Огненная купель

И сказал Б‑г, обращаясь к Моше: «…[коэн] да не осквернится прикосновением к умершим из народа своего. Только ближайшим родственникам своим:
матерью своей и отцом своим, сыном своим, и дочерью своей, и братом своим, и сестрой своей, девицей, близкой к нему, не бывшей замужем, можно ему оскверниться… Коэн же высший из братьев своих… ни к какому умершему не должен он подходить,
даже отцом своим и матерью своей
не должен он осквернять себя».

Ваикро, 21:1‑11

Однажды еретик спросил рабби Авау:
«Ваш Б‑г — коэн; во что же тогда погрузился Он
после погребения Моше?»

Ответил рабби Авау:

«В пламя погрузился Он».

Талмуд, Сангедрин, 39а

Б‑г — поистине суть жизни. И в конечном счете «жизнь» можно определить как пребывание в контакте с Б‑жественным. Потому‑то мудрецы и говорили, что праведники даже после физической смерти воистину живы, тогда как грешники мертвы и при жизни (Талмуд, Брохойс, 18).

Получается, что смерть — не нечто от природы присущее миру, причем до тех пор, пока этот мир составляет одно целое с Творцом. И действительно, мы видим: смерть становится частью нашей реальности только тогда, когда человек дистанцировался от Б‑га, прегрешением нарушив Его волю.

По слову пророка Ишаяу (25:8), верно и обратное: уничтожение зла и восстановление совершенной гармонии между Б‑гом и Его творением с приходом Мошиаха приведет к тому, что опыт смерти станет нам неведом.

Но до того дня контакт с мертвыми (прикосновение к телу, посещение могилы и т.д.) ведет к ритуальной нечистоте. В этом состоянии человек пребывает до тех пор, пока не совершит очищение, включающее в себя погружение в микву — купель с водой для ритуального очищения, которая соответствует особым критериям.

Коэну — «священнику», одному из потомков Аарона, избранного Б‑гом служить в Храме, в первую очередь запрещено ритуально оскверняться. Но — за исключением тех случаев, что связаны с погребением близких родственников, как мы видели в стихе, приведенном в начале нашего текста.

Однако первосвященник должен самым строгим образом соблюдать ритуальную чистоту, и он не может осквернить себя даже ради ближайших родственников.

Мудрецы учат: закон Торы, Алоха, — нечто большее, чем предписанное от Б‑га поведение для живущих в этом мире. Алоха описывает и «поведение» Самого Б‑га, тот способ, которым Он строит Свои отношения с творением. Как сказано в Шмойс Раба (30:4): «Пути Б‑га — не пути плоти и крови. Путь того, кто из плоти и крови: наставлять других, как поступать, однако самому не придерживаться этих предписаний; Б‑г — то, что Он совершает, вот почему Он велит Израилю, что делать и повиноваться».

Из этого следует, что Б‑г, приписав Себе алохический статус коэна (Шмойс, 25:2), тем самым, по закону Торы, должен воздерживаться от всякого «осквернения» через контакт с нечистым и мертвым в соответствии с предписаниями Талмуда (Сангедрин, 39а). Однако та же Тора сообщает, что Б‑г Сам предал погребению Моше. А потому в Талмуде обсуждается, как после этого Б‑г очистил Себя в «купели огненной» (см. также Талмуд, Сангедрин, 39а).

Мудрецы (Тойсфойс, там же) поясняют: народ Израиля — «дети Б‑га», и, значит, Моше — один из ближайших родственников Б‑га, ради которых коэну разрешено стать ритуально нечистым. Он, собственно, даже обязан это сделать. Точно так же пророк Ишаяу (63:1‑3) описывает нисхождение Б‑га в нечистоту голуса ради искупления Его народа:

«Кто этот, приходящий из Эдома, в багряных одеждах из Боцры?..

Я (отвечает Б‑г) — говорящий справедливо, велик в спасении!.. и брызгала кровь их на одежды Мои, и все одежды Мои запачкал Я».

Как же тогда быть с законом, запрещающим коэну осквернять себя? Зогар, (ч. III, 89а) поясняет: Израиль — «сестра Б‑га, девица, которая не была замужем», отвергающая все притязания и предложения, которые ей делают, пока пребывает она в изгнании. Для нее Б‑г «оскверняет» Себя, сходя в состояние изгнания, чтобы поднять ее из пыли (ср. Раши на Дворим, 30:3).

Однако остается одна неясность.

Б‑г ведь обладает статусом не простого коэна, а статусом первосвященника, чья святость выше, а потому Ему нельзя осквернить Себя даже ради ближайших родственников, поясняет далее Зогар (ч. III, 17б). Как же тогда Б‑г мог оскверниться ради Своих «детей» или Своей «сестры»?

Попробуем взглянуть на это под иным углом зрения. Если в отношениях с нами Б‑г принимает роль простого коэна, чья меньшая святость дозволяет контакт с нечистым во славу «сыновей Израиля, народа, близкого к Нему» (Теилим, 148:14), тогда, несомненно, Б‑г выше этой роли, обладая также и неприкосновенной святостью первосвященника. Означает ли это, что погребенный Б‑гом Моше погребен просто коэном, явленным в лице Б‑га? Или же вовлеченность Б‑га в наше спасение ограничена «меньшими» проявлениями Его святости, тогда как «высокая полнота» Его «священства» пребывает чуждой нашей смертности и нашему состоянию голуса?

Сходная Вселенная

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны еще раз рассмотреть каждое положение, касающееся приписывания Всемогущему человеческих ролей и черт. На основании чего мы приписываем Б‑гу роль, в которой Он выступает как коэн или первосвященник, отец или брат или даже как «бытие» и «сущее»? Все эти термины позаимствованы из мира человеческого опыта и восприятия. И тогда — что же они могут сказать нам о Том, Кто создал этот мир из ничего?

На самом деле, как раз за разом подчеркивают кабалисты, ни одна из этих характеристик не описывает Самого Б‑га. Они касаются только Его отношения к нашей реальности. Б‑г по Собственному выбору постоянно вовлечен в наше существование, принимая роли творца, ниспосылателя благ или испытаний, правителя, судьи и т.д. И все эти антропоморфные уподобления распространимы только на те или иные измерения Его бытия, не описывая Его Самого. Однако остается вопрос: почему мы полагаем, будто связь Б‑га с нами можно описать в тех же (или сходных) терминах, в которых мы воспринимаем самих себя и наши связи? Возможно, Б‑г «ведет Себя» с нами в соответствии с моделью, которой нет аналогов в нашем опыте?

Все правда, — говорят на это хасидские наставники. — У нас нет никаких оснований полагать, будто бы Б‑жественная реальность имеет с нашей реальностью хоть какие‑то параллели. И, однако, мы знаем что‑то о ее характере, по крайней мере то, что сказано нам Б‑гом. В Своей Торе Б‑г описывает Себя как «Милосердного», «Благого» или «Гневающегося». Он утверждает, что «говорил» с Моше, «слышал» молитвы народа Израиля и вывел тот из Египта «мышцею сильной».

Он говорит нам, что мы — Его «дети», «слуги», «народ» и «невеста». Ибо Б‑г желает, чтобы Его вовлеченность в наше существование была нам понятна. Вот почему нам велено не только верить в существование Б‑га, но сказано также: «Познай же сегодня и прими сердцем своим, что Б‑г есть Всесильный, на небе вверху и на земле внизу нет другого» (Дворим, 4:39). Сказано: «Знай Б‑га отца твоего и служи Ему от всего сердца» (I Диврей а‑йомим, 28:9). И еще: «Знай, что есть Первосущий, Который дал всему сущему бытие» (Рамбам, Законы основ Торы, 1:1).

Однако человеческий ум вмещает лишь то, что доступно человеческому восприятию или же является абстрактной производной все того же восприятия. Б‑г сотворил человека «по образу Своему, по подобию Своему» (Брейшис, 1:26), формируя нас в соответствии с теми чертами, что присущи Ему, создающему нас и поддерживающему с нами связь. Он сотворил нас и наш мир как метафору мира Б‑жественного. И поэтому мы можем вглядываться в собственное существование, чтобы постичь природу Его присутствия в наших жизнях.

Хасидизм в своем учении сделал следующий шаг. Согласно его представлениям, Б‑г не просто «посадил», как сажают дерево, аналог Своей реальности внутри реальности нашей. Нет — последняя является ответвлением, побегом Его реальности и, соответственно, вполне передает саму природу своего источника. Так канавки на граммофонной пластинке отражают структуру звуковых волн, механически запечатленных на диске.

Следовательно, когда Иов (19:26) говорит: «и в плоти моей я вижу Б‑га», то говорит он не только о том, что «Б‑г создал его так, что в самой его жизни уже заложены модели, которые могут служить метафорой Б‑жественной реальности». Тем самым свидетельствует он и о том, что «я», как и все вокруг, — «развертывание» того «я», которое было «проекцией» Б‑га при создании Им нашей реальности. И о том свидетельствует Иов, что через эту проекцию наш мир связан с Ним. А потому природа этой Б‑жественной проекции запечатлена в каждой черте «моей» сущности и «моего» опыта.

Издержки перевода

Один меламед — учитель начальных классов — рассказывал характерную историю. Он давал понять, с какого рода трудностями он сталкивается в классе, изучавшем Пятикнижие. Надо было, чтобы дети запомнили и поняли довольно простой стих Брейшис (5:32): «И родил Ноах Шема, Хама и Яфета». Но для сознания пятилетнего ребенка это не так просто. У одного из учеников этот стих никак не укладывался в голове. Тогда меламед спросил:

— Берл, ты ведь знаешь Сидоровых, ваших соседей? Как зовут детей вашего соседа дяди Андрея?

— Саша, Коля и Дима, — ответил ученик.

— Прекрасно! — обрадовался меламед. — Смотри, как все просто. У Андрея Сидорова трое сыновей: Саша, Коля и Дима. А теперь представь: когда‑то давно жил человек по имени Ноах и у него тоже было трое сыновей. Так вот их звали Шем, Хам и Яфет.

Вечером, придя домой из хедера, маленький Берл радостно сообщил маме:

— Сегодня мы читали про трех сыновей Ноаха!

— Прекрасно. И что же у него были за сыновья? — спросила мать.

— Саша, Коля и Дима, — ответил сын.

Метафора — очень эффективное средство обучения. Владеющий этим искусством объяснит ученикам самую сложную идею. Он оттолкнется от образов, доступных и понятных его аудитории, и свяжет эти образы с понятиями и терминами, которые хотел привить слушателям. Но это возможно, только если ученик понимает, как работает метафора. Если само внешнее уподобление не заслоняет от него суть концепции, которую сравнение облекает, как одежда — тело. Неправильно же понятая метафора может создать самые невероятные представления о концепции, которую она должна пояснить.

И это весьма часто происходит, когда делается попытка постичь Творца через метафору Его творения. Представьте стихи, написанные точным и изящным языком и переведенные языком грубым и примитивным. При этом само стихотворение настолько сильно, что его глубина и красота просвечивают даже сквозь совершенно неадекватную форму — неловкий перевод. Читающий его должен постоянно помнить: он имеет дело с подобием. Помнить — чтобы ограниченность и неловкость перевода не ассоциировалась у него с оригиналом.

Точно так же случается, когда говорят: Б‑г сотворил нас по Собственному образу, давая возможность воспринимать Его реальность через постижение нами нашего тела. Этим вовсе не подразумевают, что мы в своем сознании должны наделять Б‑га телом или его подобием — такое было бы глубочайшей ошибкой. Наша реальность — конечна, ограниченна и несовершенна, тогда как Б‑г и все Его проявления, а среди них — эманация в процессе творения, бесконечны. Они превосходят рамки каких‑либо определений и совершенны.

Поэтому слова и модели, которые мы используем, говоря о Б‑ге, сначала должны быть «очищены» от всех присущих им коннотаций, связанных с конечностью и несовершенством, столь характерными для контекста нашего опыта. Воистину только при этих условиях они смогут приблизить нас к пониманию Б‑жественности.

Суть запрета

Все это применимо и к нашему случаю, когда Б‑г описывается как священник или первосвященник. У людей коэн — тот, кому сообщена боجльшая мера святости, чем его мирским собратьям. Он живет духовной жизнью, свободен от материальных устремлений и целиком погружен в служение Творцу. Вот почему ему запрещено прикасаться к мертвым. Ибо смерть — самое симптоматичное проявление того, насколько физический мир далек от своего духовного источника. Тем не менее его статус допускает некоторые исключения, когда его святость должна быть нарушена во имя ближайших родственников. Первосвященник обладает еще более высоким уровнем святости. На этом уровне о каких‑либо уступках материальному просто уже не может идти речь, — вот почему для него немыслим любой контакт с мертвыми.

Если всякая физическая реальность отражает нечто Б‑жественное, то тем более это относится к реальностям, определяемым Торой — Б‑жественным планом творения. Действительно, Тора относится к себе самой как мошол а‑кадмони — «изначальная метафора» или «метафора Изначального Единого» (II Шмуэл, 24:13). Поэтому и наши мудрецы — в частности, Рамбан в своем введении к Торе — постановили, что каждое слово Торы есть «имя» Б‑га, описание проекции Его существа.

Таким образом, земные священник и первосвященник — это человеческие подобия двух соотносящихся друг с другом истин Б‑жественной реальности. А именно — священника и первосвященника в отношении Б‑га к нам. «Коэн» в Б‑ге — это Б‑жья «святость». Это — Его трансцендентность по отношению к земному, конечному, мирскому.

И однако так же, как в преходящей модели священничества, служащего Ему, существуют «исключения». В частности: моменты, когда Он позволяет Себе «запятнать Свои одежды» ради Своих близких родственников. Моменты, когда Б‑г говорит в Теилим (91:15): «с ним Я в бедствии, спасу его и прославлю его».

Но Б‑г также первосвященник, и Он обладает святостью, которая не может быть поставлена под сомнение. Конечно, это не значит, что Б‑гу‑первосвященнику «запрещено» вступать в соприкосновение с реальностью материального мира. Как подчеркнуто выше, мы должны всегда очищать наши земные метафоры от всех недостатков их физического статуса, прежде чем приложить квинтэссенцию их значения к нашему пониманию их Б‑жественного источника. Такие понятия, как «разрешенное» и «запрещенное», принадлежат словарю творения, а не Всемогущего Творца. Мы должны проводить строгое различие между неосквернимостью Б‑жественного первосвященничества и его недолженствующей быть оскверненной земной метафорой. Другими словами, первосвященник — это тот, кто не может быть осквернен. В приложении к человеку — а ведь святейший из людей остается смертным и уязвимым для присущей смертным нечистоты — это переводится как запрет соприкасаться с тем, что могло бы осквернить его. Но в первоначальном, сущностнейшем смысле первосвященничество Б‑га означает Его невосприимчивость к осквернению. Означает Его абсолютную трансцендентность по отношению к материальному — даже тогда, когда Он наполняет Собою самый материальный уголок Своего творения. Только при соединении с человеческим статусом «не может быть осквернен» Б‑жественного первосвященничества становится «не должен оскверниться» — в отношении подверженных осквернению сынов Аарона.

Двойная идентификация

Однако Б‑г желает относиться к нам не только как первосвященник, но и как «обычный» священник. Если бы погребение Моше осуществил «Сам» Б‑г в качестве первосвященника, Ему не было бы нужды погружаться в огненную микву, чтобы очистить Себя. Если бы только первосвященник в Б‑ге был бы Тот, Кто «пребывает среди [Израиля], среди их нечистоты», — не было бы нужды, чтобы «искупить святилище от нечистоты» (Ваикро, 16:16). Если бы только Б‑жественным первосвященником был Тот, Кто уполномочил Моше освободить Израиль из египетского рабства, Он не явился бы в терновом кусте, соучаствуя в страдании Своего народа (см. комментарии Раши на Шмойс, 3:2). Если бы Ишаяу узрел Б‑жественного первосвященника идущим от Эдома, он не увидел бы одежды, забрызганные кровью.

В качестве первосвященника Б‑г действует, не будучи затронутым, и проницает самые нижние ярусы Своего творения — притом их недостатки не пятнают Его. Однако Б‑г допускает также более уязвимую святость Б‑жественного «обычного» коэна. Это на человеческом уровне переводится как разрешение обычному коэну оскверниться в определенных обстоятельствах. Тем самым Б‑г допускает: осквернить Себя погребением Моше, страдать со Своим народом, забрызгать Себя кровью, вызволяя Свой народ из изгнания. Он хочет, чтобы мы знали, что Он — не только с нами, где бы мы ни были, но Он также подвергает Себя всему, чему подвергаемся мы.

В то же самое время Он — с нами в качестве первосвященника: превосходя все это, Он уполномочивает нас также добиться чего‑то от Его нерушимой святости.