Четверть века назад ушел из жизни Михаил Ботвинник, первый советский чемпион мира по шахматам

Патриарх советских шахмат, трехкратный чемпион мира, доктор технических наук М. М. Ботвинник прожил долгую и сложную жизнь. Ему покровительствовал сам Сталин, и в то же время тоталитарная система довела его, добившегося больших творческих успехов, до отказа от шахмат (к счастью, временного). Ведущие гроссмейстеры страны считали себя учениками Ботвинника, но однажды его дружно не включили в олимпийскую команду за… потерю спортивной формы. Его независимость и принципиальность вызывали уважение у одних и раздражение у других. Ботвинник — эпоха в истории шахмат. Им была создана уникальная шахматная школа, в которой учились будущие выдающиеся мастера и гроссмейстеры, в том числе чемпионы мира Анатолий Карпов и Гарри Каспаров. Он — крупный ученый в области электротехники и кибернетики, автор книг по шахматам и технике, изданных во многих странах, ряда изобретений, обладатель многих почетных званий и наград. Прошло 25 лет, как его не стало, однако продолжающиеся публикации свидетельствуют, что память о нем, интерес к его судьбе не ослабевают.

Доктор технических наук, профессор, экс-чемпион мира, международный гроссмейстер.

Из жизни ушел великий Ботвинник», — с таким сообщением вышел в 1995 году майский номер журнала российских шахматистов «64-шахматное обозрение». Михаил Моисеевич Ботвинник — первый советский чемпион мира по шахматам и шестой — за всю историю этой игры.

До него чемпионами мира были Вильгельм Стейниц, Эмануил Ласкер, Хосе Рауль Капабланка, Александр Алехин и Макс Эйве. После Стейница и Ласкера Ботвинник — третий еврей, завоевавший этот почетный титул.

О Михаиле Ботвиннике написано много, в том числе и им самим. Его четырехтомный труд «Аналитические и критические работы, 1928-1986» наряду с анализом нескольких сот партий включает и автобиографические воспоминания «К достижению цели», изданные ранее отдельной книгой.

Родился будущий чемпион 17 августа 1911 года в Репино под Ленинградом в семье зубного техника. Его детство не было легким. Ему было девять лет, когда заболела мать и отец оставил семью. Хотя, как скажет он впоследствии, «отношения с отцом сохранились самые добрые, он нас опекал и материально нам помогал, но все же началась новая жизнь». Мать, которая часто болела, старалась дать сыновьям, Исе и Мише, образование.

Одеты они с братом были крайне бедно и этим выделялись среди сверстников, а «пища была простая — кислые щи и котлеты либо мясо с морковью».

В 12 лет Миша научился играть в шахматы, и это стало главным в его жизни. Братьев связывала крепкая дружба, но пути их разошлись. Ися увлекся электротехникой, в начале войны его направили в истребительный батальон, 17 сентября 1941 года во время одного из налетов фашистской авиации он погиб. В упомянутые выше воспоминания Ботвинник включил и «Слово о брате», отдав должное памяти дорогого ему человека.

Мать сначала была против увлечения сына шахматами, но затем смирилась и даже дала ему деньги на вступление в члены Петроградского шахматного собрания и участия в его турнирах. «В первом же турнире, — вспоминает Ботвинник, — я завоевал первый приз, получил третью категорию и стал независимым человеком».

В середине 20-х годов в Советском Союзе начался настоящий шахматный бум. Массовая шахматная организация опиралась на профсоюзы и советы физкультуры, выделявшие для развития шахмат необходимые средства. На предприятиях, в школах, воинских частях — повсюду создавались шахматные кружки. Был открыт шахматный клуб во Дворце труда, руководителем которого стал молодой шахматист Я. Рохлин, организатор первой в Союзе кафедры по шахматам в Ленинградском институте физкультуры.

«Ничего подобного ранее в истории не было», — рассказывает Ботвинник. Объединение шахматистов в единую массовую организацию осуществил и много лет ею руководил известный государственный деятель, нарком юстиции Николай Васильевич Крыленко, который и сам был любителем шахмат.

Крыленко хорошо понимал, как важен для роста советских шахматистов выход на международную арену. В 1925 году по его инициативе был проведен первый Московский международный турнир с участием зарубежных шахматных лидеров. В Москву приехали и чемпион мира Х.Р. Капабланка, и экс-чемпион Э. Ласкер.

В судьбе Ботвинника этот турнир сыграл заметную роль. Когда на турнире был выходной день, Капабланка по просьбе Рохлина дал в Ленинграде сеанс одновременной игры на 30 досках. 14-летний Миша Ботвинник, уже первокатегорник, был персонально приглашен для участия в сеансе. Капабланка явно недооценил мальчика, вскоре попал под атаку и на 32-м ходу признал свое поражение.

Через год Мишу, поделившего второе-третье места на чемпионате Ленинграда, включают в команду города для игры на пятой доске в матче Ленинград—Стокгольм. Это был первый выезд советской команды за границу. В матче с минимальным перевесом победила команда Ленинграда, а Мише тогда удалось набрать 1 ½ очка из двух в игре с будущим гроссмейстером Штольцем. После Швеции начался путь Ботвинника и как шахматного аналитика: в журнале «Шахматный листок» были опубликованы заказанные ему примечания к двум партиям матча.

После окончания школы, ему не было еще 17 лет, он принимает участие в пятом чемпионате СССР, делит в нем пятое-шестое места и получает звание мастера.

В Политехнический институт, куда юноша пытался поступить, его не приняли. Причину он объясняет так:

«Из числа школьников, успешно выдержавших испытания, принимали только детей специалистов (инженеров) и рабочих. Я был сыном «лица физического труда» (тогда была такая категория — к ним относились дворники, зубные техники и другие)». Понадобились ходатайства профсоюзной организации, чтобы его зачислили на математический факультет университета, где в то время был недобор, и только благодаря шахматным связям ему удалось перевестись в политехнический.

В 1931 году Ботвинник побеждает в седьмом чемпионате СССР и впервые становится чемпионом страны.

Турниры следовали один за другим с интервалом в год, а иногда и меньше. В конце лета 1932 года на очередном, в Ленинграде, он занимает первое место. Чемпионат впервые был проведен с освобождением участников от работы, на условиях, обычных для всесоюзных соревнований. На этом решительно настаивал Ботвинник, доказывая, что только при таком регламенте можно воспитывать подлинное профессиональное мастерство.

В декабре того же года Ботвинник становится аспирантом электромеханического факультета института. Учебу в аспирантуре он совмещает с участием в турнирах. Аспирантура из-за этого несколько затянулась, но все же была благополучно закончена в 1937 году защитой кандидатской диссертации.

В восьмом чемпионате СССР, который состоялся в 1933 году, участвовали сильнейшие шахматисты страны. Ботвинник занимает в нем первое место и подтверждает звание чемпиона.

Первым международным соревнованием для него явился матч с чехословацким гроссмейстером Сало (Саломоном) Флором, организованный в 1933 году по инициативе Крыленко. Матч закончился со счетом 6:6, и это расценивалось как большой успех советской шахматной школы. Как вспоминает Флор, «кое-кто на Западе меня упрекал, что я не смог выиграть матч у «какого-то Ботвинника»».

В то время Флор был одним из сильнейших шахматистов, претендентом на матч на звание чемпиона мира. Этому матчу не суждено было состояться — началась вторая мировая война, Флор вынужден был покинуть Чехословакию. Он нашел пристанище в Советском Союзе и стал одним из самых популярных его журналистов. Кстати, в своих статьях он посвятил Ботвиннику немало теплых слов.

Для Ботвинника матч с Флором имел еще и другое значение: на нем он отрабатывал свой метод подготовки к шахматным соревнованиям, изложенный в 1939 году в статье «О моих методах подготовки к соревнованиям. Турнирный режим». В статье говорилось и о дебютных системах, и об эндшпиле, и об изучении творческого и спортивного лица противника, и о распределении времени в течение партии, и об анализе неоконченных партий, других вопросах подготовки, включая физическую и психологическую. Главное же заключалось в подготовке дебютных систем. Ботвинник пишет, что ему удалось разработать метод, при котором «дебютная новинка» оказалась запрятанной далеко в миттельшпиле, т.е. метод позволял иметь в середине игры уже готовый план. «Поэтому мои дебютные системы жили годы, из турнира в турнир принося успехи своему изобретателю». По мнению Ботвинника, разработанный им метод способствовал успеху многих советских шахматистов после войны.

В 1934 году Михаил Моисеевич в ранге чемпиона страны участвует в международном турнире в английском городе Гастингсе и делит там пятое-шестое места. Столь слабый и редкий для него результат объясняется тем, что это было первое выступление за рубежом в непривычных турнирных условиях, а также поздним прибытием на турнир — за два часа до начала (как объяснил ему Ласкер, «для акклиматизации надо приезжать дней за десять»). Однако год спустя во Втором московском международном турнире с участием экс-чемпионов мира Ласкера и Капабланки (к тому времени уступившего титул чемпиона Алехину) он делит первое-второе места с Флором. На пол-очка отстает от них 66-летний Ласкер, не проигравший в турнире ни одной партии.

После консультаций Крыленко с Ласкером и Капабланкой советскому шахматисту впервые присуждается звание гроссмейстера. Нарком тяжелой промышленности С. Орджоникидзе награждает гроссмейстера автомобилем.

1935 год ознаменован еще одним радостным событием в жизни Михаила Моисеевича — он женится на Гаянэ Давидовне, артистке Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова.

На следующем Московском международном турнире, в 1936 году, Ботвинник занимает второе место после Капабланки. Александр Алехин в московских международных турнирах не участвовал.

Несколько позднее, в этом же году, в ноттингемском турнире принимали участие три экс-чемпиона мира, Ласкер, Капабланка и Алехин, а также новый чемпион — Макс Эйве. Ботвиннику разрешили поехать в Англию с женой. «Это было трудным делом, — вспоминает он. — В то время за границу ездили весьма редко, а с женами — и говорить нечего». Крыленко добился согласия на эту поездку с помощью Калинина.

Сало Флор отмечает огромный интерес к турниру в мире, но «внимательнее всех следили за ним в Советском Союзе, который уже тогда стал ведущей страной в области шахмат. Бюллетень ноттингемского турнира выходил не в Ноттингеме и даже не в Англии, а в Москве. Оттуда через пару дней номера бюллетеня попадали в Ноттингем, и их можно было увидеть на шахматных столиках всех участников».

Труднейшее соревнование только два участника, Ботвинник и американский гроссмейстер Р. Файн, прошли без поражений. Но у советского гроссмейстера результат был лучше, и он делит первое-второе места с Капабланкой. С Алехиным Ботвинник сыграл вничью, и, как заметил Флор, «эта 19-ходовая ничья стоит многих побед». В ходе игры Ботвиннику удалось опровергнуть теоретические новинки противника. Красивейшей была признана его партия с С. Тартаковером, а партия с югославским гроссмейстером М. Видмаром получила специальный приз «За красоту».

Алехин очень высоко оценил игру Ботвинника: «Его достижение в Ноттингеме подтверждает, что он является наиболее вероятным кандидатом на звание чемпиона мира. Я лично считаю, что он имеет все шансы стать чемпионом мира в ближайшие годы». Триумфом Ботвинника назвал ноттингемский турнир Ласкер.

Это было уже полное международное признание.

Еще до возвращения в Москву Михаил Моисеевич узнает, что его наградили орденом «Знак Почета». «В Негорелом, — вспоминает он, — уже встречали журналисты и фотографы, в Минске — большая толпа журналистов на перроне вокзала, вечер в Центральном парке культуры и отдыха, статья в газете «Правда», сообщавшая, что «знаменитые мастера Западной Европы и Америки с изумлением смотрят на рост нашей шахматной культуры»».

Советские шахматисты обрели бесспорного у общепризнанного лидера.

Последний крупный предвоенный международный турнир, АВРО-турнир, проходил в 1938 году в Амстердаме (АВРО — популярная голландская радиокомпания). Его участниками были сильнейшие шахматисты: Алехин, Капабланка, Эйве, Ботвинник, Керес, Флор, американцы Файн и Решевский.

Ботвинник выигрывает встречи с Алехиным, Капабланкой, Решевским, но занимает третье место (первое-второе поделили между собой Файн и Керес).

Партию с Капабланкой Ботвинник закончил красивой комбинацией, и, как он потом напишет, «зрители приветствовали комбинацию аплодисментами — единственный раз во время АВРО-турнира рукоплескали иностранному участнику». Судьба этой партии оказалась необычной. В 1954 году во время всемирной шахматной олимпиады хозяин одной из кондитерских Амстердама, шахматист-любитель, выставил в витрине магазина торт с изображением решающей перед штурмом Ботвинника позиции в этой его партии с Капабланкой. А много лет спустя, в конце 70-х, белградское телевидение провело конкурс десяти дипломированных поединков, сыгранных в XX веке. Жюри в два миллиона телезрителей назвало эту партию лучшей из лучших, партией для потомков. Наконец, эта же партия приведена в шахматном «Энциклопедическом словаре» (1990 год) в качестве примера «незаурядного комбинационного дарования Ботвинника».

После выигрыша у Алехина Ботвинник решает, что может и должен вызвать чемпиона мира на матч. Чтобы поставить вопрос перед правительством, надо было заручиться согласием самого Алехина (в те времена чемпион пользовался правом выбора претендента) и знать его условия. Алехин тогда мечтал о поездке на родину. Матч с чемпионом СССР был наиболее удобной, а может быть, и единственной для него возможностью осуществить эту мечту. Кроме того, он со времен Ноттингема считал Ботвинника наиболее достойным претендентом. Играть матч в Москве он готов был при условии, что за три месяца до него получит приглашение для участия в каком-либо московском турнире. После согласования условий — «крепкое рукопожатие, и мы расстались, чтобы никогда больше не увидеться», — читаем мы у Ботвинника.

На докладную записку о переговорах на имя Председателя Совета Министров Ботвинник получает правительственную телеграмму: «Если решите вызвать шахматиста Алехина на матч, желаем вам полного успеха. Остальное не трудно обеспечить. Молотов». Так как никто ничего не решал без согласования со Сталиным, легко догадаться, что за текстом телеграммы стоял Сталин. Состоялось соответствующее решение правительства, и письмо с вызовом на матч было отправлено Алехину, который подтвердил свое согласие.

Но началась вторая мировая война, и на этом закончился первый этап переговоров, продолжены они были лишь через шесть лет.

Несмотря на то, что война вплотную приблизилась к границам страны, спортивная жизнь в ней не затихала. Осенью 1940 года начался очередной, двенадцатый, чемпионат СССР, в котором принимали участие новички Керес (Эстония уже вошла в состав Советского Союза), Смыслов и Болеславский.

Ботвинник вспоминает, что это был тяжелый турнир: большое количество участников, мало выходных дней, шумное поведение зрителей при хорошей акустике зала. Спортивная форма изменила Ботвиннику, и ему пришлось делить лишь пятое-шестое места с Болеславским. Это был второй после Гастингса случай за 15 лет его выступлений. Первые места поделили Бондаревский и Лилиенталь, третье занял Смыслов, четвертое — Керес.

И Ботвинник, и Снегирев, заведующий отделом шахмат Комитета физкультуры, понимали, что сложилась случайная и неприятная ситуация: с чемпионом мира должен играть чемпион страны, а не шахматист, поделивший в турнире пятое-шестое места. Снегирев нашел выход. Месяца через два было объявлено об установлении звания «Абсолютный чемпион СССР» и проведении матч-турнира шести победителей двенадцатого чемпионата в четыре круга. Смысл, вложенный в понятие «абсолютный , был очевиден: именно абсолютный чемпион СССР должен играть матч с Алехиным.

Ботвинник тщательно готовился к этому матч-турниру. Играл тренировочные партии с Рагозиным при включенном радиоприемнике, спал в прокуренной комнате, ходил на лыжах, анализировал партии и вернул себе былую спортивную форму.

Матч-турнир состоялся весной 1941 года. Ботвинник выиграл в нем все матчи, в том числе и у победителей предыдущего турнира, занял первое место, опередив второго призера, Кереса, на 2 ½ очка, и стал абсолютным чемпионом СССР. Вопрос о том, кто должен играть с Алехиным, отпал.

А через два месяца фашистская Германия напала на Советский Союз, и шахматы пришлось отодвинуть.

Довоенный период жизни Ботвинника, как и всей страны, окончился. Можно отметить некоторые его особенности и итоги.

Становление Ботвинника как шахматного мастера и мыслителя происходило в условиях тоталитарной системы, когда все, включая искусство и спорт, было возведено в ранг политики.

Великий мастер рекламы, Сталин, поддерживал все, что так или иначе прославляло или возвышало в глазах мировой общественности возглавляемую им тоталитарную систему. Достижения в названных областях в 30-е годы должны были ослабить впечатление в мире от фальсифицированных процессов и массовых репрессий, проводимых тогда в Советском Союзе. За выдающиеся мировые достижения музыканты и спортсмены получали правительственные награды, им присваивали почетные звания, предоставляли значительные привилегии. При этом совершенно не принималась во внимание национальность призеров, среди них оказалось немало евреев.

Так, победители международных конкурсов скрипачей и пианистов в Брюсселе, Варшаве и Вене Давид Ойстрах, Буся Гольдштейн (тогда мальчик), Яков Зак, Яков Флиер, Эмиль и Лиза Гилельсы были награждены орденами и ценными подарками, а Буся Гольдштейн даже удостоился беседы со Сталиным и получил подарки от него лично.

Большой поддержкой пользовались и шахматисты, так же имевшие в своей среде достаточно большое число евреев (М. Ботвинник, Г. Левенфиш, И. Рабинович, Я. Рохлин и многие другие). Ничего подобного не наблюдалось ни в одной стране. Спасаясь от фашистов, в Москве нашли пристанище Эмануил Ласкер и Сало Флор.

Гитлер потерял всемирно известных шахматистов, что мало его беспокоило, а его штурмовики презрительно называли шахматы «еврейской забавой». В результате страна растеряла шахматные кадры, и хотя после войны прошло свыше 50 лет, в Германии так и не появилось ни одного выдающегося шахматиста, который мог бы претендовать на звание чемпиона мира.

Неудивительно, что, когда Ботвинник решил вызвать на матч Алехина, Сталин поддержал его — он хотел иметь советского чемпиона мира. Все расходы взяло на себя советское правительство, и только война помешала проведению матча.

Война… Вместе со всем народом Ботвинник испытал трагедию потери родных и близких. Погибли его старший брат Исаак, двоюродные братья Соломон и Лев, были убиты гитлеровцами в Риге младшая сестра матери с мужем и сыном. Погибли многие шахматисты, в том числе друзья Ботвинника А. Ильин-Женевский, И. Рабинович, С. Белавенец, в ополчении под Москвой погибли все три сотрудника отдела шахмат Комитета физкультуры, среди них и Снегирев. Не пережили войну Ласкер и Капабланка. От немецкой бомбы погибла в Лондоне первая чемпионка мира Вера Менчик, которую тепло вспоминал Ботвинник.

Трагична была и судьба чемпиона мира Алехина, но он сам повинен был в этом. Он сотрудничал с фашистами, писал антисемитские статьи, в которых делил шахматы на «арийские» и «еврейские», выступал в немецких госпиталях; некоторые страны после войны его бойкотировали.

В армию Ботвинника не взяли, несмотря на поданное заявление (слабое зрение), и он решает эвакуироваться с театром жены в Пермь, чтобы работать там на оборону. В выборгском райкоме партии (за год до этого он стал ее членом) вопрос решили быстро: «Товарищ Ботвинник, вы еще пригодитесь советскому народу как шахматист. Уезжайте». Пророческие слова…

Перед отъездом Ботвинник сдает в фонд обороны автомобиль, подарок Орджоникидзе, и оставшиеся со времен отца золотые украшения.

В Перми директор завода принял кандидата технических наук на должность инженера с условием, что никакой наукой он заниматься не будет (правда, вскоре Ботвинник стал заведующим лабораторией высоковольтных сетей).

Жизнь была трудной. Семья из пяти человек жила в одной небольшой комнате. Стол был устроен из чемоданов. Маленькая дочь спала в бельевой корзинке, потом из найденной сломанной железной кроватки ей соорудили настоящую. Питались в основном хлебом и картошкой, которую выменивали на часть хлеба. Пришлось продать пишущую машинку, приз ноттингемского турнира.

Чтобы не терять форму, Михаил Моисеевич начинает по вечерам писать книгу с анализом партий матч-турнира на звание абсолютного чемпиона страны, участвует в турнирах в Москве и на Урале, дает сеансы в госпиталях.

После разгрома немецких войск под Сталинградом, в начале 1943 года, стало ясно, что поражение Германии неминуемо, и Ботвинник считает нужным напомнить о себе. Он обращается к Молотову с просьбой предоставить ему время для шахмат. И снова, как и четыре года назад, Молотов (а значит, и Сталин) поддерживает его, дает указание наркому электропромышленности: «Тов. Жимерину. Надо обязательно сохранить тов. Ботвиннику боеспособность по шахматам и обеспечить должное время для дальнейшего совершенствования».

Нарком Жимерин, который был почитателем Ботвинника, а затем и его другом, пошел дальше резолюции Молотова: он не только распорядился о предоставлении Ботвиннику трех дней в неделю для шахмат, но и вскоре перевел его на работу в Москву в технический отдел наркомата.

Борьба за матч с Алехиным возобновилась. Появились явные и неявные противодействующие силы — «оппозиция», как называл их Михаил Моисеевич.

Чтобы получить безусловное право на этот матч, Ботвинник считал необходимым встретиться в предварительном матче с чемпионом США Решевским. Однако, несмотря на поддержку посла Советского Союза в США знаменитого М. Литвинова, добиться этого он не смог.

Его убеждали: «Алехин — политический враг, играть с ним нельзя, надо лишить его звания чемпиона, советский чемпион обязан выполнить свой гражданский долг и первым потребовать исключения Алехина из шахматной жизни».

Ботвинник вспоминает, как в декабре 1943 года его вызвал к себе председатель всесоюзной шахматной секции и предложил «подписать заявление для печати с осуждением Алехина за его антисемитские статьи и предложением лишить его звания чемпиона мира». Ботвинник отказался.

Интересно, что с аналогичной идеей выступили эксчемпион мира Эйве и американский гроссмейстер Файн. Именно по их настоянию было аннулировано приглашение Алехину на первый послевоенный международный турнир в Лондоне в 1945 году. Интересы оппозиции, тогдашнего НКВД и западных шахматистов в отношении Алехина практически совпали.

Позиция Ботвинника была принципиально иной: каким бы ни было тяжким поведение Алехина во время войны, чемпионом мира может стать только тот, кто победит предыдущего чемпиона. Шахматный мир не признает появившегося другим путем.

Турниры, а с ними и победное шествие Ботвинника между тем продолжались. Пять раз подряд он занимает первые места в турнирах, на тринадцатом и четырнадцатом чемпионатах СССР подтверждает звание чемпиона страны.

В конце лета 1945 года в радиоматче СССР—США команда во главе с Ботвинником победила со счетом 15 ½:4 ½, что было сенсационным достижением, так как до этого команда США была четырехкратной победительницей «турниров наций» и считалась сильнейшей.

Вскоре после этого Ботвиннику показали копию письма Сталину (о матче с Алехиным), подписанного практически всеми видными советскими мастерами.

Ускорил события и сам Алехин. Оказавшись в бедственном материальном положении, отвергнутый многими странами, он в интервью английской газете сообщил, что готов играть матч с Ботвинником на согласованных ранее, в 1938 году, условиях.

Последовало положительное решение правительства и можно было действовать.

«Ситуация, — пишет Ботвинник, — была деликатной: во-первых, Алехина ни в коем случае нельзя было приглашать в Москву, ибо это было связано с предварительным расследованием обвинений; во-вторых, нежелательно было вступать с ним в прямые переговоры. Я и предложил, чтобы весь матч был проведен в Англии». Англичане с этим согласились, и после заседания исполкома Британской шахматной федерации Алехину была направлена телеграмма с официальным предложением сыграть матч на первенство мира с чемпионом Советского Союза. Неизвестно, прочел ли ее Алехин, — 24 марта 1946 года в гостинице близ Лиссабона он скончался.

Шахматный мир впервые за последние 60 лет остался без чемпиона.

Предстояла борьба за чемпионский титул, но на сей раз неизвестно с кем, когда и где.

Первый послевоенный конгресс ФИДЕ, состоявшийся летом 1946 года в Швейцарии, рекомендовал провести матч-турнир шести сильнейших шахматистов мира и победителя турнира провозгласить чемпионом. Пять участников были названы по результатам АВРО-турнира: Эйве, Файн, Решевский, Керес и Ботвинник. Шестой должен был определиться на международном турнире в Гронингене. Им оказался В. Смыслов, который занял третье место и был включен в шестерку претендентов.

Первое место занял Ботвинник. Он так описывает торжественное закрытие турнира: «На сцене стоит какой-то громадный венок. Когда меня вызвали, два рослых голландца взяли венок и надели мне на шею. От неожиданности я не шелохнулся. Лавров тогда, конечно, не достали, венок был из каких-то веток с фиолетовыми листьями…»

Буквально на следующий день после турнира состоялась командная встреча в Москве с шахматистами США. И снова победа с крупным счетом —12 ½:7 ½.

На эту встречу съехались все участники будущего соревнования на первенство мира, которыми было принято «соглашение шести» о матч-турнире. Первую половину соревнования решили провести в Гааге, вторую в Москве. Если в течение месяца возражения не поступят, соглашение автоматически входило в силу. Но на запросы Ботвинника ни через месяц, ни через два руководство ответа не давало. А в декабре ему сообщили, что от соглашения придется отказаться, если весь матч-турнир не будет проходить в Москве.

Это было сильным ударом для Ботвинника. Он понимал, что, получив отказ от соглашения, Запад объявит, что с советскими шахматистами нельзя иметь дело, и вопрос о первенстве будет решаться без них.

«Все рухнуло», — так реагировал на случившееся Ботвинник. Он принимает решение оставить шахматы, отказывается от участия в чемпионате Союза, он больше не интересуется организацией борьбы за первенство мира и полностью посвящает себя электротехнике.

Но и власть предержащие чиновники представляли себе последствия отстранения Советского Союза от участия в мировом первенстве. Через несколько месяцев Ботвиннику сообщили о признании джентльменского соглашения, готовности вступить в ФИДЕ и послать делегацию в Гаагу на конгресс для окончательного оформления участия в первенстве мира.

На рассмотрение конгресса в связи с отказом Советского Союза от соглашения были подготовлены два предложения: объявить чемпионом мира экс-чемпиона Эйве или признать чемпионом победителя матча Эйве—Решевский.

Первое предложение исходило, конечно, от голландских шахматистов, второе — от американской делегации.

Приезд советской делегации поставил все на свои места, вопрос о проведении в 1948 году матча шести был решен. Где будет проходить вторая (заключительная) часть соревнования, определилось жеребьевкой — в Москве.

В последний момент американский гроссмейстер Файн отказался от участия в турнире, осталось лишь пять участников и было решено играть пять туров, последние три по-прежнему предполагалось играть в Москве.

Одним из этапов подготовки к соревнованию было участие в международном турнире славянских стран памяти Чигорина в 1947 году. Ботвинник пишет, что в этом турнире он стремился нанести такое поражение своему основному сопернику в предстоящем матч-турнире Пересу, после которого тот не сможет играть против него достаточно уверенно. Это ему удалось, партия длилась два вечера и закончилась убедительной победой Ботвинника, занявшего в этом соревновании первое место.

В регламенте турнира оказалось много свободных дней, что, по мнению Ботвинника, не отвечало спортивным интересам и вносило элемент случайности. Но никто из его товарищей не согласился присоединиться к его протесту. Он предупредил их: «Один из вас будет бездействовать в Гааге шесть дней подряд и на седьмой потерпит поражение».

В отличие от других, Ботвинник отказался жить в отеле на берегу моря в нескольких километрах от турнирного зала, так как считал, что переезд в автомобиле может нарушить творческую озабоченность. Его поселили в отеле в двадцати минутах ходьбы от зала.

В соответствии с жеребьевкой шесть дней подряд пришлось отдыхать Кересу, на седьмой он встретился с Ботвинником. Предсказание сбылось: играть Керес не мог, и к семнадцатому ходу практически все было кончено.

В гаагской половине турнира Ботвинник набрал шесть очков из восьми. После переезда в Москву он был приглашен в ЦК партии к А. Жданову. Ботвинник так описывает эту встречу: «Жданов ходит, остальные сидят. Чувствуется, обстановка напряженная. «Хотели мы поговорить с вами о матч-турнире, — начал Жданов. — Не думаете ли вы, что американец Решевский станет чемпионом мира?» После поражений, которые потерпел Керес в партиях со мной, он уже не котировался как будущий чемпион, вот и нашли нового «фаворита». «Решевский может стать чемпионом мира, — здесь я сделал паузу, все застыли, Жданов перестал ходить, — но это будет означать, что сейчас на земном шаре нет сильных шахматистов»».

Ботвинник пояснил, что Решевский действительно самобытный шахматист, но он ограничен в понимании шахмат, не умеет распределять время и постоянно попадает в цейтноты, а его международные успехи и как шахматного художника, и как шахматного бойца не были выдающимися. «Хорошо, — сказал в заключение Жданов, — мы ВАМ (на этом слове он сделал ударение) желаем победы».

Первую же встречу с Решевским Ботвинник проиграл. «Неприятное положение, — пишет он, — только что доказывал, что Решевский не опасен, и…» Однако это было лишь эпизодом в соревновании, и следующие встречи Ботвинник убедительно выигрывает.

9 мая 1948 года, в День Победы, Ботвинник после ничьей с Эйве досрочно становится чемпионом мира.

В зале Дома Союзов, где происходил турнир, гремит овация, Смыслов и Керес срываются со своих мест, чтобы поздравить нового чемпиона мира, на несколько минут турнир прерван, арбитр Милан Видмар с трудом успокаивает зрителей. На улице ликовала толпа болельщиков, заполнившая Охотный ряд.

Последняя партия была с Кересом, у которого четыре партии до этого Ботвинник выиграл. Эту же, пятую, уже в ранге чемпиона, он проиграл. Многие считали, что проигрыш был умышленным. Ботвинник же это отрицал, утверждая, что ничьи по согласованию он делал, но «в своей спортивной жизни никогда и никому сознательно не проигрывал».

Михаил Моисеевич признался, что у них с Кересом была взаимная неприязнь, которая впоследствии перешла в дружбу: «Пауль сделал мне много доброго, и я старался от него не отставать». Когда Керес в 1975 году умер, Ботвинник писал: «Как турнирный (не матчевый) боец Керес вряд ли кому-либо уступал на земном шаре. После смерти Александра Алехина в 1946 году это самая большая потеря, которая постигла шахматный мир…» Итак, турнир закончен. Ботвинник одержал в нем блестящую победу, опередив второго призера, Смыслова, на целых три очка.

После чемпионата Ботвинник на три года отходит от участия в соревнованиях. За это время он подготовил и защитил докторскую диссертацию, составил проект правил проведения чемпионатов на первенство мира, добился разрешения на постройку дачи и быстро ее построил.

Как бы в оправдание строительства дачи Ботвинник пишет: «Домашнее мое положение было трудным. Давно болела мать; после матч-турнира 1948 года, не выдержав всех волнений, заболела жена, слабеньким было и здоровье дочки. Надоело мне также мыкаться по домам отдыха при подготовке к соревнованиям — почти каждый отдыхающий считал своим долгом поговорить о шахматах и дать полезный совет… И решил я строить дачу».

В то время это было совсем не просто. Помог с разрешением правительства на участок в зоне Рублевского водопровода нарком Жимерин.

Не легко было и с докторской диссертацией: ее рассматривали и утверждали три года, «больше, чем потребовалось для того, чтобы ее сделать и написать». Осенью 1952 года она все же была утверждена.

Трудности возникли и при утверждении правил соревнований на первенство мира, проект которых Ботвинник опубликовал зимой 1949 года. Но после дискуссии проект был принят.

Согласно этим правилам претендент на матч с чемпионом мира должен был определяться в отборочных соревнованиях, чемпион должен был подтверждать свое звание каждые три года в матче с претендентом, в случае ничейного исхода он сохранял свое звание, а в случае проигрыша имел право на матч-реванш. Пока Ботвинник был чемпионом мира эти правила сохранялись.

А был он чемпионом мира 15 лет (при двух годовых перерывах).

Первым претендентом стал Давид Бронштейн (1951 год), вторым — Василий Смыслов (1954 год). Матчи с ними закончились вничью. Третьим и четвертым претендентами были снова Смыслов (1957 год) и Михаил Таль (1960 год). Каждому из них Ботвинник проиграл, но через год в результате матч-реванша возвращал себе звание чемпиона.

Эти результаты (только две победы в шести матчах) показали, что появились новые талантливые шахматисты, почти равные Ботвиннику и при этом много моложе его: Михаилу Талю в матче с 49-летним Ботвинником было всего 24 года, на 10 лет моложе чемпиона был Василий Смыслов.

Ботвинник становится первым среди равных. Он и сам это понимал. Вот как он описывает обстановку перед матчем с Талем: «К тому времени я изрядно всем поднадоел прежде всего моим коллегам-гроссмейстерам. Сколько времени можно восседать на шахматном троне?

Времена Ласкера, Алехина и Капабланки прошли. Втроем они правили шахматным миром в общей сложности 50 лет. Теперь это невозможно, чемпион окружен авангардом гроссмейстеров различных поколений (все они моложе чемпиона), и каждый из этих преуспевающих бойцов жаждет стать шахматным королем. Задача — стащить наконец чемпиона мира с пьедестала, а там между собой гроссмейстеры как-нибудь разберутся…»

По инициативе ряда гроссмейстеров ФИДЕ на конгрессе в 1959 году (в отсутствие Ботвинника) принимает, по выражению британского журнала, «антиботвинниковский закон» — отменяет право чемпиона на матч-реванш.

А пока, в перерывах между упомянутыми матчами, Ботвинник продолжает выступать в международных и внутрисоюзных соревнованиях. Он побеждает в трех международных турнирах — в Вагенингене, Гастингсе и Стокгольме, а в московском (памяти Алехина) делит первое-второе места. Успех сопутствует ему и на олимпиадах, спартакиадах народов СССР, в командных первенствах страны.

Не обходилось и без конфликтов.

В 1952 году должна была состояться олимпиада в Хельсинки, первая для команды Советского Союза. Ботвиннику не понравился регламент соревнований, и по его просьбе он был изменен. «Очень нашим финским друзьям не хотелось менять регламент, — вспоминает Ботвинник, — но еще больше им хотелось видеть среди участников чемпиона мира».

Однако участвовать в олимпиаде Ботвиннику не пришлось: от него потребовали гарантии, что он на первой доске займет первое место (дескать, он не в форме и т.п.). Естественно, он отказался, и в команду был включен Ефим Геллер, а финнам объявили, что Ботвинник болен.

В конце того же года «больной» чемпион мира встретился в очередном чемпионате СССР с пятью участниками, голосовавшими (при одном воздержавшемся) за то, чтобы не включать его в олимпийскую сборную. Он набрал против них четыре очка, трое проиграли, двое с трудом сделали ничью, и разделил первое-второе места с М. Таймановым. Матч же между ними Ботвинник выиграл и золотая медаль чемпионата страны в очередной раз досталась ему.

«Но время все сглаживает, — подчеркивает Ботвинник, — уже в следующей олимпиаде у меня были добрые отношения с другими участниками команды».

Через десять лет перед олимпиадой в Болгарии возникла похожая ситуация — не хотели включать в команду экс-чемпиона мира Таля под предлогом, что у него слабое здоровье. На защиту Таля встает Ботвинник: «Здесь заседает шахматная федерация или медицинская комиссия?» Таль был включен в команду.

Пятым и последним претендентом был Тигран Петросян. 52-летний Ботвинник не смог отразить натиск Петросяна, которому было 34 года. Матч был проигран.

Права на матч-реванш уже не было, и к титулу чемпиона мира в 1963 году добавилась приставка «экс».

Сало Флор вспоминает, как во время одной из прогулок Ботвинник спросил его, знает ли он, что такое матч на первенство мира. Собеседник ответил уклончиво, тогда Ботвинник дал свой ответ: «Матч на первенство мира — это страшное напряжение, оно отнимает год жизни!»

А Ботвинник играл таких матчей восемь! «Теперь это позади — гора свалилась с плеч», — заявляет он в конце своего многолетнего чемпионства.

Однако выступления в соревнованиях продолжались еще семь лет.

«Но это, — отмечает Ботвинник, — было сравнительно легким делом, ибо с 1963 года я во много раз сократил свою исследовательскую работу в области шахмат; больше стало времени для поиска алгоритма игры в шахматы». Он увлечен новой идеей — созданием шахматного компьютера.

В 1962 году на олимпиаде в Болгарии состоялась встреча Ботвинника с восходящей шахматной звездой Робертом Фишером. Партия откладывается с проигрышной позицией у Ботвинника, и Фишер всем своим видом выражает неудовольствие по поводу того, что противник не сдается. Однако ночной анализ (с помощью Геллера) позволил найти хитрую ловушку для Фишера. Американский шахматист, уверенный в победе, всю ночь спал, при доигрывании в эту ловушку попался, и партия окончилась вничью. По воспоминаниям Ботвинника, у Фишера, с опозданием обнаружившего ловушку, в глазах появились слезинки.

В 1965 году шахматное общество Лейдена (Голландия) решило отметить свой 75-летний юбилей организацией матча Ботвинник—Фишер. Ботвинник согласился, хотя вовсе не был уверен в выигрыше. Из-за чрезмерных требований Фишера, не желавшего идти ни на какие компромиссы, матч не состоялся.

Последняя олимпиада, в которой участвовал Ботвинник, проходила в 1964 году в Тель-Авиве и закончилась победой советской команды.

«Меня спросили как-то, — пишет Ботвинник, — кем вы себя считаете по национальности? Да, — ответил я, — положение мое «сложное»: я — еврей по крови, русский — по культуре, советский — по воспитанию». Этот ответ можно пояснить. После чемпионата мира, 19 мая 1948 года, он написал письмо в выходившую тогда газету «Эйникайт» по поводу признания Советским Союзом государства Израиль. Письмо начиналось словами: «Благородное решение Советского правительства признать еврейское государство в Палестине с радостью и благодарностью будет воспринято многострадальным еврейским народом». Опубликовано письмо не было, но попало в Министерство госбезопасности и было приобщено к так называемому «Делу еврейского антифашистского комитета», по которому велось следствие. Оно было обнаружено в Государственном архиве СССР. Обо всем этом поведал журнал «64» в номере от 16 августа 1991 года.

Несмотря на хорошие результаты своих выступлений, Ботвинник понимает, что заниматься одновременно электротехникой, шахматным алгоритмом и практической игрой уже не может.

Последними соревнованиями были «матч века» («матч столетия») в 1969 году в Белграде и турнир в 1970 году в Лейдене.

«Матч века» — это матч между сборной СССР и сборной сильнейших шахматистов остального мира. Ботвинник был против его проведения, так как считал, что шахматистов надо объединять, а не разделять на «советских» и прочих. Его не послушали.

И повторилось что-то похожее на 1952 год: Ботвиннику предложили играть на восьмой доске, хотя он считал, что должен играть по крайней мере на четвертой. Но опасность поражения, по его мнению, была столь велика, что он согласился. А его соперник, югославский шахматист Милан Матулович, даже выразил возмущение тем, что его «загнали» на восьмую доску. Участвовавший в соревновании Таль рассказывал, что Ботвинник пошутил по этому поводу: «Я его понимаю. Ему неинтересно играть с таким слабым шахматистом, как я!» И в первой же встрече наш ветеран «прочитал» Матуловичу такую лекцию о стратегии шахмат, что партия удостоилась специального приза. Всего Ботвинник в игре против Матуловича набрал 2 ½ очка из 4. В шахматном «Энциклопедическом словаре» партия с Матуловичем характеризовалась как образец высокой эндшпильной техники Ботвинника. В целом советская команда выиграла с перевесом всего лишь в одно очко, причем в основном за счет старых кадров.

В 1969 году возобновились занятия в созданной им в конце 30-х годов шахматной школе для одаренных ребят. В разное время в ней занимались будущие мастера и знаменитые гроссмейстеры. Из нее вышли чемпионы мира Анатолий Карпов и Гарри Каспаров.

В международном турнире в Лейдене (1970 год) Ботвинник делит третье-четвертое места и навсегда отходит от активных шахмат.

Со времени первого знакомства Миши Ботвинника с шахматами до окончания турнирной деятельности Михаила Моисеевича прошло свыше 45 лет. За это время он участвовал в 132 соревнованиях — турнирах, олимпиадах, командных первенствах. В 59 турнирах, в том числе 22 международных, он 33 раза занимал первое место, 3 раза второе и 6 разделил первое-второе. Он — трехкратный чемпион мира и семикратный чемпион страны.

Спортивное долголетие Ботвинника явилось следствием созданной им системы подготовки, постоянной исследовательской работы с обязательными публикациями результатов, исключительной самодисциплины, воли к достижению цели и преданности шахматам. «Ботвинник — настоящий боец. Огромна его воля к победе. Каждую партию он играет с большим подъемом, с огромной выдержкой и энергией», — скажет Флор.

Волевые качества и способность к исследованию позволяли Ботвиннику на удивление всем спасать отложенные, казалось бы, в безнадежном положении партии. Когда после бессонной ночи, в течение которой отыскивалось спасение, он приступал к игре с хорошо выспавшимся и полностью уверенным в победе противником, ничто не предвещало сенсации. Некоторые журналисты, уверенные в исходе, вообще не приходили на доигрывание. Но после нескольких ходов противник разочарованно разводил руками и соглашался на ничью.

«Как аналитик Ботвинник никем не превзойден, его анализ отложенных позиций всегда являл собой верх совершенства», — утверждает Эйве.

В 70-х годах Ботвинник руководит созданием шахматной программы для ЭВМ и ради этого отказывается от деятельности в области электротехники.

В январе 1984 года в «Литературной газете» была опубликована статья Ю. Костинского «Новый дебют Михаила Ботвинника», в которой, наряду с краткими, но интересными биографическими сведениями, рассматриваются шахматная и экономическая программы Ботвинника под общим названием «Пионер». Автор, в частности, пишет: «Программа искусственного шахматного мастера «Пионер» близится к завершению (хотя трудно сказать, когда будет поставлена точка). Этой программе посвящена новая книга М. Ботвинника «От перебора к анализу», рукопись подготовлена. Ученый движется к цели упорно, завоевывая одну позицию за другой».

Завершить работу Михаилу Моисеевичу не удалось. Эта огромной сложности работа не завершена и по сей день, хотя ею занимаются крупнейшие зарубежные фирмы. И в наши дни продолжаются соревнования чемпиона мира Гарри Каспарова с самым быстрым и совершенным компьютером «Дип Блу», спор не завершен.

Выдающиеся собственные достижения и успехи его учеников сделали Ботвинника символом советских шахматистов. Он — первый советский и международный гроссмейстер, заслуженный мастер спорта СССР, заслуженный работник культуры РСФСР, многолетний председатель правления общества «СССР—Нидерланды», кавалер многих орденов и медалей; он — доктор технических наук, профессор. В 1991 году Указом Президента России Б.Н. Ельцина ему присваивается звание заслуженного деятеля науки и техники.

Независимость Ботвинника, его умение и решимость отстаивать свое мнение, поступать в соответствии со своими убеждениями, свято придерживаться достигнутой договоренности, принятых решений, регламентов и правил повышали авторитет и популярность Ботвинника, хотя и вызывали подчас досаду и раздражение. Его многолетний друг мастер М. Бейлин пишет: «За дело, которое он считал правым, Михаил Моисеевич всегда был готов идти на бой. Он вступал в конфликты с президентами ФИДЕ Ф. Рогардом и М. Эйве (который, кстати, был его другом), если речь шла о правилах борьбы за титул чемпиона мира, — и не только в своих интересах, с руководством Спорткомитета страны или с руководителями любого ранга, если считал, что ущемляются интересы шахмат и шахматистов. Немало энергии он потратил на то, чтобы правительство страны дало шахматистам прекрасное здание клуба на Гоголевском бульваре в Москве».

«Во время соревнований, — свидетельствует Эйве, — Ботвинник мог служить примером корректности, но он упорно отстаивал свои права, когда обсуждал регламент проведения матча или турнира. Ботвинник был честолюбив, однако никогда не вдавался в крайности. Я знаю его как доброго собеседника, хорошего коллегу, безупречно честного человека».

Ботвинник защищал свое мнение и тогда, когда это было связано с риском для собственного благополучия. Так было в борьбе за матч с Алехиным, с отказом подписать письмо против Корчного, когда тот эмигрировал из СССР, а также письма с осуждением врачей, проходивших по известному «делу врачей» в 1952 году.

В августе 1994 года, менее чем за год до кончины, Ботвинник дал интервью газете «Красная звезда», из которого мы узнаем, что еще в 1954 году он вышел в ЦК КПСС с предложением об экономическом компромиссе социализма с капитализмом. Тогдашний идеолог партии Поспелов охарактеризовал эти мысли как «проявление буржуазной идеологии лейбористского типа» и заявил, что Ботвинник не может оставаться членом партии.

В самый разгар «суверенной кампании» Ботвинник по заказу заместителя главного редактора «Правды» послал в газету статью, в которой писал, что суверенитет может быть любой — государственный, религиозный, языковый, культурный, но экономика должна оставаться единой. Статью, однако, не напечатали. К Ботвиннику по поводу его идей в экономике обращался и будущий президент Украины Л. Кучма.

«Мы все считаем себя учениками Михаила Моисеевича Ботвинника», — сказал чемпион мира Тигран Петросян. И никто из гроссмейстеров этого не отрицал.

«Я считаю Ботвинника великим шахматистом нашего времени», — это заявление Василия Смыслова.

Из подобных отзывов о Ботвиннике можно было бы составить книгу. Приведем еще только один, Михаила Таля: «Я встречался, наверное, со всеми сильнейшими шахматистами мира, разные бывали ощущения. Играя с Ботвинником, все время чувствовал себя студентом. Мы все — школьники, студенты, может быть, аспиранты, он — профессор».

Ботвинник выступал с докладами и сеансами во многих городах Европы и Америки. И все же его, желанного гостя в любой стране, система сделала невыездным. Причиной явилось интервью газете «Новое русское слово» в октябре 1983 года в Нью-Йорке, где он находился в качестве почетного гостя на чемпионате мира по шахматам среди компьютеров. Корреспондент газеты «Вечерняя Москва» обнаружил в центре хранения современной документации документы ЦК КПСС и КГБ СССР, касающиеся этого интервью. Оказалось, что журналист, беседовавший с Ботвинником, был эмигрантом и числился в КГБ как «выступающий с враждебных СССР позиций». После опубликования интервью Ботвинник был вызван в Спорткомитет. Там, между прочим, он указал на искажения газетой смысла его ответов журналисту.

«Как обстояло дело, — писала «Вечерняя Москва» 29 августа 1996 года, — насколько журналист исказил смысл высказываний экс-чемпиона мира, было уже не важно. Система приговорила шахматного гиганта. Михаил Ботвинник, по советским понятиям, был виноват хотя бы потому, что дал интервью русскому эмигранту».

Популярный спортивный радиокомментатор Вадим Синявский назвал как-то Ботвинника «Патриархом». И этот титул сохранился за Ботвинником, по-видимому, на все времена. Корчной подтверждает, что каждый гроссмейстер относился к Ботвиннику именно как к Патриарху. А главный редактор «64» Александр Рошаль уточнил уже в некрологе: «Он сам по себе Ботвинник Великий, олицетворяющий шахматы и среди шахматистов самый-самый… Патриарх — ведь это не по возрасту, это — наше поклонение».

Последние месяцы жизни Патриарха были тяжелыми. Его огорчали раскол в шахматной федерации, углубляющаяся коммерциализация шахмат, опасности, нависшие над Домом шахматиста, который был ему особенно дорог, и, естественно, болезнь, уложившая его на больничную койку…

Письмами из больницы Ботвинник пытался предотвратить раскол в шахматной среде, но изменить что-либо был уже не в силах…

О Ботвиннике можно сказать то же, что он в свое время сказал о Капабланке: «Достоинства его не следует ни умалять, ни приукрашивать: он был таким, каким был, и этого достаточно, чтобы быть великим».

(Опубликовано в № 65, октябрь 1997)