Евреи СССР занимали особое место в сердце Любавичского Ребе. Там жили его родственники, оттуда не могли вырваться его хасиды. Со многими из них поддерживалась постоянная почтовая связь. Но как переписываться с людьми «оттуда», если еще недавно только за «связь со Шнеерсоном» расстреливали и арестовывали?
«МГБ УССР в 1949 году от закордонной агентуры были получены сведения о существовании в США антисоветского центра, руководимого известным еврейским цадиком ШНЕЕРСОН <…> а также связи этого центра с антисоветским подпольем на территории СССР».
Это один из типичных архивных документов МГБ‑КГБ. Для отслеживания такого рода связей в «конторе» существовал специальный отдел. В соответствии с распоряжением Совета министров СССР № 805‑484 с.с. от 26 апреля 1955 года был организован 6‑й спецотдел (перлюстрация телеграфной и почтовой корреспонденции), функции которого ранее исполнял 10‑й отдел 4‑го Управления КГБ при Совете министров СССР.
Сейчас это известно, но понятно было всем и тогда. Перед отправлением одного из писем в СССР в 1960‑х годах Ребе дает письменные указания секретариату: «Не указывать имя отправителя. Подписать одним из известных среди хасидов имен — «Тате» (Папа) или «Зейде» (Дедушка). Обратным адресом укажите свой домашний».
Тем удивительнее уникальное письмо, оригинал которого лежит передо мной. Отныне оно находится в экспозиции Еврейского музея в Москве. Отправленное 19 ноября 1965 года из Нью‑Йорка в Ростов‑на‑Дону, оно уже на конверте содержит напечатанные имя и адрес отправителя:
Schneerson M. M.
Lubavitch
770 Eastern Parkway
Brooklyn 13, N.Y.
U.S.A.
Письмо благополучно доставлено через три недели, 6 декабря (это и для нашего времени неплохо!), на ростовский почтамт, а еще через несколько дней — адресату:
Alexander A. Pechersky.
Socialist Street 121‑4,
Rostov‑on‑Don,
U.S.S.R.
Александр Аронович Печерский, руководитель восстания в лагере смерти «Собибор». На родине его имя станет легендарным лишь много лет спустя. Ему поставят памятники, о нем будут снимать фильмы. Но тогда, в начале 1960‑х, Печерский, как и его беспрецедентный подвиг, в СССР был известен лишь узкому кругу специалистов.
«Лехаим» очень подробно писал о Печерском: «В советской прессе стали появляться публикации, благодаря которым уцелевшие товарищи Печерского узнали о том, где он живет, и восстановили связь с лидером восстания в Собиборе. В 1963 году Семен Розенфельд и Аркадий Вайспапир приехали в Ростов отметить двадцатилетие восстания. Статья об этом появилась в газете “Комсомолец”. (В те годы советская пресса публиковала и другие статьи о Печерском и Собиборе.)» .
Несмотря на многочисленные приглашения на международные мероприятия и чествования, герой Собибора ни разу не получил разрешения на поездку за границу. Но вот «связи с заграницей» Печерскому, очевидно, в те годы санкционировали. Он переписывался с международными еврейскими организациями, даже размещал объявления в иностранной прессе.
Среди его адресатов и Любавичский Ребе. Откуда Печерский знал о его существовании, почему решил написать ему? Могу только предположить.
Александр Аронович, родившийся в Кременчуге в 1909 году, в 1915 году переехал с родителями в Ростов‑на‑Дону. По удивительному совпадению тогда же туда переехал и «двор» Любавичского Ребе. На восемь лет Ростов стал столицей любавичского хасидизма. Именно там в 1920 году скончался и был похоронен пятый Ребе, рабби Шолом‑Бер Шнеерсон. Имена Любавичских Ребе были на слуху, Александр Аронович не мог не запомнить этого. Впрочем, в 1965 году написать Ребе, влиятельнейшему еврейскому лидеру, ему могли «подсказать» «информированные товарищи».
Само письмо Печерского не сохранилось. Очевидно, оно было отправлено открыто, с точным указанием адресата. Только этим и можно объяснить официальный ответ из Нью‑Йорка. Ребе прекрасно понимал ситуацию вокруг Печерского. Понимал, что ему нужна именно официальная поддержка от авторитетного Ребе Шнеерсона, а не рукописное письмо от «Дедушки».
На официальном бланке машинописное письмо на русском языке с рукописной еврейской подписью Ребе удивительно не только своим видом, но и содержанием, выбранными формулировками. Очевидно, использованы конструкции из письма самого Печерского, и Ребе отвечает на его просьбы. Но и из этого официального послания видно, что личность Печерского вызывала у Ребе искреннее восхищение и глубокую симпатию.
«Рад познакомиться с Вами. Слышать о Вашем героическом подвиге во имя жизни, еврейских жизней».
За спасенными Ребе видит тысячи «детей, внуков и правнуков». И в этом великая «заслуга перед евреями». «Ваше имя будут помнить в поколениях».
Я прочитал тысячи писем Ребе. Но никогда еще не встречал обращенных к кому‑либо подобных слов.