Иммануэль Римский
Избранное
Перевод с иврита, предисловие и комментарии Шломо Крола. Таллин: Издательство ТЛУ, 2018. — 363 с.

По числу и составу участников проекта (сюда следовало бы добавить еще Дова Ярдена и Александру Полян), сразу ясно: это не просто перевод средневекового сборника махбарот (ед. ч. махберет — рифмованная проза типа русского раешника, со стихотворными вкраплениями), а очень сложное произведение, требующее особых усилий и специальных познаний для восприятия и понимания. Иммануэль Римский (ок. 1265 — ок. 1230) — интереснейшая фигура еврейской культуры: поэт действительно великий, писавший на иврите и итальянском, первый известный нам автор ивритских сонетов, совмещавший еврейское и европейско‑возрожденческое творческое начало в поэтике. Хотя из «Махбарот Иммануэль» в «Избранное» вошла едва ли шестая часть, книга дает достаточно ясное представление о масштабности этого явления — Иммануэль Римский. Можно сказать, что с ним в еврейскую литературу вошел итальянский Ренессанс. Он не просто привнес в поэзию на иврите формы и мотивы dolce stil nuovo и бурлескную комичность, он достойно ответил на культурный вызов.

Впрочем, масштабность автора имела и отрицательную сторону. С. Якерсон в своей статье цитирует «Шульхан арух», то место, где суровый законоучитель Йосеф Каро прямо называет Иммануила по имени. Я приведу эту цитату не совсем так, как она дана у Якерсона, а так, как она написана в доступном мне экземпляре «Шулхан арух» («Орах хаим, 307:16») с соответствующими изменениями в переводе, и, кроме того, разобью ее на строки так, чтобы внутренняя поэтическая структура и этого текста тоже читалась:

מליצות ומשלים

של שיחות חולין

ודברי חשק כגון ספר עמנואל וכן ספרי מלחמות

אסור לקרות

בהם בשבת ואף בחול אסור משום מושב ליצים

ועובר משום אל תפנו אל האלילים

לא תפנו אל מדעתכם

ובדברי חשק איכא תו משום מגרה

יצר הרע

ומי שחיברן

ומי שהעתיקן

ואין צריך לומר המדפיסן

מחטיאים

את רבים

«Стишки и побасенки / из праздных рассказов / и фривольные сочинения наподобие книги Иммануэля, а также рыцарские романы / запрещено читать / их в шабат, и даже в будний день запрещено, из‑за [запрета на пребывание] «в собрании развратителей» (Тегилим, 1:1) / и далее из‑за «не обращайтесь к идолам» (Ваикра, 19:4) / не обращайтесь к пустым фантазиям (так Раши комментирует это место в ВТ, Шабат, лист 149; другая интерпретация — «не удаляйте Б‑га из ваших мыслей») / а на фривольные сочинения есть еще [дополнительный запрет] из‑за того, что дразнят они / ангела‑искусителя / и кто их сочинил / и кто их переписал / и уж тем более напечатал / те вводят в грех общество».

Разумеется, тут не просто «поэт» не сошелся в творческих методах с другим поэтом. Конфликт глубже. Еще в XX веке историки и критики сетовали на Иммануэля, писавшего дерзкие любовные истории и издевательские насмешки — о ужас! — на святом языке пророков и псалмопевцев. На том языке, замечу, на котором никто не говорил, и ни для кого он не был родным. Но сейчас ситуация иная, и Иммануэль из «запрещенного» поэта превратился в автора, которого стыдно не знать.

Книга открывается статьей М. Лотмана «Сонет: эскиз истории и феноменологии» и предисловием Шломо Крола «Поэзия Иммануэля Римского: на стыке Запада и Востока». Завершается же комментариями Дова Ярдена и Шломо Крола к тексту Иммануэля, где раскрываются внутренние связи «Махбарот» с каноническими и литературными еврейскими и нееврейскими текстами, причем многие из них даются в переводе, а также уже упоминавшейся статьей С. Якерсона о первых изданиях «Махбарот Иммануэль» и большим, на полсотни страниц, отрывком из монографии Д. Брегман «Золотой путь: Сонет на иврите в эпоху Ренессанса и барокко» в переводе А. Полян. Д. Брегман не оставляет камня на камне от наивных обывательских представлений о поэте как баловне муз и импровизаторе чудесных строк. Из ее строго академичного изложения вырисовывается образ участника большого литературного процесса, технического виртуоза и экспериментатора, прочно вписанного в контекст итальянской и еврейской культур эпохи Возрождения.

Что же касается текста самого Иммануэля, он дается в оригинале и параллельно, с правой стороны — the last but not the least — в переводе Шломо Крола. К сожалению, только две махбарот из 28 даны полностью, остальные если есть, то в отрывках, довольно фрагментарных. Уж очень Иммануэль виртуозен, а порой и принципиально непереводим. Как переводчик справился, пусть читатель судит самостоятельно, объективно же можно сказать, что эти переводы выполняют по меньшей мере утилитарную функцию: облегчают чтение левой стороны разворота тем, кто не слишком хорошо знает иврит. Но главная трудность в понимании Иммануэля Римского : ведь полностью утрачен субъект культуры, тот читатель, которого имел в виду автор. И благодаря Шломо Кролу , а также остальным создателям книги мы получаем шанс вернуть сокровище, рисковавшее остаться невостребованным.