Многие современные зрители удивлялись, как профессионально сделаны эти пропагандистские фильмы — и с технической, и с эстетической точки зрения. Нацистский режим предоставлял своим кинодеятелям материальную базу и бюджеты, о каких современным немецким режиссерам «остается только мечтать». Великолепное качество нацистских фильмов вызвало у ряда зрителей опасения, что, если они станут общедоступными, это будет иметь опасные последствия.

Из числа художников, вынесенных в Голливуд большой волной беженцев от нацизма в 1930-х, Билли Уайлдер не только удачливее всех вписался в Голливуд, но и способствовал его развитию. Фильмы этого режиссера и сценариста — «Двойная страховка», «Бульвар Сансет» и «Некоторые любят погорячее», чтобы не длить список, — стали каноническими, на сцены из них постоянно ссылаются, их регулярно копируют его последователи.

Когда без малого век спустя смотришь «Город без евреев» (Die Stadt ohne Juden, 1924), поневоле вздрагиваешь от неожиданности, прочитав название, и неминуемо холодеешь при мысли о том, что фильм предвосхитил будущее. Сцены изгнания евреев — толпы оборванных беженцев, с трудом волокущих имущество, которых заталкивают в поезда для отправки на восток, — выглядят словно кадры еще не снятой кинохроники. Фильм немой, но кажется, будто слышно, как охрана рявкает: «Raus!»

Для съемок этой разорительно дорогой, смехотворно вычурной и совершенно безумной военной киноэпопеи Геббельса, увековечившей победу немецких войск над Наполеоном, понадобились 6 тыс. исторических костюмов, 2 тыс. лошадей и 100 тыс. расквартированных в тылу солдат (для массовых сцен) — и это в то время, когда рейх со всех сторон осаждали противники: умопомрачительное доказательство преданности нацистов царству кинематографических грез.

«В этом фильме я сделал смешными нацистов и их нелепую идеологию» , — так отвечал Любич критикам, которые сочли его легкость и блестящее остроумие признаками дурного вкуса. Вероятно, «Быть или не быть» не оставит в культурной памяти такой же яркий отпечаток, как «Касабланка», его не будут так же цитировать, но его основной посыл — противостояние нацизму и дух сопротивления — столь же силен. А еще он намного смешнее «Касабланки» — а смех, как говорил Феликс Брессарт (от лица режиссера), это вам не кот начихал.

Пожалуй, самое дальновидное, если не сказать пророческое, наблюдение принадлежит Эйлин Крилман из нью‑йоркской газеты Sun. «Трагедия полуеврейской семьи, попавшей в западню нацистских репрессий, ненависти и смуты, показана прекрасно», однако она отмечала: «...когда отзвуки войны, страданий и смерти доносятся до нас из каждой газетной статьи и радиопередачи, [кажется], нет необходимости в развлекательных художественных фильмах на эту тему. Через пять–десять лет зрителям, вероятно, будет легче смотреть “Смертельный шторм”». И да, и нет.

Фильм «Никто не избежит» оказался слишком суровым и мрачным даже для зрителей военного времени, и без того перегруженных суровыми и мрачными кадрами кинохроник. И даже радость от скорой победы, в неизбежности которой уверяли создатели фильма, тускнела после длинного перечня нацистских ужасов и осознания того, что когда‑нибудь придется разбираться с военными преступниками.