Пятнадцатого мая постоянная коллекция искусства Еврейского музея и центра толерантности в Москве пополнилась графикой и керамикой Анатолия Каплана. Работы переданы в дар музею Исааком Кушниром, владельцем самой крупной коллекции творений художника. О Каплане, его искусстве и судьбе его шедевров журналу «Лехаим» рассказывает сам даритель.

Ирина Мак Вы подарили музею пять работ — что это за вещи? Почему вам важно, чтобы они висели здесь, и как, откуда они попали к вам?

Исаак Кушнир Желание видеть в стенах Еврейского музея работы Каплана возникло сразу после его первого посещения. Великий музей, великая экспозиция, потрясающая аура, вдруг нахлынувшее чувство собственного достоинства, гордости за свой народ, за историческую память… За персоналии, составляющие его гордость. Я поделился своими мыслями с близкими друзьями из фонда «Ави Хай» Давидом Розенсоном и Светой Бусыгиной. Мы вместе отобрали работы. Три гуаши из цикла «Еврейские народные песни» относятся к раннему периоду работы Каплана в этой технике. Все датированы 1960 годом, а «Семья» выполнена в 1970-м. Примерно в то же время Каплан сделал керамический пласт «Мой дед Мотес Казаков» и рисунок «Мужчина в талесе». Нам показалось, что работы органично дополняют друг друга и очень точно отображают жизнь еврейского местечка того времени. Все они поступили в мою коллекцию из семьи художника, от племянника Анатолия Львовича Виктора Александрова.

Исаак Кушнир на открытии выставки работ Анатолия Каплана в Еврейском музее и центре толерантности.
15 мая 2014 года

ИК …и Музею Марка Шагала в Витебске. А всего разным музеям я подарил более 300 работ Каплана.

ИМ Что заставляет вас делать такие царские подарки?

ИК Вот и от вас слышу эти вопросы: почему в дар? зачем в дар? Просто мои родители мне когда-то внушили, что щедрость не худшее человеческое качество. Однажды мой друг, директор центра «Петербургская иуда­ика» Валерий Дымшиц, сказал фразу, которая мне очень дорога: «Исааку очень повезло с Капланом… но и Каплану очень повезло с Исааком». Хотя Каплан никогда не был обделен славой. Его выставки проходили в крупнейших музеях в десятках городов мира. Его работы хранятся в крупнейших собраниях, таких как Музей Ватикана, Музей Виктории и Альберта в Лондоне, Дрезденская картинная галерея, Национальный музей в Вашингтоне, МОМА в Нью-Йорке, Музей Людвига в Кельне, Стеделик-музей в Амстердаме, Национальная галерея Канады, а также в музеях Парижа, Берлина, Иерусалима и т. д. Что же тут удивительного, если я хочу пополнить собрания уважаемых музеев работами выдающегося мастера, выпус­каю книги и альбомы с его работами, делал и буду делать его выставки. Это часть меня, это о том, что я помню и люблю. У Каплана абсолютно непререкаемый авторитет на художественном небосклоне, но людям, увы, свойственно это забывать, и евреям тоже, даже несмотря на их генетическую память.

ИМ Есть ли еще музеи, которые вы хотели бы таким образом осчастливить?

ИК В настоящее время я веду переговоры с Государственным Эрмитажем о проведении выставки «Козочки Каплана». Это более 150 работ, выполненных в различных техниках: живопись, керамика, гуаши, пастели, рисунки, литографии, офорты, в каждой из которых непременно присутствует коза. Здорово, правда? В Эрмитаже уже есть работы Каплана, но если музей захочет расширить свое собрание, почту за честь. Хочется довести до логического конца все наметки с выставками Каплана в еврейских музеях Берлина, Амстердама, Парижа, Нью-Йорка и Иеру­салима. Вообще, я всегда открыт для новых проектов. Очень надеюсь на поддержку моих друзей из фонда «Ави Хай», истинных поклонников и ценителей Каплана.

ИМ Но те его работы, которые давно хранятся в зарубежных музеях, — как они туда попадали? И когда? И отличается ли, по-вашему, восприятие его работ здесь и там?

ИК Их стали приобретать начиная с 60-х годов прошлого века. Первым, кто проложил Каплану дорогу на Запад, был английский галерист Эрик Эсторик. Потом его дело продолжили друзья Каплана — Лия Штродт и Алекс Щедринский. Много друзей, если не сказать фанатов, было у Каплана в Германии. Разумеется, интерес к нему за границей был значительно выше, чем в СССР. Еврейская тема у нас замалчивалась, хотя Каплан был единственным, как его называли, «официальным еврейским художником». Его папки литографий огромными тиражами экспортировались за «кордон», тем самым давая понять, что у нас нет проблем с «еврейской темой». И давайте все-таки не забывать, что искусством интересуется незначительная часть общества. Если учесть отток граждан еврейской национальности на Запад, придется смириться с тем, что интерес к еврейской культуре, увы, такой, какой есть. Что касается восприятия работ Каплана здесь и за рубежом, то существенной разницы я не вижу. И там и здесь еще живы выходцы из местечек либо их прямые потомки, еще чувствующие щемящие ноты из ушедшего в небытие прошлого. Мое поколение, вероятно, последнее, еще заставшее такую близкую сердцу идиш-культуру.

ИМ Владимир Немухин как-то назвал Каплана вторым после Шагала. Но второй ли? Или все же другой? И не принижает ли статус, место Каплана это вечное сравнение, сопоставление его с Шагалом? Мне представляется — и это очень расстраивает, — что в последние годы Шагал стал восприниматься как еврейский лубок. А Каплан — нет.

ИК Шагал всегда был для Каплана предметом преклонения и восхищения. Конечно, они разные, но и тот и другой удивительно чисты и правдивы в своем творчестве. Оба положили жизнь в искусстве на алтарь своей малой родины. И неважно, что один был великим выдумщиком, а другой очень камерным и приземленным, оба они составляют золотой фонд нашей истории. Опять сошлюсь на Валерия Дымшица и его мысль о том, что когда-то в исторической перспективе имя Каплана будет по праву стоять рядом с именем Шагала. Что касается меня, то Шагал был и остается величайшим из великих художников ХХ века. И мне жаль людей, воспринимающих его искусство как «еврейский лубок». Конечно, для восприятия любого искусства и живописи в частности нужна подготовка. А истинный ценитель одинаково восторженно относится к обоим мастерам.

ИМ Все-таки почему вы так заинтересовались творчеством Анатолия Каплана, почему именно он? И с чего началась ваша моноколлекция?

ИК Помните «Амаркорд» Федерико Феллини? Автор возвращается в город своего детства и в деталях вновь проживает тот период жизни, забираясь в самые заветные закоулки памяти. Со мной давно происходит нечто подобное. Я прожил в своем штетле 18 лет. Все детство говорил на идише. Это были годы кажущегося счастья. Еще были живы отец и любимая сестра, мама готовила замечательные варнечкес, огромное количество родственников, друзей, соседей составили мой «еврейский мир». Это мой «Амаркорд». И когда я впервые в начале 1970-х увидел книгу графики Каплана, у меня перехватило дыхание, было ощущение, что это все про меня. С тех пор я безнадежно заболел Капланом.

ИМ Вы родом из молдавского местечка — вы там бывали впоследствии? Что-то осталось от штетла вашего детства? И сохранилось ли что-нибудь в Рогачеве, на родине Каплана, кроме дома, отданного под музей?

ИК Сложившаяся в нашем воображении картинка еврейского штетла давно канула в историю. Обветшали еврейские кладбища, исчезли за ненадобностью синагоги… Я уже 25 лет не был у себя на родине и никогда туда не поеду. Не хочу видеть, что стало с моим местечком. А в Рогачеве, на родине Каплана, еще торчат из земли полтора десятка камней еврейских надгробий — все, что осталось от некогда благополучного штетла. Война все смешала с землей, уничтожив заодно еврейское население, включая и большую семью Каплана.

ИМ Известно, что ваша коллекция произведений Каплана — самая обширная из существующих. Сколько его работ у вас хранятся? Вы коллекцио­нируете не только Каплана, — что еще, кого еще вы собираете?

ИК Существует несколько коллекций Каплана, но моя, безусловно, самая полная — около двух тысяч единиц хранения. Кроме Каплана, в моем доме нашла место самая крупная в России коллекция глиняной свистульки. Для меня также очень важна коллекция живописи неофициального искусства, собранная в рамках издаваемого мною проекта «Авангард на Неве» — уже 40 альбомов увидели свет.