Зрительный зал

Жажда жизни в 90 лет

Ирина Мак 19 июля 2021
Поделиться

На протяжении всего фильма меланхолическая история о выжившей в Катастрофе немецкой еврейке стремится к печальной развязке — но в финале режиссер приготовил зрителям почти хэппи‑энд.

Фрау Штерн
Режиссер Анатоль Шустер
2019

О Катастрофе без пафоса

— Может, бросишь уже курить? — спрашивает дочь.

— Я пережила концлагерь, пару сигарет в день тоже переживу, — отвечает ей мать, вовсе не стремящаяся продлить свои дни.

Ведь все как раз наоборот: в свои 90 лет фрау Штерн хочет умереть и придумывает для этого разные способы. Но все безуспешно. С рельсов ее стаскивает некий господин, гуляющий с собакой, мошенники‑соседи, пытающиеся обчистить квартиру фрау Штерн, спасают ее из ванны, где она пытается уснуть навсегда.

— Я хочу сама решить, когда все закончится, — уговаривает она врача.

— Вы только представьте себе заголовок: немец провел незаконную эвтаназию пациентке‑еврейке, — отвечает благодушный доктор.

В нежной и трогательной картине о старой фрау, сначала изгнанной из родного Берлина, а потом по воле мужа в него вернувшейся, нет ничего от привычных фильмов о Холокосте, составляющих в последние годы чуть ли не отдельный жанр. Нет ничего, что выжимало бы привычную слезу, нет ожидаемого пафоса греческой трагедии и вообще нет пафоса, свойственного фильмам на эту тему. Но есть сдобренная хорошим юмором (сценарий написал режиссер Анатоль Шустер) попытка выйти за рамки жанра, поговорить о Катастрофе так, чтобы она стала неким фоном жизни не только для кровно заинтересованных в теме зрителей, но и для молодых немцев, которых вроде бы ничего с известными событиями не связывает.

У многих из них, особенно тех, кто родом из Восточной Германии, где денацификации почти и не было, даже родители не получили в школе антинацистскую прививку. Родившиеся за пару лет до, а то и после разрушения стены, эти 30‑летние люди не очень понимают, почему должны отвечать за своих дедов и прадедов, которые — фильм это подчеркивает — виновны все поголовно. «Мы ничего не забыли, — объясняет героиня за себя и умершего мужа, — но смогли простить».

Действительно ли смогли — большой вопрос, на который фильм не дает ответа. Тут вообще вопросов больше, чем ответов: мы не знаем ни имени героини, ни ее предыстории, за исключением пары фактов. Понятно, что так было задумано, но конструкция фильма в целом несовершенна — временами она кажется рыхлой, где‑то немного провисает темп. Это лишь второй полный метр молодого режиссера, пусть и имеющего несколько международных наград. И «Фрау Штерн» — малобюджетное кино, о чем красноречиво говорит очень скромный, в количественном отношении, состав съемочной группы, и то, что снята она была в рекордные сроки.

Кто‑то из восторженных немецких критиков — а невосторженных у фильма, похоже, и не было — предположил, что из‑за отсутствия денег на главную роль пригласили непрофессиональную актрису. Это не так — фрау Штерн списана с сыгравшей ее Ахувы Зоммерфельд.

История Ахувы

Намерение старой фрау отправиться в Швейцарию, где эвтаназия разрешена, так и остается намерением. И пистолету, который она ищет и в конце концов находит, не суждено выстрелить. Жизнь побеждает смерть просто потому, что жажды жизни, заложенной с рождения в этой невероятной старухе с сияющей на солнце белой шевелюрой, хватило бы на всех.

Прокуренный хриплый голос Ахувы Зоммерфельд, сыгравшей госпожу Штерн, и та шокирующая откровенность, с которой камера снимает — лаская, но не пытаясь приукрасить, — ее согнутую спину и тоненькие ножки, добавляют истории достоверности. В своем возрасте эта фрау похожа на вечно бурлящий Берлин, в котором живет. Граффити, покрывающие стены домов в Нойкёльне, берлинские фрики, модный парикмахер, с которым фрау в шутку флиртует, сумасшедшая безалаберная жизнь, которой живет ее внучка, а вместе с внучкой и она сама, — все это создает впечатление не игрового, а документального кино. К тому же в роли дочери фрау Штерн снялась всамделишная дочь Ахувы, в обычной жизни актриса, певица и музыкант Нирит Зоммерфельд. Все, что здесь звучит на иврите и идише, поет она.

Основной же партнершей госпожи Штерн выступает по сюжету ее внучка Элли (ее играет Кара Шредер), с которой бабушка весь фильм берет пример — поет в караоке, выпивает в баре, курит траву. Вместе с режиссером они обе были удостоены наград фестиваля Achtung Berlin («Внимание Берлин») — киносмотра нового немецкого кино, рассчитанного прежде всего на авторский кинематограф. А в 2019 году вместе представляли фильм на кинофестивале Макса Офюльса в Саарбрюккене. Три недели спустя Ахува Зоммерфельд скончалась в Берлине от болезни легких, которой страдала много лет. «Фрау Штерн» стоило снять хотя бы ради того, чтобы дать людям повод узнать историю Ахувы.

Она была на 10 лет моложе своей героини и никогда не была в концлагере. Но с мужем познакомилась, как и в фильме, в Израиле. Там и родилась, когда Страны еще не было, — в Иерусалиме, в том же 1937 году, в котором ее будущий муж Рольф бежал из родного Хемница в Хайфу. По сюжету в лагере погибает вся семья фрау Штерн, а в реальности в Заксенхаузене погибли отец Рольфа Зоммерфельда и почти все его родные. В Хемнице теперь есть «камень преткновения» с именем его отца — это то, что Ахува смогла сделать уже после смерти мужа в 1980 году. Он умер в Эберсберге, в Баварии, куда семья Зоммерфельд перебралась из Израиля после Шестидневной войны. Такая странная история.

Когда Ахува умерла, Süeddeutsche Zeitung опубликовала большой материал о ней. В этой статье ее дочь Нирит вспоминала, как семья приехала в Эберсберг «через Найроби и Франкфурт — по рекомендации “очень симпатичного человека из Альпийского клуба”, который что‑то говорил об “окраине Мюнхена”». Очевидно, что муж рвался на родину, с которой когда‑то чудом успел сбежать. Зачем? Неужели смог простить? Пусть не людей, но страну? Устами своей героини Ахува говорит, что да. По словам Нирит, семья оказались в Германии зимой, и отопление и горячая вода были всем, чего хотела ее мать, — она была родом из сефардов и привыкла к теплу.

Агностик с юных лет, Ахува с годами не стала любить Б‑га больше, чем в юности. Но и не научилась абсолютно доверять немцам. И она никогда не была актрисой. Дочь Ахувы вспоминает, что мать не сразу ответила «да», когда молодой режиссер Анатоль Шустер спросил ее, не хочет ли она сыграть главную роль в его фильме. В конце концов, с искусством Ахуву роднила только дочь‑актриса. Но в кадре — а здесь много крупных планов — она очень органична. И сняли ее хорошо.

Когда Ахуве Зоммерфельд исполнилось 75 лет, семья подарила ей на юбилей месяц жизни в Берлине. Этот месяц в итоге продлился до ее последних дней. В Берлине она обзавелась новыми друзьями, и главным ее поклонником и другом стал молоденький оператор Адриан Кампеан, который познакомил ее с режиссером Анатолем Шустером, написавшим про нее и для нее сценарий. И за считанные месяцы они сняли фильм, похожий на жизнь.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

МЕКФ‑2020: Беги, кролик, беги!

Оскароносная трагикомедия «Кролик Джоджо» вышла в международный прокат год назад. В России же чиновники посчитали «Кролика...» зайцем и лишили обещанного прокатного удостоверения. Можно долго гадать, что смутило госмужей, нелепость ли Гитлера, присутствующего в воображении десятилетнего героя на правах почти коуча, или методы нацистской идеологической обработки молодежи, оказавшиеся слишком узнаваемыми в нынешних российских реалиях. В любом случае, сейчас показ фильма на большом экране столичного кинотеатра стал пусть скромным, с соблюдением формальностей, но актом непослушания.

Убийство в Польше

Появление Йозефа и удивило, и раздосадовало Здыбеля. Он‑то думал, что Йозефа уже на свете нет, как и прочих туробинских евреев, а значит, золото теперь его. Быть может, то, что выжил именно Йозеф, показалось Здыбелю жестокой насмешкой судьбы. Ходили слухи, что сосед Йозефа Турек (они жили в полукилометре друг от друга) убил еврейскую семью из трех человек, которая пряталась в его доме. И Здыбеля, похоже, осенило: почему бы не поступить так же?

Триумф духа

Лагерная история чешского городка‑крепости Терезин сохранила для потомков много выдающихся примеров триумфа еврейского духа, его победы над страшной прозой жизни. Более 600 спектаклей и более сотни музыкальных произведений, больше 2500 лекций, сотни пьес, тысячи картин поставили, прочли, сочинили, написали узники гетто.