Невзирая на то, что после разрушения Второго храма больше не было ни Святилища, ни священнослужителей, совершавших соответствующие обряды, евреи нашли им замену, которая несет ту же функцию. Вклад Торат коаним в иудаизм — это, так сказать, «хореографическая» слаженность священности и уважения к авторитетам, помогающая евреям идти и «танцевать» вместе, в качестве народа.

Строительство Святилища имело основополагающую роль, так как предоставило сынам Израиля возможность что‑то дать Б‑гу в знак благодарности. Дарение представляет собой неотъемлемый элемент человеческого достоинства; это вытекает из предписания, согласно которому даже бедняк, полностью зависящий от благотворительности, обязан жертвовать на благотворительность. Оказаться в положении, когда ты можешь только получать помощь, но не можешь ничего дать, — значит лишиться человеческого достоинства.

Лучшее лекарство от антисемитизма — устроить так, чтобы люди почувствовали, каково приходится евреям. Лучшее лекарство от неприязни к переселенцам — помнить, что в глазах кого‑то мы тоже переселенцы. Воспоминания и умение поменяться ролью с другим — самые мощные инструменты в нашем распоряжении для исцеления от тьмы, порой заволакивающей людские души.

Спустя тридцать три столетия после того, как были дарованы впервые, Десять заповедей остаются самым простым и самым кратким руководством по созданию и сохранению идеального общества. Было перепробовано много альтернатив, и в большинстве случаев пробные попытки кончались слезами. По‑прежнему верен мудрый афоризм: «Когда все прочие способы не дали результата, прочтите инструкцию».

Иудаизм проводит четкое различие между древним врагом, которого больше не существует, и злом, которое воплощал в себе этот враг, — злом, которое в любое время в любом месте может разбушеваться снова. Зло никогда не умирает и, как и свобода, требует неусыпной бдительности. Нам заповедано помнить не ради прошлого, а ради будущего, и не ради мести, а ради ее противоположности: ради мира, свободного от мести и других форм насилия.

Еврейская история — в своем роде наиболее древняя из всех, но она вечно молода, и каждый из нас — ее участник. Она сообщает нам, кто мы и кем нам следует быть согласно надеждам наших предков. Рассказывание историй — могучий инструмент нравственного воспитания. Именно в Торе содержится откровение: народ, который рассказывает своим детям историю о свободе и связанных с ней обязанностях, останется свободным, покуда человечество живет, дышит и надеется.

Свобода в глубочайшем смысле, свобода делать то, что справедливо и угодно Г‑споду, не дается сама собой. Мы обретаем или теряем ее постепенно. Тираны в конечном счете сами навлекают на себя крах, тогда как люди, обладающие силой воли, мужеством и готовностью не соглашаться с единодушным мнением, обретают колоссальную свободу. Это и есть иудаизм: приглашение обрести свободу, сопротивляясь идолам и заманчивому зову сирен текущей эпохи.

Примета тех, кто совершает подлинный нравственный подвиг, часто именно такова: они сами не считают себя героями, совершившими нравственный подвиг. Они совершают свои поступки потому, что «так и должно поступать человеку». По‑видимому, слова «боялись Б‑га» означают здесь именно это. В Торе такими словами характеризуют тех, кто наделен нравственным чувством.

Люди обречены конфликтовать все то время, пока каждая из соперничающих групп утверждает, что обладает монополией на истину. Единственный способ научиться жить в мире — осознать, что, как и все люди, будучи смертными, они никогда не обретут в этой жизни ту истину, каковая есть на небесах. Для нас истина — всегда нечто неполное, обрывочное, взгляд с той или иной стороны, «откуда‑то», в противоположность тому, что философы иногда называют «взглядом из ниоткуда».

Иудаизм — главным образом этика вины, и это противопоставляет его большинству других систем мировоззрения, поскольку те представляют собой этику позора. Одно из коренных отличий: позор «прилипает» к человеку, а вина — к поступку. В культурах позора человек, совершивший что‑то дурное, как бы запятнан, отмечен клеймом, покрыт скверной. В культурах вины дурным считается не человек, а его поступок, не грешник, а грех. Человек сохраняет свою сущностную ценность. А вот поступок надо каким‑то образом исправить. Поэтому в культурах вины есть процессы покаяния, искупления вины и прощения.

Будешь судить по внешности — проглядишь глубинную правду о ситуациях и людях. Проглядишь даже Самого Б‑га, ибо Б‑га нельзя видеть, а можно только слышать. Вот почему в иудаизме первоочередное требование — «Шма, Исраэль» («Слушай, Израиль»), вот почему мы, произнося первую строку молитвы «Шма», прикрываем глаза рукой, чтобы не видеть.

Есть старинный еврейский обычай: в шабат и праздники накрывать халу или мацу, когда держишь бокал с вином, над которым совершается кидуш. Так делают, чтобы не опозорить халу, когда ею якобы пренебрегают, отдавая предпочтение вину. Увы, некоторые религиозные евреи готовы сильно утруждаться, чтобы не опозорить неодушевленный предмет — хлеб, но без малейших угрызений совести стыдят и позорят своих собратьев‑евреев, если считают их менее религиозными по сравнению с собой.