В 10 часов утра 12 июля 1939 года Лотар Нелькен прибыл на берлинскую станцию Потсдам. Арестованный и отправленный в Бухенвальд после погрома, известного под названием «Хрустальной ночи», он был частью большой группы евреев, которые намеревались начать своё 36‑часовое путешествие к свободе и безопасности.

Это было путешествие, которое привело их к бельгийской границе, а затем в прибрежный городок Остенде. «В скором времени мы окажемся на прекрасном пароме, — записал Нелькен в своем дневнике. — Пролив красивый и спокойный. В лучах солнца мы наслаждаемся приятной переправой; слишком короткой, всего три часа».

Прибыв в Дувр на юге Англии, мужчины проехали на автобусе небольшое расстояние до ранее заброшенного армейского лагеря времён Первой мировой войны на окраине кентского города Сэндвич. «Нас приветствовали с ликованием», — сообщает в конце дневниковой записи Нелькен.

За предшествующие этим событиям четыре месяца лагерь «Китченер» превратился в маленький городок, в котором жили еврейские беженцы‑мужчины. Многие, как Нелькен, после «Хрустальной ночи» прошли Бухенвальд, Заксенхаузен и Дахау.

Лагерь в Кенте стал очевидным проявлением смягчения жесткого подхода британского правительства к тем, кто спасался от преследований нацистов. В условиях общественного и парламентского негодования после ужасных событий ноября 1938 года и под сильным давлением со стороны Центрального британского фонда помощи немецким евреям (ныне Всемирная еврейская организация помощи) министерство внутренних дел согласилось принять тысячи еврейских беженцев, хотя и на жестких условиях. Кроме того, 10000 еврейских детей, без сопровождения взрослых, привезли в Великобританию в рамках «Киндертранспорта».

История спасения в лагере «Китченер» не известна широко. В лондонской библиотеке Винера — крупнейшем собрании материалов о Холокосте — открылась посвящённая этому лагерю выставка. Согласно материалам выставки, можно сказать уверенно: «Китченер» спас жизни почти 4000 немецких и австрийских евреев.

Неподготовленные жилые помещения

Несмотря на то, что осталось совсем немного официальных документов, подтверждающих спасение, онлайн‑проект «Китченер» работал с потомками побывавших там людей, чтобы собрать воедино свидетельства об этой истории, опираясь на письма, документы и фотографии. Выставка, которая сейчас проводится библиотекой Винера, будет доступна для посещения после снятия ограничений на передвижения в Великобритании. Эта выставка — рассказ о надежде, стойкости и трагедии в равной степени.

Само спасение было колоссальным логистическим мероприятием. Центральный британский фонд помощи немецким евреям согласился организовать транспорт и размещение беженцев и — поскольку мужчинам не разрешат работать — предоставить им финансовую поддержку, пока они находятся в Великобритании. Министерство внутренних дел требовало, чтобы мужчины покинули Великобританию и эмигрировали в течение 12 месяцев.

Но так или иначе, уже через шесть недель после того, как министерство внутренних дел дало зеленый свет, лагерь «Китченер» заработал.

«Из хаоса старых котлов и мусорных свалок постепенно возникло чувство упорядоченности», — сообщала позже лагерная газета. Было 42 жилых барака, каждый из которых разделен на две части, с двухъярусными кроватями для сна; бараки для питания, обучения и отдыха; магазины, почта, кинотеатр, две синагоги и больница; а также стоматологи, парикмахеры и портные.

«Бригада еврейских парней» — молодежная организация, управляющая летними лагерями, — вызвалась взять на себя ответственность за материально‑техническое обеспечение лагеря. Она также предоставила некоторых ключевых сотрудников, в том числе двух братьев‑евреев — Иону и Финеаса Мэй, которые руководили лагерем. Дневник Финеаса Мэя, а также газета, которую он помог подготовить, The Kitchener Camp Review, дают бесценные сведения о жизни в лагере.

«Это был день встреч, — писал Финеас Мэй в дневнике 6 марта 1939 года. — Не успевал я обсудить с кем‑то одну проблему, как меня уже ждал кто‑либо другой. Одна из самых сложных задач — обеспечить бесперебойную работу нашего нового почтового отделения, это заняло много времени. Возникает также вопрос об организации расписания дежурств и системе уроков английского языка».

С самого начала беженцы играли важнейшую роль в восстановлении и перестройке лагеря. Многие из них проходили обучение в еврейских школах, таких как ОРТ, в Германии и имели опыт работы в столярном деле, сантехнике, кирпичной кладке. Другие были отправлены на работу в поле или на кухню. Ежедневные уроки английского были обязательными.

Это выглядело и как необходимость, и как осознанный выбор: «помогать людям помогать себе», как выразился Эрнест Джозеф, член «Бригады еврейских парней», который помогал организовать спасение. Работа в лагере предусматривала подготовку, призванную помочь мужчинам‑евреям эмигрировать, что не просто соответствовало требованиям министерства внутренних дел, но и открывало столь необходимое место в новой жизни для многочисленных новых беженцев.

Учитывая травмы, через которые прошли эти мужчины, в том числе разлуку с семьями, считалось, что режим ежедневной работы отвлекает внимание, повышает моральный дух и способствует психическому благополучию.

Не все из беженцев были согласны с этим: некоторые позже жаловались, что физический труд в «Китченере» усугублял травмы и болезни, полученные в концентрационных лагерях, откуда они лишь недавно были освобождены.

Другие, впрочем, получали удовольствие от работы, такой как ремонт новых бараков, рассматривая ее не только как форму «побега», но и как свой вклад в спасение людей, которые в то же самое время отчаянно пытались покинуть Рейх. Некоторые просто трезво оценивали, что шесть пенсов в неделю, которые они получали за работу, позволяли им покупать «чай и пышки».

«То, как осмыслялось спасение среди этих тысяч мужчин, похоже, различалось в зависимости от жизненного опыта, черт характера, состояния здоровья, возраста, дружеских связей и от того, были ли члены их семей в континентальной Европе в безопасности, — сообщает нам текст, сопровождающий онлайн‑выставку. — «Китченер» был далек от роскоши, и здесь не должно было быть ни минуты покоя или уединения. Но это должно было стать лишь кратковременной остановкой: безопасное место до тех пор, пока люди не смогут эмигрировать дальше».

Языковые различия также вызывали случайные, непреднамеренные недоразумения. «Всем мужчинам был выдан значок с указанием номера их барака, — писал Финеас Мэй 29 мая 1939 года. — KC расшифровывается как Kitchener Camp (лагерь «Китченер»), но мы не знали, что в немецком языке K — первая буква слова «концентрационный» и, следовательно, это в равной степени означает «концлагерь»».

Брат Финеаса, Иона, сказал людям, что если кто‑то возражает против ношения значка, он может не делать этого. «Было много смеха», — пишет Финеас.

Работа отнимала далеко не все время обитателей лагеря. Оскар Дойч, основатель сети кинотеатров Odeon, подарил лагерю кинотеатр на 400 мест. Здесь также устраивались соревнования по шахматам, фотографии и легкой атлетике и даже разыгрывался приз за «самый ухоженный барак»: в качестве приза было чаепитие в Рэмсгейте.

Мужчины не были ограничены «Китченером» — хотя они не могли жить и работать за его пределами и должны были возвращаться в лагерь к 10 часам вечера, — они, однако, свободны были бродить по прекрасному побережью и купаться. Некоторые посещали магазины и пабы в Сэндвиче, население которого составляло 3500 человек, и участвовали в футбольных матчах против местных команд. В нарушение правил некоторые из беженцев даже находили работу на местных фермах.

В лагере бывали посетители, включая местных жителей, политиков и высокопоставленных лиц, таких как Космо Ланг, архиепископ Кентерберийский. Беженцы, которые выступали в качестве гидов, часто получали советы от тех, кому показывали лагерь. «Англичане были к нам добры и дружелюбны», — вспоминал впоследствии беженец Герберт Вайс.

Посетителей привлекала, между прочим, и развлекательная программа, в том числе концерты — от классической музыки до мюзик‑холла, которые давались беженцами, ведь среди них были музыканты, игравшие в Венском и Берлинском филармонических оркестрах.

Финеас Мэй отметил один концерт в июне 1939 года: «Провел утро, имея дело со 100 вопросами и темпераментными артистами, которые собирались выступить на концерте классической музыки. Было около 800 посетителей, и мы заработали 5 фунтов стерлингов от продажи программ. Музыка была очень хороша — хотя и несколько выше уровня аудитории, — но нас поздравляли с нашими усилиями по улучшению музыкальных вкусов района».

Наступление мировой войны в сентябре 1939 года принесло новые беспокойства беженцам «Китченера». Эта дата уничтожила надежды и ожидания тех, чьи жены и дети оставались в Германии, что их семьи вскоре смогут последовать за ними в Великобританию. Но это вызвало подозрения и новые ограничения и для самих беженцев.

Правительство приступило к опросу и классификации тысяч граждан Германии, проживавших в Великобритании. Крошечное меньшинство, обозначенное как «категория А» — «враждебные пришельцы» на бюрократическом языке, — было интернировано; «категории B», дела которой сложнее было оценить, разрешили оставаться на свободе, но подвергали определенному контролю; и подавляющее большинство, «категория С», или «дружественные пришельцы», могли продолжать жить так, как раньше. Как и большинство немецких евреев в Британии, почти все, кто был в «Китченере», были обозначены как «категория C», и на их удостоверениях личности было написано: «Беженец от нацистского гнета».

Некоторые из мужчин, как того требовало министерство внутренних дел, уже эмигрировали в связи с началом войны, но многие все еще ожидали отъезда. Несмотря на опасность для судоходства от вражеских атак, они продолжали отплывать в США, Канаду, Латинскую Америку и Австралию в течение всего 1940 года.

Как утверждает Клэр Унгерсон, автор книги «Четыре тысячи жизней: спасение немецких евреев в Британии», многие из беженцев стремились помочь военным усилиям союзников. Около 900 человек из «Китченера» вступили во Вспомогательный военный пионерский корпус — подразделение для проведения работ и материально‑технического обеспечения британской армии — и были отправлены во Францию в составе британских экспедиционных сил в начале 1940 года.

«Они были доставлены обратно на невооруженных лодках из Сен‑Мало, примерно через три недели после главного отступления из Дюнкерка, — пишет Унгерсон. — Многие говорили, что им приходилось сдать оружие, чтобы им разрешили сесть на «маленькие лодки» для отправки обратно в Великобританию».

Суровая реальность

Дюнкерк и страх неминуемого немецкого вторжения привели к ожесточению общественного мнения, боязни шпионов и диверсантов и вдохновленной прессой кампании массового интернирования. Была создана «охраняемая территория» на восточном побережье Англии, в которой гражданам враждебных стран жить было запрещено. Даже члены вспомогательного корпуса по возвращении из Франции были отправлены в Девон на крайнем юго‑западе страны.

Лагерь «Китченер» был закрыт, а те, кто все еще жил там, находились под вооруженной охраной. Те, кто не вступил в армию, оказались пойманы в процессе массовых интернирований по приказу правительства и помещены в лагеря временного содержания, созданные по всей стране. Наиболее известные из них находились на острове Мэн.

В июле 1940 года около 250 человек из «Китченера» сели на корабль королевских ВМС Dunera накануне его печально известного похода в Австралию, когда правительство начало депортировать беженцев в союзные страны. Условия на переполненном судне были ужасными, а злоупотребления и кражи со стороны охранников — широко распространены. Наряду с большим количеством еврейских беженцев, Dunera везла немецких и итальянских военнопленных и фашистов.

Спустя несколько недель общественное мнение вновь изменилось, на этот раз в пользу беженцев: медленный бюрократический процесс их освобождения начался в августе 1940 года.

Многие беженцы из «Китченера» пережили новые травмы, отчаянно опасаясь за судьбу семей, оставшихся в Германии. Услуга обмена сообщениями, предоставляемая Международным Красным Крестом, позволяла поддерживать связь, по крайней мере, какое‑то время. Содержание коротких сообщений — некоторые из них можно прочесть в архивах Библиотеки Винера — выглядит душераздирающим.

Например, в июле 1940 года беженец из лагеря «Китченер» Гарольд Джексон (ранее Ганс Герман Джозефи) получил письмо от своих родителей, Рихарда и Эльзе, которые, в отличие от сына, не смогли бежать из Берлина в 1939 году. «Молодец! — писали они ему. — Надеемся, ты здоров и работаешь. Ответь немедленно. Мы здоровы, и все еще здесь. Самые теплые приветствия от всех, нежно целуем. Папа Рихард и Эльзе».

Джексон никогда больше не видел своих родителей, позже убитых в Риге.

Гуго Хейльбрунн был арестован в ноябре 1938 года и заключен в тюрьму в Бухенвальде до апреля 1939 года. Он также был спасен в «Китченере». Его план состоял в том, чтобы из Великобритании плыть в Нью‑Йорк, и его жена Сельма должна была последовать за ним. Вместо этого, оказавшись в ловушке внутри Германии, когда объявили войну, Сельма в 1941 году была депортирована в Лодзинское гетто и убита в Хелмно в 1942 году вместе с матерью и братом.

Некоторым повезло больше. Вальтер Финклер и его жена Ханси были австрийскими евреями. После аншлюса некая английская семья финансировала поездку их восьмилетней дочери Эвелин в Великобританию. Вальтер покинул Австрию в качестве беженца— «китченеровца» в марте 1939 года, и в том же месяце Ханси была выдана виза «для домашней прислуги» (схема, в конечном счете позволившая бежать в Великобританию 15000 евреек).

Евреи, спасенные из Германии и Австрии, с лихвой вернули долг тем странам, которые их спасли.

Эрих Зильберманн прибыл в лагерь «Китченер» в качестве беженца 6 июня 1939 года. В 1940 году он эмигрировал в США и служил в армии, в десантном саперном подразделении. Спустя пять лет после того, как он ступил в Дувр, его часть высадилась в Юта Бич в Нормандии в «день Д». Он продолжал сражаться во Франции и Германии, вплоть до поражения нацистов 11 месяцев спустя.

Оригинальная публикация: How UK’s ‘Kitchener Camp’ rescue saved 4,000 Jewish men after Kristallnacht