Евреи, которые «нанесли Германии удар ножом в спину»
Материал любезно предоставлен Tablet
«Губительное наследие» — книга, написанная через 70 лет после событий Хрустальной ночи, рассказывает о том, как евреи в Первую мировую войну воевали на стороне Германии, и о причинах поиска козла отпущения, развернувшегося в Европе через несколько лет после окончания войны.
«Решили проиграть войну — и проиграли», — писал Чарльз Краутхаммер в 2004 году в «Нью рипаблик» , возлагая ответственность за поражение США во Вьетнаме на «рупор правящих кругов» — Уолтера Кронкайта . И хотя споры вокруг того, нанесла ли пятая колонна удар в спину во время войны во Вьетнаме, уже не актуальны, сама идея, что Америка победила бы непременно, не будь у военных связаны руки из‑за политиков, не будь так пессимистично настроены СМИ или если бы хиппи не устроили в стране балаган, жива. А породило ее просто‑напросто недоумение: Америка никогда не проигрывала войну, и если проиграла — значит, согласно законам мифотворчества, кто‑то где‑то решил, что нам победа не нужна.
Так же точно недоумевали немцы в конце Первой мировой войны. Первый миф об ударе ножом в спину — по‑немецки Dolchstoss — появился в ноябре 1918 года, когда солдаты побежденной немецкой армии стали возвращаться домой. Почему был отдан приказ о капитуляции, большинство немцев не могли взять в толк, ведь враг так и не ступил на немецкую землю, а кайзеровские войска — по крайней мере, согласно сообщениям немецких газет — от начала до конца войны только и делали, что шли от победы к победе. Напрашивалось единственное объяснение: Германию предали социалисты и (как вы уже, наверное, догадались) евреи — в 1918 году аналог предательской контркультуры 1960‑х.
Историки любят вспоминать, как немецкие правые силы возложили на своих соотечественников‑евреев вину за поражение Германии и унизительный Версальский мир. Куда реже они вспоминают о том, что в течение почти всей Первой мировой евреи и неевреи вместе, плечом к плечу, защищали свою страну. Они считали, что сражаются за справедливость, свободу и, самое главное, за немецкую культуру.
В августе 1914 года, когда разразилась Первая мировая, Гертруда Канторович писала: «Это великая война <…> я так же связана с Германией, как дыхание — с телом, из которого оно исходит». Ее двоюродный брат историк Эрнст Канторович был награжден Железным крестом за участие в боях на Западном фронте, а после войны вступил во Freicorps — полувоенное формирование, участвовавшее в вооруженных стычках с коммунистами и социалистами на улицах германских городов. Они оба были евреями и патриотами своей страны, Германии.
Позиция Эрнста и Гертруды Канторович характерна для немецких евреев, как доказывает Тим Грейди в своей последней книге «Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста» (A Deadly Legacy: German Jews and the Great War). Оба были убежденными националистами, отъявленными — Volkische . Как и другие жители Германии, они приветствовали вступление в войну, сулившую судьбоносное возрождение нации. Историк Фриц Штерн отмечал, что восторженное отношение немцев к войне выбивалось за границы просто патриотизма. Многие интеллектуалы восприняли залпы августовских пушек как знак освобождения от ведущей в тупик буржуазной культуры, призыв к возрождению благородства и мужественности.
Летом 1914 года в пылу начавшейся военной истерии даже немецкие сионисты утверждали, что между евреями и прочими жителями Германии нет различий. В августе Мартин Бубер написал в порыве энтузиазма: «Никогда еще понятие Völk не обрастало для меня такой реальностью, как в последние недели». Политик Людвиг Хаас , еврей, отмечал, что Россия, ввязавшись в войну, совершила «величайшее преступление в истории человечества». И это при том, что сама Германия, по сути, разжигала конфликт, потворствуя нападению Австро‑Венгрии на Сербию. Жителям Германии очень хотелось считать свою родину невинной жертвой агрессии Франции, Англии, а главное — России.
Евреи во всем мире смотрели на Россию как на страну‑угнетателя, враждебную страну. Поэтому для многих германских евреев Первая мировая война стала еще и священной войной против России. Сионистский журнал «Юдише рундшау» заявлял, что Германия сражается «за освобождение России и всего мира от гнета тирании». Художники‑евреи, такие как Макс Либерман , рисовали карикатуры, изображая кровожадное, пускающее слюни русское чудовище.
Германские евреи были рьяными сторонниками продвижения армии на восток. Земли, отвоеванные у России, считали они, по праву принадлежат Германии. А поскольку «остюден» говорят на идише, то есть на диалекте немецкого языка, значит, как народ они близки к немцам.
Нельзя сказать, что евреи, служившие в германской армии, ощущали родство с российскими евреями: часто захватчики поражались нищете местных штетлов. Для них это были странные чужаки, далекие от немецкой еврейской культуры. Грейди отмечает, что, когда еврейские беженцы из Восточной Европы устремились в Германию, местные евреи вместо того, чтобы принять их с распростертыми объятиями, отшатывались от них. Грейди приводит слова Виктора Клемперера о восточноевропейских евреях: «я ведь не из их числа <…> я, слава создателю, немец». Но, при всех этих культурных расхождениях, восточноевропейские евреи в большинстве своем тепло встречали немцев, видя в них освободителей от российского гнета.
В 1914 году, после того, как немцы вторглись в Бельгию, союзники начали распространять слухи о зверствах захватчиков: образ гунна, пронзающего штыком бельгийского младенца, неминуемо вызвал взрыв общественного негодования. Один французский журналист утверждал, что кайзеровские солдаты изувечили 4 тыс. детей, отрубив им кисти рук. В ответ на столь явное очернительство германские евреи, как и остальные граждане Германии, встали на защиту своей армии. И принялись придумывать встречные истории о зверствах. Писатель Арнольд Цвейг сочинил рассказ, как бельгийский фермер перерезал горло трем незлобивым немецким солдатам, расчленил их тела и скормил свиньям. Драматург Людвиг Фульда написал проект петиции, утверждая, что Германия не нанесла вреда «жизни и имуществу ни единого бельгийца», и добавил: «…мы будем вести войну до самого конца как культурный народ, для которого наследие Гёте, Бетховена и Канта так же священно, как родной очаг и дом».
Фульда напрасно защищал германскую армию. Пусть немецкие солдаты и не отрубали руки младенцам и не жарили их на вертеле, но часто убивали пленных бельгийцев и мирных жителей, как выяснил историк Макс Гастингс . «Разве думали они [немецкие солдаты], что по ним будут стрелять из окон и из подвалов?» — вопрошала в 1914 году газета «Кёльнише цайтунг», по умолчанию признавая, что Германия нарушила правила ведения войны. Ради самозащиты, пояснялось в газете далее, кайзеровские войска были вынуждены «применять карательные меры, сжигать дома и казнить гражданских лиц».
В августе 1914 года военная операция шла успешно, и Берлин был уверен, что скоро завершит боевые действия. Однако в сентябре, в битве на Марне, наступление Германии было остановлено, и началось долгое изматывающее противостояние. Германия, рассчитывавшая на быструю победу над Францией, обманулась в своих ожиданиях, и теперь ей приходилось воевать на два фронта. Оказавшись перед мрачной перспективой окопной войны, стороны возжелали нового чудо‑оружия, которое позволило бы покончить с противником одним решительным ударом.
Грейди приводит в своей книге известную историю немецкого еврея Фрица Габера, лауреата Нобелевской премии и изобретателя химического оружия. Вскоре после того, как Германия в апреле 1915 года впервые применила разработанное Габером боевое отравляющее вещество на основе хлора — нарушив тем самым Женевскую конвенцию , жена Габера покончила с собой; самому же химику это отнюдь не помешало на следующий же день отправиться на Западный фронт, чтобы на месте проследить за ходом следующих газовых атак. Крестный сын Габера писал о нем: «Немец всеми фибрами своего существа: деятельный, стремящийся к совершенству… немец и душой, и складом ума».
В отличие от афроамериканцев в армии США, немецких евреев в армии не утесняли, и если и оскорбляли, то редко. Грейди пишет, что в баварском полку Листа , «где помимо молодого Адольфа Гитлера служили 59 германских евреев, почти не было заметно антисемитских настроений». По религиозным вопросам евреи‑военные могли обратиться к раввинам, а в дни религиозных праздников им разрешалось вернуться на побывку домой — если фронтовые условия позволяли. Кайзер Вильгельм решил, что евреев можно производить в офицеры, они продвигались по службе, хотя иногда высшие армейские чины пытались этому воспрепятствовать.
Однако война продолжалась, и среди немцев пошли слухи, что евреи — саботажники, они наживаются на войне вместо того, чтобы сражаться. Командование поверило антисемитским измышлениям и в ноябре 1916 года провело перепись с целью выяснить, сколько евреев на фронте. Военные настаивали — с завидным упорством, — что перепись не имеет антисемитской направленности. Евреи, воевавшие и отдававшие жизнь за Германию наравне с другими ее подданными, приуныли.
Грейди пишет, что на передовой евреи и немцы сражались плечом к плечу без особых разногласий. Однако в тылу евреев стали представлять виновниками военных неудач Германии.
В январе 1918 года по стране прокатилась волна забастовок; рабочие требовали мира, большей демократии и улучшения ситуации с продовольствием. В числе лидеров забастовщиков были два известных еврея — Гуго Гаазе и Курт Эйснер. Правительство, опасаясь революции вроде большевистского переворота в России, спешно арестовало бастующих рабочих, и многих из них отправили на фронт. В листовках, распространявшихся в Берлине, евреев клеймили как зачинщиков беспорядков, хотя большая часть германских евреев — и большинство солдат — не поддерживали забастовщиков. В одном еврейском издании, «Альгемайне цайтунг дес юдентумс», отмечалось, что бастующие «ослабили военную мощь германской армии» и «нанесли войскам на передовой удар в спину». Еврейские писатели, как и остальные граждане Германии, не задумываясь использовали эту роковую метафору.
В последний раз свои военные притязания Германия предъявила весной 1918 года. По условиям Брестского мира Германии отходил большой кусок российских земель; война на Восточном фронте была окончена. На Западном фронте армия под командованием генерала Людендорфа оттеснила английские и французские войска на 60 километров, однако далось это дорогой ценой: потери составили около 500 тыс. человек. Летом французы перешли в контратаку, и к сентябрю игре пришел конец. Людендорф был подавлен, в частной беседе он заметил, что «о победе не может быть и речи», но в Германии все еще не верили в возможность поражения. Когда в ноябре объявили о перемирии, ортодоксальный кантор из Франкфурта Иосиф Леви, проводивший богослужение в военной форме, был этой новостью глубоко потрясен — как и большинство немцев. Он горевал о том, что отчизна «пропала». Но кто до этого довел?
И вот главное достоинство дотошного документального исследования Грейди: оно доказывает, каким токсичным и живучим может оказаться миф об ударе в спину и какой вред может нанести стране. В 1922 году министра иностранных дел Веймарской республики Вальтера Ратенау, который в конце 1914 года поставил экономику Германии на военные рельсы, обозвали Gottverfluchte Judensau («проклятая еврейская свинья») и убили прямо на улице. Незадолго до этого он подписал Рапалльский договор — по нему советская Россия получала обратно территории, на которые Германия претендовала после окончания Первой мировой войны. Несколько лет спустя идея еврейского предательства в ходе войны и после нее проложила путь к власти одной политической партии, которая считала евреев не только предателями, но и опасным сбродом, недолюдьми.
Фриц Штерн в книге «Политика культурного отчаяния» — об интеллектуальных истоках нацизма — пишет: «Самой заразительной и пагубной для послевоенной Германии оказалась идея о том, что непобедимая армия добровольно сложила оружие, только чтобы замириться. Немцы, таким образом, могли считать, что Антанта их обманула, но не победила», и в этом предательстве принимали участие некие зловредные элементы германского общества, как то: «социалисты, либералы и евреи».
Веймарскую республику «породили предатели». Поэтому, когда нацисты уничтожили эту республику, немцы оставили свои сомнения при себе. Они были уверены, что при всех недостатках Гитлера по крайней мере он никогда их не обманет и не позволит разрушить их отчизну. 
Оригинальная публикация: The Jews Who Stabbed Germany in the Back
The Jerusalem Post: Директор берлинского Еврейского музея о еврейской жизни в Германии за пределами BDS
Макс Либерман. Жить и умереть в Берлине
