С Войны Судного дня, случившейся в 1973 году, прошло 50 лет, а в Израиле не утихают дискуссии об одном из вопросов, связанных с этим судьбоносным конфликтом. По чьей вине Израиль не предвидел внезапное нападение Египта и Сирии? По оплошности ли сотрудников военной разведки (и, если брать шире, по причине неверной организации работы и ошибочных умонастроений в верхушке разведслужбы) или по недосмотру политиков, принимавших решения? Опубликованные мемуары и рассекреченные документы позволяют пересмотреть устоявшиеся представления о неудаче разведки в 1973 году и последовавших реформах израильского разведывательного аппарата.

Версию о неудаче разведки в 1973 году, возобладавшую в общественном сознании, первой выдвинула Следственная комиссия Аграната, сформированная правительством премьер‑министра Голды Меир спустя несколько недель после окончания войны (точнее, после окончания войны с Египтом, поскольку Сирия продолжала обстрелы еще несколько недель после достижения договоренности о прекращении огня, тем самым ведя позиционную войну на истощение). Комиссию возглавил Шимон Агранат, председатель Верховного суда Израиля. В нее вошли еще один судья, государственный контролер и два генерал‑лейтенанта (высшее звание в ЦАХАЛе) в отставке.

Спустя годы из мемуаров, интервью и рассекреченных документов выяснилось, что комиссия Аграната судила о событиях весьма пристрастно — в частности, в пользу премьер‑министра Голды Меир, министра обороны Моше Даяна и членов их кабинета, но против профессиональных военных, осуществлявших курс этих политиков на практике. Комиссия рассудила: нация уже столько выстрадала, что не стоит обрушивать на нее новые политические потрясения; как‑никак, пока граждане дожидались вердикта комиссии, состоялись парламентские выборы. В угоду общественному мнению решили «принести в жертву» нескольких генералов. Спустя десять дней после того как комиссия Аграната представила промежуточный отчет (где жестко раскритиковала генералов, но пощадила их повелителей, политиков), Голда Меир подала в отставку, поставив точку в своей карьере. Карьера Даяна застопорилась на три года, пока Менахему Бегину, новоиспеченному премьер‑министру, не понадобилась известная на весь мир фигура на роль министра иностранных дел и миротворца, который уладит отношения с Египтом.

Комиссия не только рекомендовала правительству отправить в отставку двух командующих и трех высокопоставленных сотрудников разведки, но и предложила реорганизовать разведывательное сообщество. Одной из проблем, которые она выявила, была монополия директора Управления военной разведки на оценку обстановки. И прежде всего это отражало мнение высокопоставленного военного Игаэля Ядина, заседавшего в комиссии.

Молодой гений ЦАХАЛа, Ядин в дни войны 1948 года стал начальником оперативного управления, будучи 31 года от роду. Правда, ему недоставало боевого опыта, но перед ним благоговели, видя в нем «мага»‑генштабиста, и сами военные, и Давид Бен‑Гурион, совмещавший посты премьер‑министра и министра обороны. Ядин создал вооруженные силы с нуля и дослужился до начальника Генерального штаба. Позже он ушел в отставку, не одобрив шаги Бен‑Гуриона по урезанию оборонного бюджета, и занялся наукой, считая это добровольной ссылкой (наподобие де Голля, который дожидался, когда его позовут вернуться и спасти страну от незадачливых политиков).

В 1963 году Бен‑Гурион поссорился с человеком, бывшим много лет его доверенным лицом, — Иссером Харелем, чуть ли не полтора десятка лет возглавлявшим одновременно службу внешней разведки («Моссад») и службу внутренней безопасности («Шин‑Бет»). Харель оценил одну из военно‑технических угроз — ракеты, которые немецкие инженеры разрабатывали тогда в Египте, — иначе, чем Управление военной разведки. Бен‑Гурион отправил Хареля в отставку, назначил руководителя Управления военной разведки на его пост А именно на должность главы «Моссада». , а Ядина и еще одного опытнейшего управленца, Зеева Шерфа, попросил проанализировать устройство разведывательного сообщества в целом.

Доклад Ядина–Шерфа так и не стал основой для каких‑либо действий. Ядин поджидал удобного случая снова изложить свои выводы. Спустя десять лет работа в комиссии Аграната дала ему такую возможность.

Ядин считал: при оценке ситуации с национальной безопасностью директор Управления военной разведки должен оставаться первым среди равных, но нужно выслушивать и другие голоса — так сказать, запрашивать мнение другого врача. Ядин полагал, что «Моссад» и Министерство иностранных дел должны набрать сотрудников, которые займутся исследовательско‑аналитической работой.

Оборонная доктрина Израиля, главными разработчиками которой в начале 1950‑х были Бен‑Гурион и Ядин, пыталась уравновесить нужды молодой и бедной страны, диктуемые государственным строительством (необходимость спешно принять иммигрантов в количестве, далеко превышавшем возможности Израиля), и сознание того, что переход от рутинных обязанностей к полномасштабной войне может оказаться внезапным и молниеносным. Растаяли надежды претворить договоренности 1949 года о перемирии в длительные мирные договоры с арабскими соседями. Враждебные режимы грозились уничтожить Израиль, как только подготовят к войне свои вооруженные силы, так что первостепенной для Израиля стала способность предугадать действия противников и заранее получить предостережение.

После войны 1949 года военнослужащих демобилизовали. Причин было две: содержание гигантской регулярной армии выглядело слишком обременительно в финансовом плане, а гражданская экономика нуждалась в рабочей силе. Затем ЦАХАЛ сформировал три взаимодополняющие составные части вооруженных сил. Первая — призывники, служившие два (позднее три) года в учебных частях и на погранзаставах; вторая — небольшая группа кадровых офицеров и сержантов, командовавших этой молодежью; третья — резервисты, которых ежегодно призывали на учения и которых можно было мобилизовать в чрезвычайной ситуации. А достоверные, своевременно поступающие разведданные должны были подсказать: действовать «пока рано» или «уже слишком поздно», — ведь ложные тревоги невыносимо утомляют, а самоуспокоенность чревата катастрофой.

В британской модели вооруженных сил, которую переняли Бен‑Гурион и Ядин, начальник разведывательного управления (так называемый G‑2) был одним из офицеров штаба командующего и в этом смысле мало отличался от G‑1 (начальника управления личного состава) и G‑4 (начальника управления тыла). По сравнению с этими двумя глава разведуправления был даже ниже рангом, поскольку в административной системе подчинялся G‑3, начальнику оперативного управления (именно этот пост занимал Ядин в дни войны). При Ядине руководители разведслужб были всего лишь полковниками во главе управлений. Лишь позже, когда начальником Генштаба стал Даян, Управление военной разведки реорганизовали, сделав полноценным управлением Генштаба и повысив статус его начальника: теперь ему полагался генеральский чин.

Так что когда в 1963‑м Ядин подал свой доклад (составленный совместно с Шерфом), а спустя десять лет, будучи членом комиссии Аграната, возродил его главную идею, он придерживался мнения, что для премьер‑министра и тесного круга людей, определявших политический курс, лучше, если есть разные взгляды на ситуацию, изложенные главами нескольких разведслужб, а затем проанализированные советником премьер‑министра, отвечающим за разведку.

Ядин и другие члены комиссии, сочтя, что беды Израиля в октябре 1973 года коренились в неожиданности нападения, а неожиданным нападение стало вследствие неверной организации работы, в частности лидерства Управления военной разведки в разведывательном сообществе, ополчились на начальника управления (генерал‑майора Эли Зеира) и начальника его исследовательско‑аналитического отдела (бригадного генерала Арье Шалева). Перед войной Зеир и Шалев оценили обстановку неверно, как показали события, — сочли маловероятным, что Египет развяжет войну.

Прегрешения комиссии Аграната мало‑помалу стали очевидными, когда ее пристрастность разоблачили, а с ее секретов сняли гриф секретности. Ядин обошелся с Голдой Меир мягко, потому что хотел стать членом ее кабинета. Встреча Меир с королем Иордании Хусейном 25 сентября, за неделю до войны (именно тогда монарх предупредил израильского премьера, что сирийские войска «заняли позиции в подготовке к броску»), упоминалась в показаниях Голды Меир за закрытыми дверями, но стала достоянием гласности лишь спустя 15 лет, когда ее уже лет десять не было в живых. Комиссия изобразила дело так, будто Меир и Даян полностью зависели от оценок Управления военной разведки, а следовательно, если управление ошиблось, вины политиков в этом нет.

В действительности это политическое руководство Израиля сделало неверный выбор. Накануне Йом Кипура 1973 года израильские лидеры полагали, что принять меры, поверив в предвестия надвигающейся войны, выйдет дороже, чем ничего не предпринимать, тем более что грядут — оставалось три недели — парламентские выборы. Они также посчитали, что худший из возможных сценариев не так страшен, как может показаться. Меир и Даян верили в способность ЦАХАЛа с легкостью отразить вторжение и перейти в контрнаступление. Если бы они оценивали соотношение сил более пессимистично и считали нужным подстраховаться, осознавая цену неожиданного нападения, им бы не потребовались оценки «Моссада» или МИДа, — политики самостоятельно скорректировали бы оценку Управления военной разведки, назвав войну «умеренно вероятной» или «весьма вероятной».

Плюралистический подход Ядина разумен: ни одна логистическая цепочка, в том числе цепочка разведданных, не должна зависеть от одного‑единственного источника. Но даже если вы располагаете не одной оценкой, а тремя или четырьмя, от разных разведслужб, это не гарантирует, что лица, принимающие решение, сделают правильные выводы, выслушав эти мнения.

Другие реформы, проведенные после 1973 года, принесли определенную пользу. Стратегическое планирование осовременили, что дало ЦАХАЛу новые возможности для оценки обстановки. Прошла еще четверть века, прежде чем был создан Штаб национальной безопасности Совет национальной безопасности (А‑Мате ле‑битахон леуми), учрежденный в 1999 году. , хотя до сих пор он недостаточно влиятелен, чтобы эффективно координировать варианты политического курса в разных министерствах и представлять эти варианты на рассмотрение премьер‑министра.

С 1973 года у израильских разведслужб намного прибавилось ролей и задач. Палестинский вопрос (никак себя не проявлявший в Войне Судного дня) теперь выдвинулся на первый план, и потому «Шин‑Бет» играет одну из ведущих ролей в обсуждении политики. Подход Управления военной разведки кардинально изменился: теперь ведомство сосредоточено на борьбе с наступательным киберпотенциалом и укреплении этого потенциала в собственной стране. Его прославленное подразделение 8200 — израильское киберкомандование и отделение радиоэлектронной разведки — такая же полноправная часть ударных формирований, как военно‑воздушные и наземные силы.

Реформа израильского разведывательного сообщества, инициированная комиссией Аграната, привела к одному бесспорно позитивному результату: появились свежие «бойцы интеллектуального фронта», которых набрали среди ученых и военных для новых отделов исследовательско‑аналитической работы. Оттуда они перешли в «Моссад» и МИД Израиля в качестве разведчиков, дипломатов и управленцев, что дало большие преимущества и ведомствам, и всей системе.

Оригинальная публикация: Honoring Henry Kissinger