Тихий комплекс «Яд ва‑Шем», израильского официального мемориала и музея Холокоста, расположен на лесистом холме на окраине Иерусалима, подальше от городского шума. Может показаться, что это уединенное святилище, место, оторванное от времени. Но сейчас знаменитое учреждение оказалось в центре вполне современной бури, и барометр политического климата за его стенами падает.

«Яд ва‑Шем» и учредившее его государство основаны евреями, которых выгнал из дома шовинистический национализм, и людьми, уцелевшими в европейском геноциде, который стал логическим следствием этих идей. Музей и Израиль смогли добиться успеха в те годы, когда казалось, что эти идеи окончательно развенчаны.

Однако сегодня кое‑какие из этих теорий вновь возрождаются в разных странах Европы и в Соединенных Штатах, и некоторые из их приверженцев проявляют большой интерес к Израилю. Правые политики, которые могут негативно относиться к евреям и другим меньшинствам у себя дома, при этом восхищаются государством Израиль.

Израиль, который они видят, это не либеральный или космополитичный анклав, созданный социалистами, а национальное государство единой этнической группы, которая с подозрением относится к наднациональным фантазиям, сильная военная держава и бастион, сопротивляющийся исламскому миру. И этим лидерам удалось наладить крепкие связи с правой коалицией, которая сейчас находится здесь у власти.

Чтобы почувствовать этот политический сдвиг, достаточно просто заглянуть в книгу почетных гостей «Яд ва‑Шем». Мемориал представляет собой важную точку для всех высокопоставленных лиц, приезжающих в Израиль, и за последние полгода его посетили такие люди, как например, премьер‑министр Венгрии националист Виктор Орбан, один из крупнейших представителей новой политической волны, которую сам господин Орбан называет «нелиберальной демократией». Еще там побывал президент Филиппин Родриго Дутерте, который сравнивал себя с Гитлером, видя в этом сравнении комплимент и себе, и Гитлеру. Новый президент Бразилии, популист Жаир Болсонару заявил, что одним из первых его зарубежных визитов на новом посту станет визит в Израиль, а это значит, что «Яд ва‑Шем» будет принимать его в скором времени. Националиста Маттео Сальвини, заместителя премьер‑министра Италии, ждут в Иерусалиме в будущем месяце.

Сотрудникам «Яд ва‑Шем» запрещается разговаривать с прессой без особого разрешения, а разрешения на обсуждение столь деликатных вопросов ждать не приходится. Один из высокопоставленных сотрудников свернул разговор, как только я объяснил, что меня интересует. Директор института не пожелал дать интервью, а пресс‑секретарь ответила коротким электронным письмом: «„Яд ва‑Шем“ не является стороной в формулировании или реализации внешней политики Израиля».

Но в офисах и архивах «Яд ва‑Шем» люди не могут не говорить на эту тему.

«Здесь заметно большое смятение, даже злость, — сказал мне один из сотрудников, — потому что многие из нас видят противоречие между тем, что мы считаем уроками Холокоста, тем, что мы видим на работе, и тем, как «Яд ва‑Шем» бесцеремонно используют в политических целях».

Люди, работающие в «Яд ва‑Шем», который получает 40 процентов бюджета от государства, задают себе и друг другу и другие вопросы: Какую роль им предстоит играть в государственной realpolitik? На каком этапе эта роль станет мешать их деятельности по увековечиванию и преподаванию Холокоста? И как мемориал катастрофы, вызванной в числе прочего шовинизмом, культом личности и презрением к закону, должен вести себя с правительством, которое заигрывает с теми же самыми идеями? Напряженность внутри «Яд ва‑Шем» стала заметна в июне благодаря инциденту в так называемой Долине разрушенных общин, где на каменных стелах увековечены названия городов, в которых нацисты и их пособники убивали евреев. Канцлер Австрии Себастьян Курц проходил мимо стел с названиями разрушенных общин Австрии, когда его экскурсовод заметила, что в некоторых из этих городов совсем недавно происходили антисемитские инциденты с участием членов австрийской партии Свободы. Эта партия, двумя первыми лидерами которой были бывшие офицеры СС, является коалиционным партнером в правительстве самого Курца.

Гид канцлера Курца по «Яд ва‑Шем», Дебора Хартман, уроженка Австрии, сказала, что некоторым из его союзников «нужно рассказать, что представлял собой Холокост». После окончания визита австрийское посольство, как сообщают, подало официальную жалобу, в которой говорилось, что г‑жа Хартман позволила себе неподобающее вмешательство в политику. Инцидент разрешился извинениями со стороны администрации музея.

Но похожий эпизод чуть было не повторился спустя месяц, когда в «Яд ва‑Шем» приехал кортеж президента Орбана. Визит венгерского лидера вызвал критику со стороны не только израильских левых, но и политиков‑центристов, в том числе Яира Лапида, который напомнил, как в прошлом году Орбан восхвалял Миклоша Хорти. Этот политический деятель, возглавляший Венгрию в годы Второй мировой войны, заключил союз с нацистской Германией и участвовал в истреблении живших в стране евреев. Лапид, чей отец уцелел во время Холокоста в Венгрии, а дед погиб, назвал этот визит «позорным».

Перед приездом Орбана дирекция «Яд ва‑Шем» сочла необходимым распространить необычное напоминание о том, что маршрут визитов зарубежных гостей составляет министерство иностранных дел. Другими словами, мемориал не решает, кто приедет, а кто нет. Это напоминание свидетельствует о том, что дирекция знает о недовольстве некоторых сотрудников. Визит Орбана в «Яд ва‑Шем» прошел без инцидентов, хотя на выезде его задержала группа протестующих, собравшихся у ворот.

Прошло семь недель, и 3 сентября в музей прибыл президент Дутерте, который выбрал для себя образ главы бандитского клана и подобно другим мировым лидерам популистского направления, любит громкую риторику и нападки на прессу. Он, как и израильский премьер‑министр Беньямин Нетаньяху, называет своим «хорошим другом» президента Трампа. Пока эта тенденция в мировой политике будет продолжаться, проблем у «Яд ва‑Шем» будет только прибавляться.

«В мире что‑то происходит, и это что‑то очень важное, — сказал мне другой сотрудник музея. — Трамп — часть этого процесса, и эти лидеры тоже». Указания держаться подальше от современной политики, по словам этого сотрудника, не только нереалистичны, но и опасны ввиду того, как Нетаньяху использует «Яд ва‑Шем» в своей внешнеполитической деятельности и как хитроумные политики из‑за рубежа любят получать дивиденды от фотографий отсюда.

Первыми исследователями Холокоста в Израиле были люди, для которых этот вопрос был далеко не академическим. В их числе была доктор Сара Фридлендер из Будапешта. Сразу после войны и освобождения из Берген‑Бельзена она вместе с еще несколькими энтузиастами основала «Яд ва‑Шем» в трехкомнатной квартире в центре Иерусалима.

В 1953 г., когда Израилю было пять лет, парламент принял закон о статусе и финансировании «Яд ва‑Шем». После четвертьвекового руководства Авнера Шалева, известного и почитаемого офицера‑парашютиста, музейный комплекс объединяет целый ряд мемориалов, огромный архив и музей, построенный по проекту израильско‑канадского архитектора Моше Сафди и привлекающий миллион посетителей ежегодно.

Конфликт между различными ролями, которые приходится играть «Яд ва‑Шем» — ровесник самого этого учреждения. «Евреи не могут позволить себе роскошь заниматься только исследовательской деятельностью — страшная опасность еще не миновала, и мы стали свидетелями этого за последние несколько лет», — заявил на первой конференции исследований Холокоста, прошедшей в Иерусалиме в 1947 г., ученый Арье Тартаковер. «Вполне возможно — и я очень хотел бы ошибаться — что это может повториться, и мы должны знать, что делать, чтобы подготовиться к жутким дням, когда это произойдет опять».

Для израильтян исследования Холокоста всегда означали отношение к геноциду как к предупреждению и компасу, по которому необходимо выбирать направление в современном мире.

Проблема с уроками Холокоста состоит в том, что их может быть очень много и они могут противоречить друг другу. Например, американский либерал скажет, что уроком служат универсальные гуманистические ценности — те ценности, которые, как многие из нас ошибочно полагали, воцарились после войны в мире навсегда. Сионистский подход традиционно говорил, что эти ценности очень желательны, но они не защитят евреев после Холокоста, как они не защитили их во время Холокоста, и поэтому должно существовать достаточно сильное государство, которое смогло бы защитить евреев в этом жестоком мире.

Это означает и альянс с другими странами, имеющими общие интересы, как бы ни относились эти государства к либеральным ценностям и даже к евреям. Например, Израиль подписал мирный договор с египетским президентом Анваром Садатом, даже зная, что Садат был авторитарным лидером, который некогда поддерживал нацистскую Германию.

Угроза для евреев Израиля в 2018 г. исходит не от западных правых, а от исламского мира, главным образом от теократического режима Ирана. Иран провозгласил одним из своих лозунгов «Смерть Израилю», и его солдаты и союзники сейчас находятся вплотную к границам Израиля. Израиль, может, и предпочел бы либеральных союзников, но западные либеральные лидеры обычно предпочитают вести дела с иранцами и присоединяться к диктатурам, оставляя Израиль в одиночестве в ООН. Израилю нужны все союзники, каких он в состоянии найти, и такие лидеры как Орбан и Трамп, которые разделяют подозрительность Израиля к его врагам — логичное решение.

Политический расчет закономерен, и он тоже является логичным истолкованием уроков Холокоста. Вопрос, где во всем этом место «Яд ва‑Шем».

Прекрасной иллюстрацией этого ребуса послужил конфликт, развернувшийся в начале этого года вокруг закона, внесенного националистическим правительством Польши и ограничивающего обвинения поляков в соучастии в убийстве евреев во время нацистской оккупации. Больше всего от него пострадали польские историки, многие из которых сотрудничают и дружат с историками из «Яд ва‑Шем». Однако это же польское правительство одновременно является важным союзником Израиля.

Когда начался шум, поляки предпочли положить законопроект под сукно, и правительства Израиля и Польши сделали совместное заявление по поводу истории Холокоста в Польше — странный документ, порожденный утилитарным историческим ревизионизмом и направленный на поддержание альянса, важного для настоящего.

Главный научный сотрудник «Яд ва‑Шем» Дина Порат сказала, что она могла бы «примириться» с черновиком документа с некоторыми оговорками. Под этим она имела в виду ярость других исследователей из «Яд ва‑Шем», которые публично заклеймили израильско‑польское заявление за раздувание роли поляков в попытках спасти евреев, за параллель между антисемитизмом и «антиполонизмом» и за другие примеры «весьма проблематичных формулировок, противоречащих установленным историческим фактам, по поводу которых существует консенсус среди историков» — то есть, если говорить менее дипломатическим языком, за ложь.

Одновременно «Яд ва‑Шем» подверг резкой критике новый венгерский музей Холокоста под названием «Дом судьбы», созданием которого занимается правительство Орбана, за то, что он преуменьшает роль венгров в геноциде. Один из научных сотрудников «Яд ва‑Шем» Роберт Розетт заявил, что проект связан с «грубой фальсификацией истории». Доктор Розетт сопровождал Орбана во время визита в «Яд ва‑Шем» в этом году.

На этой неделе 10‑й канал израильского телевидения сообщил, что высокопоставленные венгерские и израильские чиновники встречаются с целью достичь «консенсуса по поводу нарратива, принятого музеем». В ответ посыпались обвинения, что правительство Нетаньяху вновь использует историю Холокоста и общепринятую роль Израиля как арбитра этой истории в качестве разменной монеты на рынке международной политики.

Одним из ученых, стоящих за реакцией «Яд ва‑Шем» на подобные истории, является Йеѓуда Бауэр, старейший из израильских исследователей Холокоста. Ребенком Бауэр бежал с семьей из Чехословакии в 1939 г., и несмотря на почтенный возраст (92 года) его ум все так же остер.

«Яд ва‑Шем», сказал он мне, многие годы прекрасно взаимодействовал с переменчивой политической линией, сохраняя верность истории и соблюдая политические интересы своей страны. Бауэр согласился, что как израильское правительство, так и посетители вроде Орбана и Дутерте используют «Яд ва‑Шем», но у мемориала нет выбора. Визиты высокопоставленных гостей планирует министерство иностранных дел, а политика мемориала как образовательного учреждения всегда состояла в том, что прийти может любой желающий. «Нам важно показать им это, даже если это люди, которых мы не пригласили бы к себе на обед», — говорит Бауэр. Он вспоминает, что когда в девяностые годы возникла вероятность, что музей может посетить лидер Организации освобождения Палестины Ясер Арафат, музей был только за: «Мы сказали, что если ему нужен гид, это не проблема. У нас достаточно арабоязычных экскурсоводов». (Арафат так и не приехал.)

Хотя визиты спорных гостей могут вызывать критику израильтян или недовольство сотрудников музея, отказ принимать их или открытые конфликты с ними возбудят гнев правительства Израиля, а это очень неприятно и по практическим причинам, не всегда очевидным людям со стороны. Председателю совета директоров «Яд ва‑Шем» Авнеру Шалеву в будущем году будет 80 лет. Его должность — политическая. Шалев, которого в 1993 г. назначило на этот пост правительство, сформированное партией Авода, считается представителем старого израильского умеренного истеблишмента. На его место может прийти человек, которому гораздо ближе политическая программа Нетаньяху. Люди, близкие к «Яд ва‑Шем» и работающие здесь, понимают, что именно по этой причине Шалев не уходит и по этой причине он проявляет такую осторожность в нынешних конфликтах и в тех, которые еще, несомненно, возникнут.

Идея привозить высокопоставленных гостей отдать дань уважения в «Яд ва‑Шем» родственна существующей в других странах традиции возлагать венки к Могиле Неизвестного Солдата — бесспорное признание исторических событий, важных для принимающей страны. «Яд ва‑Шем», может, и хотел бы быть таким мемориалом, но у него не получается — потому же, почему историки продолжают вести войны — эта история еще не ушла в прошлое. 

Оригинальная публикация: What Happens When a Holocaust Memorial Plays Host to Autocrats