Люди, прятавшие Курта Блоха, германского еврея, на тесном чердаке в Нидерландах, носили ему не только пищу, но и все необходимое для выпуска рукописного журнала, который ныне привлек внимание.

На два с лишним года пристанищем для Курта Блоха стал крошечный закуток под самой крышей скромного кирпичного дома в Энсхеде, нидерландском городке близ границы с Германией. На чердаке было одно-единственное оконце. Кроме Блоха, на чердаке обитали еще двое взрослых.

В ту пору Блох, германский еврей, выживал в оккупированных нацистами Нидерландах исключительно благодаря помощи тех, кто кормил его и хранил его секреты. В этом смысле он ничем не отличался от 10 тыс. евреев, которые скрывались в Нидерландах и ухитрялись выживать, притворяясь, будто их нет на свете. Минимум 104 тыс. других — многие из них тоже искали укрытие, но были найдены — нацисты отправили на верную смерть. 

И все-таки пережитое Блохом кое-чем отличалось: ему, помимо пищи, помощники приносили ручки, клей, газеты и прочие печатные материалы, посредством которых он делал невозможное — выпускал собственный еженедельник, сатирический поэтический журнал.

С августа 1943-го и до 5 апреля 1945 года, когда Блоха освободили, он подготовил 95 номеров журнала под названием Het Onderwater Cabaret («Подводное кабаре»). В каждом выпуске были оригинальные иллюстрации, стихи, песни; мишенью его сатиры становились нацисты и нидерландские коллаборационисты. На немецком и голландском языках Блох высмеивал нацистскую пропаганду, откликался на новости с фронтов и высказывал личное мнение о тяготах военного времени.

В одном из стихотворений Блох язвительно рассуждал о том, что недавние события заставили переосмыслить понятие «зверской сущности»:

И шакалы, и гиены

Пребывают в изумленьи:

Трудно числиться зверьми

По сравнению с людьми.

Свой рукописный журнал Блох давал читать соседям по чердаку, хозяевам дома, их приютившим, и, возможно, другим своим помощникам, а также евреям, которых они укрывали. После войны Блох привез номера журнала домой, а потом и в Нью-Йорк, куда перебрался из Нидерландов. Многие годы они стояли на полках — безвестные творения человека, который никогда не учился ни рисованию, ни стихосложению (Блох был адвокатом).

Его дочь, Симона (ныне ей 64 года), вспоминает, что в детстве видела эти еженедельники в доме своих родителей. Тогда она еще толком не понимала, что это за журналы, да и не особо ими интересовалась. Подростком Симона была ершистым, с отцом, по собственному признанию, не ладила, а когда ей было 15 лет, он скоропостижно скончался от болезни печени. «Когда к нам приходили гости, отец, бывало, читал им выдержки из журналов, — говорит Симона, — но немецкого я тогда еще не знала».

Много лет спустя Люси, дочь Симоны, заинтересовалась журналами: для нее они стали не просто семейной реликвией, а приметой времени. Люси получила грант на исследования и отправилась в Германию, чтобы узнать о жизни деда. Симона же много лет прикладывала усилия к тому, чтобы как можно больше людей услышали о журналах — прежде неизвестных литературных источниках, ставших свидетельствами Холокоста. В результате в 2023 году в Нидерландах на свет явилась книга Джерарда Грёневельда ««Подводное кабаре»: сатирическое сопротивление Курта Блоха» (The Underwater Cabaret: The Satirical Resistance of Curt Bloch). А в феврале 2024 года в берлинском Еврейском музее открылась выставка под названием ««Мои стихи подобны динамиту». Het Onderwater Cabaret Курта Блоха».

«Всякий раз, когда удается отыскать прежде совершенно неизвестную работу такого калибра, это целое событие, — говорит куратор выставки Обри Померанс. — Подавляющее большинство произведений, созданных теми, кто прятался от нацистов, были уничтожены. А если уцелели, то публике о них давно известно. Тем важнее и интереснее подобная находка».

Разыскания, которые Померанс и Грёневельд провели для книги и выставки, позволили выяснить многое о жизни Блоха, чего прежде не знали. Он родился в Дортмунде, промышленном городе на западе Германии. В 1933 году, когда Гитлер стал канцлером, Блоху было 22 года, он трудился секретарем юриста — это была его первая работа. Вспышки насилия, спровоцированные антисемитизмом, в родном городе Блоха случались и до того, как нацисты приняли антиеврейские законы. Коллега Блоха пригрозил ему расправой. В результате Блох бежал в Амстердам и устроился на работу к торговцу персидскими коврами. Блох надеялся какое-то время пересидеть в Амстердаме, а оттуда бежать на запад, но планам его не суждено было сбыться: в 1940 году нацисты оккупировали Нидерланды, и жизнь тамошних евреев превратилась в кошмар.

Фирма перевела Блоха в Гаагу. Но вскоре оккупационные власти издали закон, по которому евреи, перебравшиеся в Нидерланды из других стран, вынуждены были покинуть западные провинции: так Блох очутился на востоке, в Энсхеде, где находился еще один филиал его фирмы. Там он устроился в юденрат, организованный по приказу нацистов, — еврейский совет, проводивший в жизнь антисемитские законы. Евреи, работавшие в юденрате, были уверены, что депортация им не грозит.

Формально Блох числился советником по «делам эмигрантов», хотя как таковых возможностей эмигрировать не существовало: евреев могли разве что отправить в концлагерь. В юденрате Энсхеде понимали, какая опасность грозит евреям, и призывали искать себе укрытие. Помогал им в этом пастор влиятельной Нидерландской реформатской церкви Лендерт Овердуин: он руководил организацией Сопротивления, благодаря которой укрытие нашли 1000 с лишним евреев. В так называемую «группу Овердуина» входило около 50 человек, в том числе две его сестры. За эту подпольную деятельность пастора трижды арестовывали и сажали в тюрьму. Яд ва-Шем, израильский мемориал Холокоста, признал его праведником народов мира.

Группа Овердуина нашла для Блоха укрытие в доме Берта Меннекена, владельца похоронного бюро, и его жены Алейды Меннекен, домохозяйки. Их двухэтажный кирпичный дом по адресу Платанстраат, 15, располагался в западной части Энсхеде: обитали здесь в основном обеспеченные горожане. На чердаке, кроме Блоха, жил 44-летний Бруно Лёвенберг, тоже еврей, бежавший из Германии, и его 22-летняя подружка Карола Вольф (все звали ее «Ола»). Блох влюбился в Олу и посвятил ей множество стихов. «Он был очень отважным, но было в нем и безрассудство», — говорит Грёневельд.

Каждый номер журнала существовал в единственном экземпляре. Однако, по оценкам Грёневельда, прочитывали его человек 20-30. «За Блохом стояла огромная организация: те, кто приносил ему еду, могли также уносить журналы и давать их проверенным людям из группы, — рассуждает Грёневельд. — Журналы небольшие, их легко убрать в карман или спрятать в книгу. Все журналы Блоха сохранились. Значит, их каким-то образом вернули ему».

Блох назвал свой журнал в подражание немецкоязычной передаче «Воскресное кабаре», которую в период оккупации транслировали по голландскому радио. А эпитет «подводный» появился потому, что по-голландски «прятаться в укрытие» будет onderduiken, дословно «нырять», другое значение «скрываться», «уходить в подполье». Человек, который скрывается, по-голландски называется onderduiker («тот, кто погрузился под воду»). 

Грёневельд замечает, что Блох, создавая обложки, вдохновлялся фотомонтажами из антифашистских сатирических журналов довоенной поры: например, французским еженедельником Marianne, известным своими антинацистскими иллюстрациями, а также журналом германских рабочих Arbeiter-Illustrierte-Zeitung.

«Главной его мишенью был Йозеф Геббельс, нацистский министр пропаганды, — рассказывает Померанс. — Блох часто упоминает статьи, повествующие об «окончательной победе нацизма», высмеивает эту мысль, называет нацистов убийцами и лжецами. Он ни минуты не сомневался, что Германия проиграет войну».

Так, в стихотворении «Путь к правде» Блох наставляет воображаемого немецкого читателя, как следует воспринимать Геббельсову брехню:

Он пишет «кривое», читай: «прямое».

Он пишет «прямое», читай: «кривое».

Все его басни знает народ:

Толковать их следует наоборот.

Сочинения Блоха существовали не только на бумаге. По мнению Померанса, вполне вероятно, что в укрытии он читал товарищам стихи и пел песни.

«Многие его стихи явно задумывались как песни, — поясняет Померанс. — Но, к сожалению, мотивы, на которые их следует петь, до нас не дошли». Кроме одной, называемой «Песней Сопротивления». Обложка последнего номера, за апрель 1945 года, — Блох выпустил его уже после освобождения, — представляет собой фотомонтаж: два человека вылезают из люка. «Наконец-то мы «над водой», говорится в заголовке. А в одном из стихотворений этого номера — единственном, которое Блох написал по-английски — есть такие строки:

Поутих в Берлине голос

Немецкого соловья:

Взяли Гитлера за горло

— Даже пусть и поздновато —

Наши русские друзья!

Блох пережил войну, но его мать, сестры и почти все родственники, оставшиеся в Германии, погибли. После того как Нидерланды освободили, Блох познакомился с Рут Кан: она прошла через концлагеря, в том числе Аушвиц. В 1946-м они поженились, у них родился сын Стивен. В 1948-м перебрались в Нью-Йорк, открыли магазин европейского антиквариата, а в 1959-м у них родилась дочь Симона.

Помимо новой книги и выставки, Симона разрабатывает сайт, на котором будут представлены иллюстрации ее отца и стихотворения на трех языках — немецком, голландском и английском. Симона признается, что вся эта история оказала на нее огромное влияние: «Я смогла не только понять отца, но и сблизиться с ним — чего, к сожалению, не было в моей юности».

Оригинальная публикация: He made a magazine, 95 issues, while hiding from the Nazis in an attic