Верните Познеру круассан

Шауль Резник 24 января 2016
Поделиться

В одном из перестроечных журналов публиковались записки журналиста, который параллельно обесценивающемуся в эпоху талонов на сахар гонорару занимался индивидуальной трудовой деятельностью. В частности, переписывал видеокассеты с Лайзой Минелли и Александром Аскольдовым, а потом занялся извозом.

Проживал журналист в Ленинграде, и как‑то раз ветер с Невы принес ему выгоднейшего клиента. Держатель очередного киоска — возможно, с теми же пиратскими видеокассетами — попросил прокатить по городу деревенскую маму. В «копейку» послушно влезла сухонькая старушка в платке. Интеллигентный водитель начал комментировать ландшафт в окне: вот легендарный памятник, воздвигнутый всемирно известным…

«Ша, братан!» — раздался недовольный баритон заказчика. Сын начал активно тыкать в запотевшее стекло: «Вот тут, маманя, рюмочная. На прошлой неделе мы там с Васей выпивали. А вот в том ресторане мы вчера нарезались со Степой».

Биография автора часто служит ключом к пониманию его произведений. Эскапизм отравленного газами Зощенко, чахотка позднего, занимающегося вопросами жизни и смерти Чехова. В мемуарах Владимира Познера «Прощание с иллюзиями» есть два эпизода из еврейской жизни, объединенных характерной концовкой.

Первая история: приятель Познера‑старшего некто Вова Бараш остался в оккупированном Париже. Бараш был человеком наивным, послушно явился в гестапо для регистрации, послушно напялил нарукавник с шестиконечной звездой, пропустил мимо ушей намеки французских жандармов о грядущем аресте. После того как несчастного Бараша увезли в концлагерь, жандарм сказал его супруге: «Мы рисковали жизнью ради твоего мудака. Если все жиды такие же кретины, как он, значит, они получают по заслугам». Цитата дословная.

Чуть более счастливо заканчивается вторая история из мемуаров: сокурсника Семена на остановке назвали «жидовской мордой», занимавшийся в юности боксом Познер среагировал незамедлительно. Антисемит повержен, Познера арестовывают, но потом отпускают. И опять точная цитата из прощальной речи милиционера: «А твой товарищ, тот, из‑за которого ты драться полез, он‑то не приехал с тобой в отделение? Ну вот, видишь, этот горе‑геолог был прав. Приятель твой и в самом деле жидовская морда».

Восьмисерийное «Еврейское счастье» не стоит оценивать по шкале «за евреев — за арабов» или «исторически верно — пропагандистская чушь». История знает и лубочно‑сусальную «Россию, которую мы потеряли», от просмотра которой тем не менее получаешь эстетическое удовольствие. И даже заказную, одномерную, но крепко сработанную «Анатомию протеста».

Владимир Познер и Иван Ургант. Кадр из фильма «Еврейское счастье». pozneronline.ru

Владимир Познер и Иван Ургант. Кадр из фильма «Еврейское счастье». pozneronline.ru

Равнодушие самого Познера к восьмисерийной саге об Израиле наблюдается в каждом кадре. Это и пресловутая «гвина цехуба» с неправильными ударениями, и Бейлис вместо Дрейфуса, и диалоги с Ургантом. «— Едем за Беэр‑Шеву, Владимир Владимирович! — На какую‑то военную базу, что ли?» Полуопущенные веки, капля пота скользит по щеке. В интервью, опубликованном на сайте «Познер Online», Владимир Владимирович сообщает, что в Израиле жить не смог бы, потому что летом жарко. В серии, посвященной Тель‑Авиву, честно признается, что круассан ему нравится куда больше средиземноморской яичницы. Иерусалимская стена, крупный план. «Мы приехали сюда…» — «За длинным рублем!» — подмигивает Иван Андреевич.

Кстати, аналогичный сериал о родине круассанов, снятый теми же Познером и Ургантом, выглядит совершенно по‑другому. Немолодой, но бодрый кинодокументалист тащит юного спутника то в собор, то к памятнику, то в винодельню. Не переставая комментировать, пояснять, цитировать великих, пускаться в исторические экскурсы. Если Париж стоит мессы, Иерусалим может рассчитывать разве что на повышенную порцию брюзгливости пожилого мэтра: «Я ничего к Иерусалиму не испытываю. <…> В синагоге возле Стены Плача не так серьезно, как в церкви». У деревенщины из перестроечного журнала одноплановые эмоции были, по крайней мере, положительными.

Единственным исключением для салата оливье из ляпов и равнодушия стала серия о кибуце. Опять обратимся к мемуарам главного героя. Из них следует, что с социалистическими иллюзиями Познер так и не распрощался. Тут и там он докладывает, что в США есть неравенство, богатые богатеют, бедные беднеют, а также свирепствует цензура — кабельное телевидение отказалось подписывать с Владимиром Владимировичем договор. Поэтому кибуц Мааган‑Михаэль для журналиста — идеальное воплощение социализма. «Это другие евреи, какие‑то другие евреи!» — восклицает он, рассказывая о том, как они поддерживают друг друга и ничуть не эксплуатируют.

От «неправильных», стереотипных евреев, будь то доверчивый Бараш, сокурсник‑очкарик, иерусалимец в лапсердаке и с пейсами или тель‑авивский владелец стартапа (который явно кого‑нибудь да эксплуатирует), Познер подсознательно дистанцируется. Экранное время заполняет случайными собеседниками, вроде патриотически настроенного и несколько косноязычного таксиста, историческую канву перекладывает на плечи экскурсоводов. Плюс нечеловеческие глупости и банальности во время стендапов на очередном холме с покрасневшими от стыда анемонами: решения арабо‑израильского конфликта не будет, потому что израильскому правительству нынешнее положение выгодно (ну да, оно просто в восторге от набирающего обороты в Европе экономического бойкота), евреи умные, потому что им надо было выживать, еврейский Б‑г кровожаден, кашрут появился из‑за того, что люди опытным путем узнавали, что с чем есть нельзя, а еврейское счастье — это счастье.

Российским телезрителям, впрочем, повезло. Те из них, кто досидел до полуночи, увидели какой‑никакой Израиль из окна арендованного Ваней и Вовой автомобиля. Функции телегида за куда меньшие деньги — и без вымученного актерского дубляжа иноязычных героев — могли выполнить куда менее звездные Дмитрий Крылов, Павел Любимцев или Михаил Кожухов. И в этом смысле израильскому Министерству туризма, которое, по слухам, оплатило часть расходов, не повезло.

Многостраничное «Прощание с иллюзиями» помогает избавиться от иллюзий в отношении создателя многосерийного «Еврейского счастья». Владимир Владимирович Познер — совершенно обычный человек. Футбол, женщины, пиджаки в клетку, ностальгия по детству. Не интеллектуал, не особенно одарен литературно (на что, в принципе, намекал первый работодатель — Самуил Маршак). Ну, знает три языка. Если бы вы, дорогой читатель, провели детство и юность в трех странах, и вы бы знали.

Рассказывают, что после возвращения в СССР такая же «заграничная штучка» Александр Вертинский давал квартирник у одного из писателей. В дверь по бытовому вопросу постучала венценосная соседка Анна Ахматова. «Аня, — бросился к ней Вертинский, — если бы ты знала, сколько песен на твои стихи я написал на чужбине!» Ахматова, для которой шансонье был чем‑то вроде Стаса Михайлова царского времени, спокойно ответила: «Написали? А зря».

И это все, что можно сказать о «Еврейском счастье».

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Апория Зенона

Мудрецы Талмуда вывернули библейский стих наизнанку. Безумные восстания против Рима стоили Израилю большой крови и долгого изгнания, так что взяли верх миротворцы и «присмирел наш род суровый». Столетиями евреи были унижены, но не унижали, оскорблены, но не отвечали на оскорбления, пока не возмутился дух... Когда же Израиль встал с колен и начал отвечать оскорблением на оскорбление и убийством на убийство, как бы вернувшись во времена пророчицы Деворы, он подвергся всеобщему порицанию и осуждению

Мечта

Мечта Джейка, мечта еврея диаспоры: после ужасов Холокоста, всех унижений диаспоры, погромов в России и выходок франкоязычных люмпенов в Канаде найти мстителя, который не будет жить тихо‑мирно и робко, а отплатит всем антисемитам от канадских хамов до Менгеле включительно

Как и во имя чего Каплун обеспечивал контакты Трампа с американскими евреями

По мере углубления отношений Каплуна с Трампом появляются предположения, что он может играть официальную роль в будущей администрации. Каплун ясно дал понять, что он открыт для работы в такой роли, которая окажет значительное влияние: «Если я почувствую: то, что он хочет, чтобы я делал, повлияет на картину того, как видят евреев и относятся к ним по всему миру, я обязательно это рассмотрю. Но это должно быть действительно значимым. Мне неинтересно быть "еврейским посредником" или символическим представителем. Если я займу официальную позицию, это будет нечто новаторское».