Не единственный горенштейновский сценарий, переделанный автором в самодостаточную прозу, этот текст буквально просится воплотиться визуально: автор написал яркие, едва ли не осязаемые зрительные образы. И тем не менее не оставляет чувство, что при разговоре о Шагале — художнике, для Горенштейна очень значимом, — в формате сценария писателю тесно. Он укладывается в формат, но тесно. Он больше этого формата.