«Советского человечка» защитили от семьи Рауля Валленберга
Вчера Мосгорсуд признал законным отказ ФСБ выдать документы из дела шведского дипломата Рауля Валленберга, пропавшего в советской тюрьме. Запрос подала племянница дипломата Мари Дюпюи, которая надеялась найти в архивах информацию о других заключенных, которые содержались вместе с Раулем Валленбергом и могли знать подробности его гибели. Однако ФСБ заявила, что раскрытие информации об арестованных «маленьких советских человечках» может повлечь неприятности для их наследников — например, испортить отношения с соседями. Сам иск госпожи Дюпюи в ведомстве посчитали «попыткой» выставить ФСБ «наследниками репрессивного аппарата».
Мари Дюпюи, дочь брата шведского дипломата Ги фон Дарделя, обратилась в ФСБ в марте 2017 года. Она попросила предоставить полные копии страниц журнала вызовов на допросы заключенных Лефортовской и Лубянской тюрем в 1945–1947 годах, а также другие документы, где упоминается «заключенный номер семь» (предположительно, так был записан шведский дипломат). Ранее исследователи получили цензурированные версии документов — без упоминаний фамилий других заключенных и сотрудников тюрьмы. Госпожа Дюпюи считает, что информация о сокамерниках дяди даст новые зацепки по его делу. Интересы заявительницы в России представляет правозащитная группа «Команда 29».
ФСБ отказалась предоставить госпоже Дюпюи информацию о других заключенных. Она обратилась в Мещанский суд, который встал на сторону спецслужбы. Апелляцию вчера разбирал Мосгорсуд. «Перед нами простой с правовой точки зрения спор»,— заявила суду юрист «Команды 29» Дарьяна Грязнова. Она напомнила, что госпожа Дюпюи обратилась за документами, опираясь на закон о доступе граждан к информации о деятельности государственных органов. Однако Мещанский суд посчитал, что запрос касается «сведений личного характера третьих лиц». Госпожа Грязнова особо отметила, что в законодательстве нет такой формулировки. Тем не менее суд решил руководствоваться законом «Об архивном деле в РФ», по которому разглашение документов, содержащих тайну личной и частной жизни, возможно лишь через 75 лет (в данном случае в 2020–2022 годах).
«Согласно позиции Конституционного суда, частная жизнь — это область жизнедеятельности человека, которая касается только его и не подлежит контролю со стороны общества и государства,— сказала госпожа Грязнова.— Очевидно, что эта формулировка не относится к информации о заключенных Лефортовской и Лубянской тюрем».
Однако представитель ФСБ заявил, что закон о доступе граждан к информации о деятельности госорганов здесь применить нельзя: речь идет о документах сталинского времени, а «ФСБ не является правопреемником МГБ». «А следственные действия с Раулем Валленбергом проводились главным управлением контрразведки Смерш Наркомата обороны СССР,— заявил он.— Не мы вели эти книги, не мы содержали людей, арестованных без суда и следствия». Он подчеркнул, что рассматривает иск наследницы Рауля Валленберга «как попытку провести мостик, что ФСБ — наследник репрессивного аппарата».
Представителя спецслужб возмутило, что правозащитники не считают тайной частной жизни информацию об аресте. «Медицинскую тайну государство должно защищать, а информация о том, что чей-то родственник по правилам 1945–1947 годов был арестован и находился в Лубянской тюрьме, не является тайной того гражданина? — задавался вопросом представитель ФСБ.— Получается, что имена людей, которые находятся в этих списках, можно публиковать? Только потому, что истец является родственником известного человека? А маленький человечек, советский гражданин, которого в МГБ посчитали нужным арестовать и отправить в места отбывания наказания, а в дальнейшем, может быть, и реабилитировали,— это не является личной тайной?» Он предположил, что рассекречивание подобных сведений может доставить неприятности потомкам репрессированных: «Сосед будет думать: “О-о-о-о, раз МГБ его посадило, значит, что-то где-то было!”» В итоге суд встал на сторону ФСБ.
«Они не считают себя правопреемниками тех, кто репрессировал, но почему-то на календарях, посвященных столетию ФСБ, указаны и МГБ, и НКВД, и другие аббревиатуры,— иронизировал после суда руководитель “Команды 29” Иван Павлов.— Ну а мы считаем, что сведения об арестантах, о следователях, о конвое не являются личной и семейной тайной». Юрист заявил, что подаст кассационную жалобу, «а потом открывается дорога в ЕСПЧ».
Александр Черных