Стоя у Стены плача, Милей, казалось, прочувствовал саму еврейскую историю, ощутил, как боль текущего момента сливается с плачем из далекого прошлого. Если Милей преуспеет в своей борьбе против социализма в Южной Америке, он станет экономическим и политическим лидером тэтчеристского масштаба. Но он уже заслужил место в памяти вечного народа, когда коснулся освященных слезами камней, где смешались слезы прошлого и настоящего.

Родные и друзья уже произносили надгробные речи, как вдруг «в зал, рыдая, вошел дряхлый старик. Он поцеловал покойному Мейеру Бёрнбауму ноги, затем вскричал: “Вот те самые тфилин”»... Когда Элияу Германа отправили в Маутхаузен, он взял с собой тфилин. В конце войны Германа погнали маршем смерти в другой лагерь. Он и несколько узников сбежали и для маскировки переоделись в эсэсовскую форму убитых нацистов. Внезапно им повстречался джип, в нем ехали американские солдаты, которые приняли их за врагов...

Нет другой фразы, обладающей такой силой, и именно с нее начинают мудрецы Талмуда. Вот почему эта фраза занимает главное место в каждом утреннем и вечернем богослужении, эту фразу произносили на смертном одре мученики во все века, с радостью и благодарностью повторяют ее дети, отходя ко сну. Эту фразу произносят люди, готовясь распрощаться с этим миром и освящая имя Г‑сподне во веки веков.

С появлением вакцины современный Израиль повел себя по образцу своего предка Израиля. Когда израильские старики наводнили центры вакцинации, один из них, Амнон Франк, сказал израильским СМИ, что его сюда привело. «Внук, которого не обнимают, — это полвнука. Мы не обнимали их с марта». Это лаконичное замечание охватывает весь смысл слова «лехаим»: жизнь становится жизнью, только если разделить ее с кем‑то.

Персия времен Эстер была Германией своей эпохи, средоточием цивилизации, которая внезапно наделила властью маньяка, замышлявшего геноцид. Никто не понимал этого лучше, чем рабби Йосеф Соловейчик: он учился в Берлине в пору его интеллектуального расцвета, но бежал от ада, в то время только надвигавшегося. Эстер, написал он, — это «книга об уязвимости человека вообще и об уязвимости еврея в особенности».

В реальном мире есть племя, представляющее собой поразительно точный прообраз гномов Толкина; есть только один народ, который сохранил сильнейшую связь с давным‑давно потерянной родиной, хотя на протяжении своей истории смешался с другими народами, королями, королевами, простыми людьми, и этот народ — евреи.

Вейцман, уже в ранге президента Израиля, вновь приехал в Вашингтон и подарил Трумэну небольшой свиток Торы. Трумэн принял его и сказал: «Спасибо, мне всегда хотелось иметь такой». Уходя с поста президента, Трумэн выступил в Нью‑Йорке перед еврейской аудиторией, и Эдди Джейкобсон представил его как человека, который помог появлению на свет Государства Израиль. «Что ты называешь “помог”? — перебил его Трумэн. — Я Кир! Я Кир!»

Отмечая Пурим, праздник книги Эстер, нам нужно думать о Шейлоке. Каким бы веселым ни был Пурим, он все же смертельно серьезен. Он напоминает нам, что Аман существует в каждом поколении и что нам, евреям, нельзя даже осмелиться забыть о своей идентичности. Как ни странно, именно в Венеции шекспировской эпохи история фиксирует первые случаи, когда евреи стали наряжаться в костюмы в честь Пурима.

Первое радиообращение Черчилля в ранге премьер‑министра к британскому народу получило название «Опояшьтесь и будьте мужественны». Тем же вечером Энтони Иден сказал Черчиллю: «Вы еще никогда не делали ничего столь же хорошего или столь же значительного. Я благодарю вас и благодарю Бога за вас». Библейская цитата имела оглушительный успех, она укрепила дух британцев и захватила их воображение. Но где же в Библии находится стих, которым завершил свою речь Черчилль и в честь которого она получила название?

Я вспомнил слова Бегина о Стене Плача тех времен, когда англичане запрещали евреям трубить там в шофар в Йом Кипур. Камни стен брестской синагоги тоже шепчут о бесчисленных евреях, когда‑то молившихся здесь, в том числе о будущем премьер‑министре Израиля, которому не суждено было вернуться сюда, но который всегда будет носить в сердце Бриск и его синагогу.