Отличительной чертой этого места было отсутствие какой бы то ни было надежды, полное и всецелое. Даже надежды на смерть — смерти еще нужно было угодить, чтобы она освободила от такой жизни. Или, если хотите, нужна была удача, чтобы в смерть наконец угодить... Здесь Леви просыпался год с лишним, сам не понимая зачем. Позднее выяснилось — чтобы передать это любому, кто захочет узнать. И если не захочет, все равно — передать.

Война осталась с ними навсегда. В интервью 1997 года Фрида рассказывала: «Вчера ночью я не могла заснуть. Мне было так больно, и Зелиг тоже не мог заснуть... Ты не можешь позабыть то, как убивают твоих родителей, убивают невинного брата, большую семью, теток. Это всегда в твоей голове, постоянно». Она говорила, что ей часто снилась мать, как она наставляла ее покупать свечи на шабат…

После вторжения Германии «мы боялись, что больше никогда о них не услышим, — рассказывает Бетти Вагнер в интервью 2008 года. — Мы не знали, что происходит. Ведь падали бомбы. Мы не знали, достаточно ли у них еды. Но мы всегда думали о них. Никогда не забывали. Они были очень важны для нас».

Миранда исчез в концентрационном лагере Амерсфорт в 1942 году. Местный раввин был убит в Собиборе. Семья Вердонер продержалась до 1943 года, но Самуэль умер в Аушвице в 1944 году. К тому времени, по словам Шравендела, евреи уже исчезли из Бетондорпа. Их дома были разграблены, деревья вырублены и сожжены в качестве топлива. 

В лагере Печора, на воротах которого висела деревянная табличка с надписью «Лагерь смерти», голод был таким, что сообщалось о случаях каннибализма. Будучи подростком, Мотл Браверман прятался от охранников и совершал опасные путешествия при минусовой температуре, чтобы вернуться с небольшим количеством еды и сохранить жизнь членам своей семьи. Позже он и другим помогал бежать из лагеря в более безопасные гетто.

Из примерно 230 тыс детей, — большинство из них были евреями, — прибывших в Аушвиц с момента его открытия в 1940 году, выжило всего несколько сотен, в том числе 60 новорожденных. В 1971 году были живы лишь 80 из них. Мейер узнал эти цифры от Тадеуша Шиманского, поляка, бывшего заключенного, его гида во время визита в 1971 году. Шиманский, умерший в 2002 году, призвал Мейера разыскать «детей Аушвица».

Бывшая жена Б. рассказывает своему новому мужу, умнице и интеллигенту, как Б., когда она захотела от него ребенка, не мог ей этого простить. «Почему?» – спрашивает муж. «Из-за Освенцима». Освенцим, пытается она объяснить, своего рода пароль. Он открывает дорогу другим ужасным словам. Освенцим. Убили. Погиб. Пропал. Выжил.

Коллеги Хельми знали, что он продолжал лечить пациентов‑евреев — даже ездил к ним домой в рабочее время. Спасенный от увольнения на том основании, что он, как мусульманин, встанет на сторону нацистов против евреев, Хельми «сорвал их план». Он стал использовать профессиональные привилегии, которые даровал ему режим, чтобы помогать его злейшим врагам.

Картина Ловиса Коринта «Жительница Тироля с кошкой» была лишь одним произведением искусства в большой коллекции современных мастеров, принадлежавшей предпринимателю Фрицу Гольдшмидту и его жене Тее. Коллекция была изъята нацистами накануне депортации супругов в Терезиенштадт. Впоследствии они погибли в Аушвице. Потерянная на десятилетия картина вдруг появилась в австрийском аукционном доме 13 лет назад и была продана за 60 тыс. евро. Венский аукционный дом отказывается раскрыть имя покупателя. Однако в 2020 году семье наследников Гольдшмидта предложили выкупить картину за 50 тыс. евро...