Далекому от еврейской жизни Мубараку из общих соображений понятно, что евреи на Новый год едят что‑нибудь особенное, выделяющее этот день из других, символически значимое, украшающее праздник со стороны материально‑телесной. Вот ему и любопытно, что именно: как это у них, у евреев, устроено. Шамир — он же не на сталинском Арбате, в местечке вырос, практически всю жизнь прожил в плотной еврейской среде, сам себя аттестует как человека традиционного, и вот на тебе!

В августе 1941 года епископы Каунаса высказались против создания гетто и, шире, преследования евреев как лояльных литовских граждан, что говорило об их добрых намерениях и фатальном непонимании происходящих событий. Нацистскую политику геноцида они интерпретировали как эксцессы: ужасная правда поначалу просто не вмещалась в их сознание

Откуда Гораций в жизни этого бывшего ученика хедера, дантиста и солдата. Ларчик открывается просто: после выхода в отставку Трумпельдор учился на юридическом факультете императорского Санкт‑Петербургского университета, где в него щедро вливали латынь, в том числе, предположительно, и горациеву. Отсюда следует, что Трумпельдор вполне мог сказать прославившую его фразу. Однако отсюда не следует, что он ее сказал...

«Я получил еврейское образование, которое в мое время и в том месте, где я жил (в Нью‑Йорке в начале двадцатых годов), считалось несколько лучше среднего. Я мог довольно бегло читать и переводить повествовательные отрывки из Танаха. Я умел быстро читать молитвы. Моя бар мицва была роскошным празднеством, в котором я удачно сыграл предназначенную мне главную роль. Я считал, что мое религиозное воспитание окончено»

Он воплощал дух нерегламентированной культуры. Императивом времени в рамках отдельно взятых интеллигентских компаний была борьба... Едва ли не каждый «из наших» имел на себе психологический оттиск великой борьбы. Но не Мика: он как‑то умудрялся ни с кем и ни с чем не бороться. В известном смысле он жил так, как будто никакой советской власти не существует, хотя она ему определенно досаждала. Он явочным путем осуществил интеллектуальную и культурную свободу

В еврейской исторической памяти Адриан остался как законченный, архетипический злодей, вроде Фараона и Амана. Адриан, поставивший своей целью искоренение иудаизма (он запретил обрезание и изучение Торы), украсил свое правление многочисленными казнями еврейских мудрецов и не только мудрецов: в результате подавления восстания Бар‑Кохбы (132–136 годы н. э.) была истреблена значительная часть еврейского населения Иудеи

Когда по всей стране как грибы после дождя росли подпольные кружки изучения иврита, Кремль в борьбе с сионизмом решил реанимировать ситуацию времен ГОСЕТа с его идишем. Затея, обреченная на провал: среда, на которую это было рассчитано, уже не существовала. Но публики на один экзотический театр хватало.

Иегошуа — левый, я бы сказал даже, если учесть, что он голосовал за «Мерец», крайне левый, что не мешает ему дружески шаржировать в романе левую риторику. Иегошуа — хилони, но с какой теплотой и пониманием пишет о религиозной семье — соседях убитой женщины. Да и роман его можно интерпретировать в терминах каббалы — как собирание искр.

Песня была создана во время Шестидневной войны и посвящена взятию израильскими войсками Шарм‑эль‑Шейха. Интересно, что эта военная песня начисто лишена ненависти к врагу, благородной ярости, упоения в бою, гордости победителей, за ценой не постоим. «Шарм‑эль‑Шейх» — ликующая песнь возвращения. И хотя нигде прямо не сказано, но очевидным образом предполагается, что теперь‑то уж, в отличие от 1956‑го, вернулись навсегда. История распорядилась по‑другому.

Бегемоты в советские времена заботливо оберегали евреев от партийно‑государственной и дипломатической карьеры, от карьеры в армии и спецслужбах, от участия в создании средств массового поражения и массового оболванивания, не пущали, за что честь им и хвала, на совет нечестивых. Одним словом, оберегали от мерзости.

Карнавальный, абсурдистский фильм, торжество гротеска и черного юмора. Ярмарочная игра с культурными стереотипами. В сущности, это визуализированная психодрама ассимилированного американского еврея, отправившегося во внутреннее путешествие к своим еврейским корням: finding roots, и что из этого вышло.

«Один хасид пятого Любавичского Ребе Шолома Дова-Бера открыл фабрику по производству галош. Вскоре все его помыслы были заняты лишь производством и продажей галош, благо дело процветало. Тогда Ребе сказал новоявленному фабриканту: "Обычно в галоши принято засовывать ноги. Но сунуть в галоши голову?"»