстреляны 13 членов Еврейского антифашистского комитета
Из пятнадцати членов ЕАК лишь одна Лина Штерн избежала в 1952 году расстрельного приговора. Судьба этой женщины уникальна во всех отношениях. В 1939 году ее избрали действительным членом Академии наук СССР. Именно Лине Соломоновне было суждено стать первой женщиной-академиком, что явилось столь же ошеломляющей сенсацией, как позже полет первой женщины-космонавта.
Судьба распорядилась так, что ее триумф совпал с роковым для мира событием: в том же году Молотов и Риббентроп подписали «Договор о дружбе и границах» со всеми его секретными протоколами.
До этого дня академик Штерн свято верила коммунистической пропаганде. Она и мысли не допускала, что Гитлер в один миг превратится в друга и союзника Кремля. Лина Соломоновна была бесхитростным и наивным человеком и, разумеется, не удержалась от негодующих реплик. Этого, казалось бы, было более чем достаточно для ареста и обвинения по печально знаменитой 58-й статье, но, к вящему удивлению доносчиков, все ограничилось воспитательной беседой в инстанциях. Весьма высокопоставленный товарищ снисходительно разъяснил академику, что «пакт с Гитлером — это брак по расчету».
— Но от брака бывают детки, — заметила Штерн, так и не усвоившая за проведенные в Советском Союзе годы психологию коммунистического двоемыслия. Пророческим оказалось брошенное ею замечание, в чем пришлось убедиться на собственном горьком опыте.
…Лина Штерн родилась в 1878 году в Лиепае, называемой в то время Либавой. Незамерзающий порт со множеством кораблей был любимым местом прогулок девочки. Еще Лина любила читать, научившись этому увлекательному занятию очень рано. Особенно нравились ей книги о природе, жизни и привычках животных, происхождении человека. Столь явный интерес всячески поощрял отец — видный предприниматель с европейскими связями. Он пророчил дочери великое будущее — вроде как в шутку, но с серьезной надеждой. В гимназию он ее устроил, обойдя благодаря своим связям процентную норму для евреев, однако в университет по законам Российской империи путь женщине, да еще еврейке, был заказан. Тут уж даже Соломон Штерн оказался бессилен. Пришлось отправить дочь за границу.
В 1903 году она с блеском закончила Женевский университет и была оставлена на кафедре физиологии человека. Научные интересы молодой ассистентки отличались удивительной широтой, особенно влекли «белые пятна». Тогда еще только подступали к изучению химических основ биологических процессов, а Штерн уже задумывалась о биохимии нервной системы. Вместе со швейцарцем Ф. Беттели ей удалось разработать новый метод исследования дыхания, что стало подлинным прорывом в медицине. Ученый совет университета удостоил доктора Штерн профессорского звания.
Жить бы спокойно и работать во славу мировой науки в сытой и благополучной стране. Ан нет! Потянуло вдруг Лину Соломоновну в загадочный Советский Союз, который из швейцарского далека представлялся чуть ли не раем для трудящихся, самым справедливым обществом в истории человечества.
Первопроходческие работы Штерн были хорошо известны в Москве, где в спешном порядке создавались исследовательские учреждения типа Института экспериментальной медицины. Главная задача — победить старость, а то и саму смерть. Сталин, раз и навсегда уверовавший в догму, что «нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики», постоянно требовал «оседлать природу».
В швейцарскую лабораторию Штерн зачастили коллеги из московских и ленинградских институтов, сопровождаемые агентами ОГПУ — естественно, под видом дипломатов. Все в один голос расписывали прелести советской жизни, сулили радужные перспективы.
Одинокая женщина, погруженная с головой в свою науку, прямодушная и бесхитростная, поверила сладким посулам о неограниченных возможностях для научных работников в стране социализма, где сказки превращают в быль. Да и как не поверить, если в этой чудо-стране на полном государственном обеспечении трудились такие корифеи мировой науки, как Павлов, Вавилов, Кольцов!
Материальная сторона заботила Штерн меньше всего. Ее получившие практическое применение разработки принесли приличное состояние…
И вот Москва. Для начала ей предложили должность профессора во Втором медицинском институте, а в перспективе — возглавить в ближайшем будущем Институт физиологии. Восторженная профессор Штерн тут же вложила в него почти все свои капиталы. Ничего, кроме работы, она не знала, ничего не видела. Агония НЭПа, раскулачивание, широковещательные процессы, на которых с покаянными речами выступали «буржуазные интеллигенты» — инженеры, экономисты, врачи, — все эти роковые события если и бросили черную тень, то на сердце, а не на стеклышко микроскопа. Открытие следовало за открытием: Штерн обнаружила барьерную функцию организма, установила роль мембран в жизнедеятельности клеток. Оказалось, что особый барьер регулирует образование и состав спинно-мозговой жидкости, отчего во многом зависит деятельность нервной системы.
Открытие быстро подтвердила клиника. С помощью сывороток (а позднее и антибиотиков) стало возможно успешно бороться с такими тяжелыми недугами, как туберкулез, менингит, энцефалиты, столбняк. Одна только противостолбнячная сыворотка помогла спасти в годы войны многие тысячи жизней.
Но никакие заслуги перед человечеством и родиной не спасают от произвола. Скорее напротив — чем ярче, масштабнее личность, тем больше шансов угодить под топор.
Лина Соломоновна уже не могла не видеть, что вокруг нее один за другим бесследно исчезали люди. И не в состоянии была найти этому объяснение. Но уж вовсе невдомек ей было, что Сталин собственноручно вычеркнул ее фамилию из «альбома», который принес на согласование глава НКВД Ежов. Там в числе других видных деятелей науки она значилась как агент сразу нескольких разведок. Зачем-то очень нужна была Штерн «корифею всех наук»… В наркомате здравоохранения ей настоятельно посоветовали вступить в партию. Она послушно написала заявление…
Между тем ее «пророчество» насчет «деток» начинало постепенно сбываться. В разделенной между Гитлером и Сталиным Польше агентура НКВД успешно сотрудничала с гестапо. Заявление советского правительства о том, что оно «не заинтересовано в судьбе польских евреев», обрекло на смерть миллионы людей. Крен в ленинско-сталинской национальной политике стал особенно заметен в годы войны.
В 1943 году по приказанию наркома здравоохранения Г.А. Митирева Штерн навестил директор Института тропической медицины П.Г. Сергиев и в ультимативной форме потребовал уволить всех евреев из журнала «Бюллетень экспериментальной биологии и медицины». Разговор шел без обиняков, открытым текстом. Сергиев ссылался на инструкцию ЦК.
— Видите ли, — счел необходимым пояснить он, — Гитлер забрасывает листовки, в которых говорится, что в СССР засилье евреев, а это унижает культуру русского народа.
— Хочу напомнить, что главного редактора журнала зовут Лина Соломоновна, — едва не потеряв дар речи, заметила Штерн.
— О вас вопрос не стоит, — ответствовал ей Сергиев.
О ней «вопрос» действительно пока не стоял — все-таки академик, орденоносец, одна из первых лауреатов только что учрежденной Сталинской премии.
Штерн бросилась за советом к Емельяну Ярославскому. Автор сталинской биографии порекомендовал написать «вождю всех народов». Лина Соломоновна, не стесняясь в словах, излила свое негодование на бумаге. Незамедлительно последовал вызов на Старую площадь. В ЦК ее, по поручению Сталина, принял Маленков. Со свойственной ей прямотой Штерн в резкой форме заявила, что антисемитская кампания — «это дело вражеской руки, и возможно, даже в аппарате ЦК завелись люди, которые дают такие указания». Непривычный к подобному поведению рядовых товарищей по партии, Маленков смешался и принялся все валить на шпионов-диверсантов, которых немцы забрасывают в советский тыл. По словам Штерн, он сильно ругал Сергиева, потом сказал, что необходимо восстановить редакцию в том виде, в каком она была,
«Наверху» понимали: час погромов с открытым забралом пока не настал. Страна, ведущая смертельную схватку с фашизмом, еще нуждалась в международном авторитете академика Штерн — члена Еврейского антифашистского комитета.
Комитет этот был создан в апреле 1942 года, когда армия и тыл особенно остро ощущали нужду в финансовой и материальной помощи союзников. В его состав, помимо председателя С.М. Михоэлса и Л.С. Штерн, вошли возглавлявший Совинформбюро С.А. Лозовский, артист еврейского театра В.Л. Зускин, поэты Перец Маркиш, Ицик Фефер, главврач Боткинской больницы Б.А. Шимелиович, ряд других видных деятелей.
Основная ставка делалась на США, в частности на Нью-Йорк с его двухмиллионной еврейской диаспорой. Яркие пропагандистские выступления Михоэлса нашли горячий отклик у таких знаменитостей, как Чарлз Чаплин, Альберт Эйнштейн, Теодор Драйзер… Триумфальная поездка представителей Комитета за океан принесла миллионы долларов в фонд Красной Армии. А Штерн в 1944 году в числе первых была избрана в созданную по решению правительства Академию медицинских наук СССР…
Победоносно завершилась война. Отпала надобность в Еврейском антифашистском комитете, а вскоре началась оголтелая борьба с «безродными космополитами». И вот 20 ноября 1948 года в протоколе заседания Политбюро появился пункт № 81 «О Еврейском антифашистском комитете» под грифом «Особая папка». МГБ поручалось комитет «немедля распустить… органы печати этого комитета закрыть, дела комитета забрать. Пока никого не арестовывать».
Знала ли Штерн о нависшей над ней беде? Догадывалась, но продолжала самоотверженно трудиться. Ей удалось, используя стрептомицин, разработать эффективные методы лечения туберкулеза. Но что значили ее новые открытия по сравнению с кампанией, затеянной Сталиным.
На допросе первой женщине-академику и мировой знаменитости припомнили все: не только ее письмо «вождю народов», но и каждое неосторожное высказывание за все годы в «стране чудес». «…Я признаю себя виновной в том, что, практикуя широкое общение с иностранцами, я была с ними откровенна и свободно рассказывала им о достижениях советской науки, совершенно не учитывая того, что этим самым наносила вред Советскому Союзу», — записано в протоколе допроса Штерн от 28 марта 1949 года.
Воистину — Королевство кривых зеркал!
31 марта 1952 года заместитель министра госбезопасности Рюмин утвердил обвинительное заключение, в котором деятельность 15 арестованных по делу Еврейского антифашистского комитета квалифицировалась как измена родине. В сопроводительном письме министра госбезопасности Игнатьева на имя Сталина, Маленкова и Берии предлагалось «осудить Лозовского, Фефера и всех их сообщников, за исключением Штерн, к расстрелу. Штерн сослать в отдаленный район страны сроком на 10 лет».
Приговор Военной Коллегии Верховного суда СССР был исполнен, как следует из надписи на машинописном протоколе, 22 августа 1952 года.
И все же академику Штерн вместо 10 лет дали 3 года и 6 месяцев с последующей высылкой на 5 лет в город Джамбул в Казахстане. Кремлевский тиран, очевидно, приберег человека, владеющего, как он полагал, сокровенными тайнами продления жизни.
Сразу после смерти вождя Штерн вернули в Москву. Надломленная, полуслепая, она все же возобновила прерванные исследования центральной нервной системы. Монография, вобравшая бесценный многолетний опыт, вышла в свет в 1968 году, уже после смерти Лины Соломоновны…
ИЗ ДОПРОСА
…Если бы я не была доверчивой, я бы не сидела бы здесь, но я не жалею, что была доверчивой. Сегодня я стою перед судом и понимаю, что каждое мое неправильное или неосторожное слово может оказаться для меня вредным, но мне очень приятно думать, что ничего плохого мне от моей откровенности не будет. Я очень доверчивый человек и не жалею об этом. Я имела счастье знать очень хороших людей, я имела счастье и возможность видеть самых учших людей нашей страны. За границей, в Женеве, например, у меня также знакомыми были самые лучшие люди. В этом отношении я достаточно счастливый человек. Эти люди впоследствии сыграли большую роль для нашей страны. Я хочу сказать, если бы среди моих знакомых не было таких людей, я бы по-другому смтрела на жизнь. Вы совершенно правы, что я была очень доверчива ко всем людям. И если я буду жить, то это для меня будет очень хорошим уроком в дальнейшем.
(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 84)