Соединив сюжет первой пьесы, написанной на иврите, с анализом смыслов, вложенных автором в ее многослойный текст, историк философии и талмудист Ури Гершович и режиссер Григорий Зельцер сочинили и поставили спектакль «Помолвка». Ближайшее его представление пройдет в Электротеатре Станиславский 25 октября.
Юный Йедидья («друг Б‑га» или «Б‑г будет ему другом», так называли царя Соломона) и прекрасная Брурья («Б‑г прояснит» или «прояснение Б‑га») помолвлены. Но умирает отец юноши Шалом. В завещании он оставляет все состояние не сыну, а рабу, и мать невесты убеждает мужа отказать обедневшему жениху. Алчный раввин Хамдан (от хамад — «алкать», «желать»), притворяясь, что помогает влюбленным, едва не губит юношу. И тут появляется истинный раввин Амитай (эмет — «истина»): заметив в завещании строчку мелким шрифтом, — там сказано, что сын может взять себе любую вещь из наследства, — он советует Йедидье взять раба. Вместе с рабом тот получает и отписанное рабу наследство, влюбленные женятся. Тут и конец пьесе Иехуды Соммо «Цахут Бдихта де‑Киддушин» («Красноречивый фарс о женитьбе»), написанной в XVI веке на иврите. Но не конец спектаклю‑лекции, сделанному не по пьесе, а про нее.
Комедия Соммо написана в пяти актах — а зрелище не продвигается дальше первой сцены, которую мы получаем даже не в пересказе, а в виде ассоциативного ряда, в намеках и аллюзиях, в прозе и стихах, написанных Григорием Зельцером. Мы понимаем, что происходит, благодаря толкованию Ури Гершовичем контекстов и отсылок к цитатам из Библии, на которых построена комедия. И воспринимаем все это как театр благодаря музыке Александра Белоусова, певцам Алене Тимофеевой и Андрею Капланову и авторам, которые весь вечер на арене.
«На сцене благодать».
«На благодати появляется плесень».
«Афродитой вырастает из нее мудрость».
«Потрепанная мудрость бродит по сцене с видом потерявшегося в фейсбуке Траволты».
Все это из спектакля, который плоть от плоти не только комедии масок, но русского театра. Как висящее на сцене ружье непременно выстрелит, так тут — «если есть банановая кожура, значит, кто‑то должен на ней поскользнуться». И без «людей, львов, орлов и куропаток» не обошлось, и без милых непристойностей, как без них.
У Иехуды Соммо, кстати, родившегося в 1525 (или 1527) году в Мантуе и умершего через 100 лет после открытия Америки и изгнания евреев из Испании, были свои «Три сестры». Только комедия. Его наследие на итальянском состояло из 13 пьес, переводов псалмов Давида, поэм (в их числе поэма «В защиту женщин»), канцон… В 1904‑м почти все погибло при пожаре в Национальной библиотеке Турина, из пьес остались «Три сестры» и «Ирифлей». И этот анекдот о женитьбе, на котором не был обозначен автор, но исследователи сходятся во мнении, что написать его мог только Соммо.
Он был придворным драматургом герцогов Гонзага, которым с 1525 года и минимум до 1605‑го еврейская община платила оброк: устраивала театральные представления при дворе. Со временем Соммо стал ими руководить. Он же написал трактат «Диалоги об искусстве представления» (1566) — первый учебник режиссуры. Но все это по‑итальянски, а тут Соммо первым в истории обратился к театру на иврите — при том, что иудаизм порицает театр. Первый псалом царя Давида: «Блажен муж, который не ходит в совет нечестивых и не стоит на путях грешников и не сидит в собрании развратников». В самом деле, зачем евреям театр, когда Тора — идеальный сценарий. И Соммо его использует.
«Иврит священный ничем не уступает иным наречиям», — это из спектакля. В смысле иврит пригоден для сцены. И на иврите Соммо написал, по Гершовичу, «пьесу пьес, направленную на действенное исправление мироустройства». «При вскрытии контекстов и их сопоставлении выясняется, что основной сюжет является не более чем оболочкой остроумного и очень глубокого трактата о путях, ведущих к сакральному браку между небом и землей, и, как следствие, ко всеобщему спасению», — объясняет Ури Гершович «свадебный анекдот». И это редкий случай, когда анекдот надо объяснять.