Ишайя Гиссер — посланник Любавичского Ребе, раввин русскоязычной еврейской общины Иерусалима, духовный наставник (машпиа) Центральной синагоги города Киева, представитель организации «Хабад ба‑Алия» в Иерусалиме и член редколлегии журнала «Лехаим» — сегодня делится с нами размышлениями на вечные и актуальные темы.

ЯШ → Трудно быть духовным лидером?

ИГ ← Стоп, давай начнем с того, что я вовсе не считаю себя духовным лидером. Я не пытаюсь проложить новый специфический путь, — чем обычно занимаются лидеры, — мне хватает самоиронии и трезвости ума, чтобы оценить, что я собой представляю. И, понимая собственное место, я бесконечно далек от лидерских амбиций.

То, чем я занимаюсь, можно классифицировать как помощь людям. Какая именно помощь? Мой учитель раввин Штейнзальц сформулировал это следующим образом: «Наша задача — дать людям свободу выбора. Ведь пока у человека нет достоверной информации, у него нет и настоящего выбора».

ЯШ → Какого рода информацией ты стараешься помочь страждущему человечеству?

ИГ ← Только пропущенными через себя идеями и понятиями. В каждой конкретной ситуации я пытаюсь разобраться: что из того, что я знаю, может быть востребовано человеком, с которым я веду беседу. И по мере сил делюсь накопленными знаниями, багажом личного опыта, — зарабатывая который, я успел набить шишки и синяки, а теперь искренне надеюсь, что моему собеседнику удастся этого избежать. Никакой «борьбы за правое дело», никакой «консолидации сторонников для решения задач спасения мира» — только проработка проблем моего собеседника.

Насколько эффективна моя помощь? Зачастую неэффективна. Одно из главных приобретений состоит в том, что после такого рода бесед мы, как правило, остаемся друзьями. А это значит, что собеседник возвращается ко мне за советом. Раз, и еще раз, и порой может случиться, что мой совет ему действительно здорово помогает.

Такой тип отношений делает невозможным лидерство как вождизм, когда на ведущего смотрят снизу вверх и считают непогрешимым. Моя ситуация противоположная: люди, которым я помогал, начиная с собственных детей и до тех, кто считает себя моими учениками, или тех, кого я считаю учениками, относятся ко мне на редкость критически.

Вот даже ты, Яков, упорно именуешь меня «гуру», хотя в современном языке, особенно одесского розлива, «гуру» — синоним жулика. Ну какой же я после этого лидер?

ЯШ → Ладно, не гуру и не лидер. Давай взглянем на объект с другой стороны, изнутри. Поделись, как при таком количестве учеников, почитателей, изданных книг, прочитанных лекций и спасенных душ тебе удалось остаться живым человеком, а не закаменеть на пьедестале?

ИГ ← Потому что все, что я делаю, направлено на отдачу. Я не пытаюсь с помощью своих действий выделиться, возвеличить себя, преподнести себя в новом свете и так далее. У меня нет личных амбиций. На любой должности, в любой ситуации я стараюсь брать по минимуму и быть полезным по максимуму. Как тут забронзовеешь?..

Вообще, я бы хотел заметить, что человек, который к себе относится излишне серьезно, это человек ущербный. Зная, о чем, вернее о ком, идет речь, человек не может воспринимать себя всерьез.

Духовный лидер, или гуру, как тебе угодно, вещает истину. А я всего лишь делюсь своими размышлениями. И предупреждаю людей многократно — десятки, сотни раз предупреждаю, — что могу ошибаться в своих взглядах, что за свою жизнь я поменял многие из них, получая новую информацию или переосмысливая заново уже имеющуюся. В общем, тех, кто ищет человека, через горло которого вещает Шхина, Б‑жественное откровение, прошу не обращаться: это не ко мне.

ЯШ → Поговорим об Одессе. О ее евреях, ее синагогах, ее моэлях, шойхетах и похоронщиках. В 1989 году ты вернулся в родной город, в качестве первого раввина постсоветских времен. Власть успела «хорошо» поработать — в еврейском смысле Одесса была пустыней. Я хорошо помню стариков из бывшей синагоги биндюжников на Пересыпи. За редким исключением, они почти ничего не знали, а что знали, успели позабыть. Когда спустя десять лет, в декабре 1998‑го, ты уехал, в городе осталась полнокровная община, с новой синагогой, шойхетами, чтецами Торы, преподавателями иврита и Торы, похоронщиками. Так как «это сделалось в Одессе»?

ИГ ← Я приехал с надеждой создать в городе какую‑то еврейскую жизнь. Та, что существовала в Одессе в 1988 году, действительно больше походила на мышкины слезы.

Я начал с учебы, ведь наша вера основана на Торе, то есть на знании. Параллельно — поскольку я сам был шойхетом, резником, — стал заниматься кошерным убоем. Ничего выдающегося в моей деятельности не было, то же самое делали еще четырнадцать посланников Ребе, отправившихся в одно время со мной в другие города бывшего Советского Союза. Девять или восемь человек работают там до сих пор. Все мы сталкивались с одними и теми же трудностями, бились об лед одних и тех же проблем.

Я изначально пытался построить все только на местных ресурсах: на евреях Одессы и их финансовых возможностях. У меня не было ни дядей, ни двоюродных братьев, ни вообще каких бы то ни было родственников в еврейском истеблишменте, все источники финансирования надо было находить на месте, что называется, у себя под ногами.

Конечно, одному человеку такое не под силу, и я попытался заразить своим отношением к еврейству людей, которые были рядом. Таким образом Одесса получила Чичельницких, Цикманов, Верховских, Блиндеров, Капулкиных и многих других — людей, разделивших мои идеи и цели и понесших вместе со мной бремя создания общины.

Мы работали командой, и это мое счастье и удача, что рядом оказались люди, которые взяли на себя логистику и финансовую часть, позволив мне отдавать все силы на «содержательную», религиозную, просветительскую сторону дела.

Все это происходило не только в Одессе, но и в других местах, где мне довелось работать. Так происходит и сегодня — в иерусалимской общине, которую мы создаем. Рядом со мной всегда было много талантливых, умных, честных, открытых, мотивированных людей, которые буквально спасали меня от тех видов общественной деятельности, к которым я совершенно не предназначен. Поручите мне заняться бухгалтерией общины — и я уверяю, эта община вскоре придет к финансовому краху.

Когда понадобилось воссоздать хевру кадиша — похоронное общество, чтобы хоронить евреев Одессы по еврейским обычаям, — я начал делать все это сам, вместе с несколькими помощниками. Очень быстро эти помощники стали самостоятельными и уже сами тащили эту часть работы. То же произошло и со шхитой, и с кашрутом, и с преподаванием Торы, и с общественной молитвой. Чуда не случилось — случилась большая, протяженная во времени работа группы единомышленников. Моя заслуга лишь в том, что мне удалось сделать ими этих замечательных людей. В нашей общине в Иерусалиме мы идем тем же путем: у нас нет вождизма, но есть сотоварищество.

ЯШ → Слышал я, собственными ушами слышал от одесситов следующий пассаж: «Гиссер превращал своих учеников в хасидов, а другие раввины делают из учеников прихожан». Поделитесь секретами мастерства, раввин Гиссер!

ИГ ← Как почти любая красивая формулировка, эта фраза бессодержательна. Я ничего ни с кем не делал и ни в кого не превращал. Я всего лишь пытался объяснить свою позицию, свою мотивацию, свою логику. Периодически все это оказывалось востребованным и ложилось на души людей, бывших рядом со мной, превращаясь в их собственные взгляды.

Я не умею командовать, поэтому вокруг меня никогда не было подчиненных, составляющих основу любой организационной структуры, но были друзья и единомышленники, то есть люди, которые хотели вместе со мной делать общее дело.

Более того, я всегда стремился находить тех, кто понимает в каких‑то жизненных вопросах больше меня, и пытался их мотивировать. Иногда мне это удавалось, и тогда эти люди, даже расставшись со мной, продолжали идти по дороге, ставшей их собственной.

Так было не только в Одессе. Я больше полутора лет проработал в маленьком итальянском городке, где в ожидании визы в США, Австралию и Канаду сидели на чемоданах бывшие советские евреи. Среди них мне удалость «заразить» несколько десятков человек. Восприняв мой подход и мое мировоззрение, они начали соблюдать заповеди. С тех пор прошло три десятка лет, а мы до сих пор сохранили теплые, дружеские отношения и поддерживаем связь через тысячи километров.

Я не один год работал в Москве — почти десять лет проработал с раввином Штейнзальцем. Вместе мы объехали с семинарами и лекциями десятки городов бывшего Советского Союза. Последние десять лет я работаю в Киеве — и слава Б‑гу, здесь тоже есть не один, не пять, не десять и не двадцать евреев и евреек, которым я помог сформулировать собственное религиозное миропонимание. Везде я занимаюсь одним и тем же делом: пытаюсь объяснить людям мое видение тех или иных аспектов жизни.

Я всегда был нацелен на создание группы единомышленников. Большая же часть посланников, которых я знаю, пытались создавать действенные структуры — пестовать не людей, а организации. Мы ставили перед собой разные цели.

Организационная работа — самое слабое мое место. Я могу только объяснять, что, с моей точки зрения, ведет к Б‑гу, а что уводит от Него, что правильно, с точки зрения еврейского закона, а что нет, преломляя это свое понимание в мельчайших гранях бытия.

Кстати, в итоге мне удалось отыскать в Одессе некоторое количество близких по духу людей и сделать их единомышленниками, но не получилось построить финансово независимую организацию. И это оказалось главной причиной, вынудившей меня покинуть Одессу.

Сегодня, в нашей иерусалимской общине, все организационные, финансовые и логистические вопросы не на мне, слава Б‑гу!

ЯШ → Поговорим, наконец, о тебе. Что заставило нормального одесского мальчика пойти против атеистической реальности и добраться в конце концов до раввинства? Ведь, насколько мне известно, не было у тебя ни соблюдающих родителей, ни религиозных родственников. Харизматичных духовных лидеров, которые могли бы повести за собой молодого парня, среди еврейского населения Одессы тех времен тоже не наблюдалось. Откуда ты такой взялся?

ИГ ← Когда я говорю о своем сегодняшнем понимании мира, я имею в виду мировоззрение, маркированное хасидизмом Хабада. Большую часть своих взглядов, идей, своего подхода я перенял от Любавичского Ребе и его последователей. И мне кажется, это самое живое и наиболее конкурентоспособное из того, что есть сегодня в еврейском мире.

Когда это стало для меня своим?.. Вопрос скорее мистический. Я не могу объяснить, как такие вещи происходят, почему человек слышит зов и пускается в путь. У этого нет рационального объяснения, поскольку процесс не является переходом из одного состояния в другое в какой‑то критической точке, а представляет собой растянутую на годы эволюцию.

Изначальная мотивация, захватившая юного Сашеньку Гиссера по явному недосмотру педагогического коллектива, — было желание реализовать свое еврейство. Его я воспринимал как данность, как объективно существующую реальность. Я был евреем — и это не нуждалось в осмыслении. Осмысления требовало иное: что дальше делать с этой данностью.

Как это еврейство реализуется и какой смысл оно несет — никто вокруг не мог ни объяснить, ни предположить. И тогда я начал искать сам и потихонечку оказался там, где нахожусь сейчас.

Процесс занял годы, и на всем его протяжении я не уставал удивляться и задавать один и тот же вопрос: «Почему у других людей это не так, как у меня?»

За этим вопросом скрывалось большое недоумение. Почему другие евреи не идут тем же самым путем? Ведь они же знают, что они евреи! Как это не влечет за собой никаких последствий? Почему они не спрашивают себя, что они должны со всем этим делать, к чему их это обязывает и обязывает ли вообще?..

То, что люди могут воспринимать свое еврейство не как миссию, а как… породу, поражает меня до сих пор. Моя эволюция была — с моей точки зрения — совершенно естественной. Она могла привести меня в любую часть еврейского мира, но сам факт ее существования был для меня непреложной истиной, отмахнуться от которой или закрыть на нее глаза не представлялось возможным.

Главная мистическая загадка, на которую у меня пока нет ответа: почему эта эволюция, обойдя стороной столько умных, талантливых и порядочных людей, накрыла меня с головой в самом юном возрасте?

ЯШ → Стремление идти своим путем — «один из всех, за всех, против всех» — это свойство характера. Оно с годами не исчезает, а скорее, усиливается. Твой путь — это путь одиночки. Куда же ты поведешь новую общину русскоязычных евреев, которая сейчас возникает в Иерусалиме под твоим духовным руководством?

ИГ ← Никуда. Я не собираюсь никого никуда вести. Я намереваюсь помогать людям искать ответы на свои вопросы. Я даже инспирирую возникновение этих вопросов, но у меня нет задачи собрать людей для решения моих собственных проблем. Я попытаюсь дать людям возможность реализоваться в своем еврействе настолько, насколько у меня хватит сил. Если ты хочешь назвать это путем — пусть это будет путь.

Но это не «путь Гиссера», это путь хасидизма Хабада. Цели намечает Б‑г, транслируют их праведники. Мне повезло, я встретил Ребе и принял его идеи. Они стали мне близки. И я пытаюсь показать красоту этих идей другим людям. Но главное — хочу научить людей задавать самим себе вопросы.

Что же касается новой общины, пока мы занимаемся только просветительскими проектами. Встречи с интересными людьми, которых просто так не увидишь, это лишь начало нашей деятельности. Уже прошли уроки‑беседы с главным раввином России Берлом Лазаром, раввином Михоэлем Корицем, издателем Борухом Гориным, мудрецом Ури Гершовичем, блестящим переводчиком и талантливым исследователем Меиром Левиновым. Впереди помощь в организации семейных торжеств: свадьбы, обрезания, бар мицвы будут проводиться с помощью общины.

Очень важное из того, что мы осваиваем, это молитвенная практика. К сожалению, для большинства ашкеназов — выходцев из бывшего Советского Союза — синагога остается закрытой территорией. Вышло так, что в силу условий абсорбции они оказались поначалу в дешевых районах израильских городов, заселенных в основном выходцами из восточных общин.

Для сефардов бейт‑кнессет — привычная составляющая их жизни, поэтому курдских, марокканских, персидских и прочих бейт‑кнессетов в этих районах хоть отбавляй. Многие «русские» евреи поначалу в них заглядывали — но, увы, первое посещение, как правило, оказывалось последним. В сефардском бейт‑кнессете ничто не походило на старые синагоги их родных городов, ничего не совпадало с искорками детских воспоминаний, чудом отпечатавшихся в памяти. Ни напевных звуков идиша, ни знакомых лиц, ни слова по‑русски. Все было чужое, незнакомое, непонятное, а значит — отталкивающее и потому враждебное.

«Если это иудаизм, — говорили и продолжают говорить себе ашкеназские выходцы из России, — то мы, уж извините, тут ни при чем».

В новой иерусалимской общине русскоязычных евреев будет сделана попытка создать синагогу, в которую люди могли бы приходить не комплексуя, не чувствуя своей ущербности из‑за незнания. Мы хотим, чтобы люди не отказывались от участия в еврейской жизни из‑за того, что им стыдно показать свой уровень подготовки, а вернее — неподготовленности.

Мы хотим создать место, куда любой человек может прийти и без стеснения заявить: я ничего не знаю, подскажите, что делать, может, я попробую… Вдруг что и получится — а может быть и нет. В любом случае — без обязательств.

ЯШ → Когда я был мальчишкой, мои бабушки в разговорах между собой частенько упоминали загадочный нахэс фун киндер (радость от детей). Все у них с этого нахэса начиналось и им заканчивалось. Тогда я лишь посмеивался, но сейчас, почти добравшись до возраста моих бабушек, улыбаться перестал. Скажу больше — мне не до смеха. А смешно ли тебе, раввин Гиссер?

ИГ ← Нахэс фун киндер — удовольствие от своих детей — я получаю постоянно. Для этого мне вполне достаточно просто видеть их мордашки.

Но твои бабушки забыли упомянуть еще одну еврейскую присказку: цаар гидуль боним (трудности выращивания детей). Я убежден, что любой полноценный родитель пытается оградить своих детей от ошибок и глупостей и минимизировать их боль взросления. На это направлена гигантская часть усилий отца и матери. Нахэс — это штука, практически не зависящая от меня, а вот успехи детей, их ошибки, их плата за ошибки составляют существенную долю моих ежедневных забот и тревог.

Будучи уже девять раз дедушкой, я понимаю, что вряд ли смогу защитить и прикрыть от самих себя моих детей и внуков. Но я стремлюсь сделать так, чтобы они не наступали на те грабли, по которым я уже хорошенечко потоптался. Хвастливо могу заявить, что для моих детей я до сих пор являюсь авторитетом. Не безусловным и не безоговорочным… Но они всегда меня выслушивают и стараются понять, что я хочу до них донести.

ЯШ → Представь, что с Небес тебе предоставили возможность произнести несколько фраз, которые услышит каждый человек на Земле. Что бы ты сказал?

ИГ ← Произнесенное старцем Гилелем две тысячи лет назад не утратило своей актуальности: «Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе. Все остальное комментарии. Иди и учись…»

Это кажется простым и несложным, но, если бы люди научились вести себя подобным образом, Мошиах пришел бы немедленно.