Герхард Лаук был самым крупным распространителем неонацистских материалов на территории Германии. Изучить его путь важно, чтобы уметь опознать начинающего разжигателя ненависти.

Их нетрудно узнать — в лучах полуденного солнца неонацист и его водитель неторопливо шагают по Мэйн‑стрит города Беатрис, штат Небраска, мимо двухэтажных домов из кирпича и известняка. Но узнаю я их не по одежде.

Герхард Лаук, известный как «фюрер со Среднего Запада», не привлекает к себе внимания попусту, не увешивает себя изображениями свастики — во всяком случае, не сейчас и не здесь, на юго‑востоке Небраски, куда он удалился после четырехлетнего тюремного заключения в Германии за распространение неонацистских пропагандистских материалов. Он не рявкает: «Хайль Гитлер!» и не вскидывает правую руку в нацистском салюте.

Нет, дело не в одежде, хотя на Лауке коричневая военная рубашка, а его водитель, который отказывается представиться, застегнут на все пуговицы, несмотря на теплый весенний день. Есть что‑то в их осанке и походке — чрезмерная серьезность по отношению к себе — словно они не по делам отправились, а исполняют роль.

При росте 193 сантиметра и весе около 110 килограммов Лаук возвышается над своим водителем. Если б не его преступная деятельность за рубежом, если б не бесконечные призывы к «расовой чистоте» и не преклонение перед Гитлером (называя последнего чересчур гуманным, Лаук просто упивается вызванным негодованием), эта парочка выглядела бы почти комично, как Лорел и Харди (американская комедийная пара, где один из актеров худой, а другой — полный) или, еще точнее, как Пинки и Брейн («Пинки и Брейн» — американский сериал о лабораторных мышах, одна из которых почти гениальна, а другая до смешного глупа).

«Шут? Он никогда не был шутом, — отвечает Боб Вульфсон, бывший руководитель отдела Антидиффамационной лиги в штатах Великих равнин, на мой вопрос о значительности Лаука. — Если говорить об американских нацистах, которые имели большое влияние на международном уровне в течение последних 50 лет, Герхард занимает среди них первое место».

Вульфсон находит путь Лаука важным предметом исследования и считает его достойным описания с целью выявления признаков начинающего разжигателя ненависти.

Согласно Южному центру правовой защиты бедноты («Southern Poverty Law Center»), «в 2016 году крайне правые заняли более устойчивые позиции на политическом поле США, чем когда‑либо за последние 50 лет». Экстремизм возникает вновь не только в форме идеологии (об этом свидетельствует взрывная популярность таких сайтов, как, например, Daily Stormer, создатель которого открыто провозглашает себя гитлеровцем), но и в форме насилия — сразу же после прихода к власти Дональда Трампа был зарегистрирован резкий скачок численности нападений на почве ненависти.

Лаук отлично вписывается в череду крайне правых идеологов, выступающих с антиглобалистской программой. Но в отличие от многих, провозглашающих сегодня путь ненависти, он десятилетиями продвигал свой бренд в Европе — как до, так и после того, как интернет навсегда изменил традиционные средства распространения пропаганды.

«Его методы и результаты менялись с развитием технологий, — говорит Вульфсон, — но тот факт, что он до сих пор предоставляет услугу веб‑хостинга, не утратил способности объединять все эти группы и поддерживает хорошие отношения с тысячами и тысячами неонацистов во всем мире — все это свидетельствует о его значительности».

С противоположной стороны улицы я наблюдаю, как Лаук с водителем входят в ресторан. Над ними — башмаки латиноамериканских штукатуров. Лауку нет до них никакого дела. Его беспокоят не отдельные люди, а сообщества, которые, по его словам, медленно «нарушают чистоту крови» в масштабах планеты и повинны в происходящем на протяжении многих лет «геноциде белых».

Мы встречаемся в пустом помещении размером с банкетный зал. Под тусклыми лампами водитель, по‑прежнему в наглухо застегнутой куртке, стоит возле нашего стола. Он не приветствует меня, когда я вхожу. На мой вопрос о Герхарде указывает в сторону туалета.

Спустя несколько секунд Лаук выкатывается из двери, выпятив живот и заткнув большие пальцы за пояс. У него густые усы, а тронутые сединой волосы аккуратно подстрижены.

После многолетнего перерыва крупнейший в мире распространитель неонацистских пропагандистских материалов готов к своему первому интервью с мейнстримным СМИ.

«Вы приносите обществу большую пользу, рассказывая о существовании подобных персонажей, — говорит Вульфсон, который на протяжении многих лет следил за деятельностью Лаука. — Чтобы хорошенько разглядеть, что представляет собой тьма, полезно подойти к ней поближе».

Я впервые связался с Лауком в феврале, после того, как изучил «карту ненависти» (карта организаций США, пропагандирующих ненависть), недавно опубликованную Южным центром правовой защиты бедноты.

Из 917 активных организаций, разжигающих ненависть, 99 являются нацистскими, а пять находятся в моем родном штате Небраска. Две из них — неонацистские: это НСДАП/АО, Зарубежная организация национал‑социалистической немецкой рабочей партии, и «Книги Третьего рейха», и обе созданы по инициативе Гарри «Герхарда» Лаука. Первая зарегистрирована в столице штата, Линкольне, вторая — в городе Фэйрбери с населением 3800 человек.

Отыскав сайт организации «Книги Третьего рейха», я отправил электронное письмо по единственному указанному на нем адресу. Тот факт, что такой человек как Лаук, тихо живет где‑то неподалеку, привел меня в изумление. Я не ожидал получить ответ, но уже через 20 минут он был в моем почтовом ящике.

«Я частично отошел от дел, — писал Лаук, — и обычно отказываюсь от интервью с местными СМИ». Однако он готов сделать исключение, если я пишу для национального или международного издания. Переписка с неонацистом действовала мне на нервы — одна мысль о его письмах в моем почтовом ящике не давала мне спать по ночам. Несмотря на это, мы общались на протяжении нескольких месяцев и наконец договорились о времени и месте интервью.

При встрече оказалось, что Лаук чрезвычайно поглощен собой.

Он часто шутливо замечает, что обладает «излишней скромностью», и с такой же частотой называет себя секс‑символом. Он ничего не имеет против того, что его называют пропагандистом нацизма и не спорит с этим утверждением, хотя настаивает, что фабрикует информацию «в значительно меньшей степени, чем большинство пропагандистов», и, конечно, «меньше, чем СМИ». Позже в ходе интервью Лаук отмечает, что вопрос не в том, насколько верно то, что он говорит, — более уместен вопрос, о чем он не говорит. Он часто делает подобные заявления, намеренно и охотно наводя тень на плетень и получая удовольствие от серой зоны между фактом и вымыслом.

Ему долгое время удавалось скрывать явный дефект речи — зная о том, что Лаук владеет немецким, многие принимали его за нарочитый немецкий акцент. Он с трудом произносит звук «р» и часто использует фразу «что‑то типа того», даже когда она не совсем подходит: «Я не утве’ждаю, что мы должны “что‑то типа того”, но поко’ение жизненного п’ост’анства для своей ’асы и культу’ы я считаю но’мальным».

Родившись в Милуоки в 1953 году, Лаук вырос в среде, где преобладали прогерманские настроения. В Милуоки, который когда‑то называли «немецкими Афинами Америки», в 1930‑е годы проживала многочисленная немецкая община, уступавшая в размерах только общинам Чикаго и Нью‑Йорка. Однако ряд факторов поколебал миф о монолитной общине американских немцев; не последнюю роль в этом сыграли политический подход к сохранению этого наследия после Первой мировой войны, в эпоху яростных антигерманских настроений, и грозно нависшая над миром тень Третьего рейха.

Родители Лаука, оба родом из штата Висконсин, выросли в этой поляризованной атмосфере, хотя он утверждает, что они не интересовались политикой. «Конечно, ходили разговоры о том, что Соединенные Штаты сражаются не за тех, — говорит он. — Но, в конце концов, это и так очевидно».

У Лаука, выросшего в защитном коконе прогерманских настроений, сильно развито чувство семейной и этнической принадлежности, которое он на всю жизнь превратит в фетиш.

«Американцем я являюсь 60 лет, — говорит он. — А немцем — 4000 лет».

Когда Лауку исполнилось 11 лет, его отец Фрэнсис, инженер в корпорации «АО Смит», получил должность профессора в Университете Небраски. Семья переехала в Линкольн и поселилась в скромном доме на восточной окраине города, на тихой улице, обсаженной деревьями: там жили преуспевающие представители среднего класса, почти без исключения белые.

Хотя в Небраске, как и в Висконсине, в значительной степени присутствовала немецкая культура, немцы там были более американизированы, вспоминает Лаук. Язык сохранили лишь немногие; более того, ценности, которые он к тому моменту считал символами немецкой культуры, были утрачены.

Этот внезапный контраст с националистским воспитанием, полученным им в Милуоки, в сочетании с зарождающейся американской контркультурой заставил его переступить черту. Линкольн был для него «духовно чужой страной».

Он погрузился в книги и наполнил комнату немецкими военными регалиями. Когда в возрасте 14 лет он наконец попросил книгу «Моя борьба», это не показалось таким уж странным — ведь всего за неделю до того этот не по годам развитый подросток читал «Манифест Коммунистической партии». Манифест ему, конечно, не понравился. А «Моя борьба» впечатлила Лаука «предельной ясностью», отражая именно те прогерманские ценности, на которых он вырос, и провозглашая тот самый миф о господствующей расе, который он проповедует по сей день.

Через три года, заканчивая школу, Лаук все больше погружался в философию национал‑социализма: он писал эссе для нацистских изданий и даже убедил отца и старшего брата Роберта вступить в партию.

Смена имени с «Гарри» на «Герхард» была актом этнического самосознания. По свидетельствам соседей, он часто поправлял их, когда они называли его по‑старому. «Если Кассиус Клей может быть Мохаммедом Али, — говорит он, — то и Гарри Лаук может быть Герхардом Лауком».

Соседи утверждают, что его мать Лаура была самой здравомыслящей в семье. Они вспоминают ее с грустью — Лаура отдавала семье все и так мало получала взамен. Поговаривают также, что сестра Дженис годами страдала от недуга, которое семья считала психическим расстройством (оно оказалось злокачественной опухолью мозга).

Но никто из соседей не знал и знать не мог о том, что младший сын в странной семье из Висконсина вскоре создаст одну из самых значительных и влиятельных неонацистских организаций в истории и сделает это среди бела дня у всех на виду, прямо в подвале родительского дома.



Отучившись два года в университете, Лаук бросил учебу, чтобы сосредоточить все усилия на своей деятельности за рубежом. Он связался с недавно созданной ячейкой неонацистов в Нью‑Йорке, а затем в 1972 году отправился «на родину». Там он обнаружил граффити с нацистскими лозунгами и изображениями свастики, но никаких признаков объединенного движения не было. Он был арестован за распространение нацистской литературы, что запрещено в Германии статьей уголовного кодекса в рамках программы денацификации, созданной после Второй мировой войны. И тогда у Лаука возникла идея.

Эту идею он описывает в своей автобиографии «Образование злого гения», опубликованной им самим:

«Зарубежная организация, базирующаяся в свободной стране, будет снабжать подпольное движение сопротивления профессионально изданными печатными материалами. Эта организация будет иметь контактный адрес в данной свободной стране. Заинтересованные лица смогут получать бесплатные образцы литературы; им будут присвоены уникальные “идентификационные номера” вместо настоящих имен и адресов. Это защитит их в случае перехвата почты».

Так родилась НСДАП/АО, Зарубежная организация национал‑социалистической немецкой рабочей партии.

Казалось бы, идея очень простая, но до появления интернета неонацистское движение сопротивления в Европе никогда еще не было связано столь тесно. Различные ячейки диссидентов, которые прежде не подозревали о существовании друг друга, теперь поддерживали связь, а Герхард Лаук, которому едва исполнилось 20 лет, превратился из забитого подростка‑«ботаника» в создателя и координатора этого канала связи.

Все началось с отправки в Германию 1000 наклеек со свастикой. На следующий год, пишет Лаук в автобиографии, средний тираж составлял 100 000. Вскоре НСДАП/АО начала издавать газету «NS Kampfruf» на немецком языке, а позднее — англоязычный «National Socialist Report».

В последующие годы, с 1975‑го по 1995‑й, он не жил на одном месте, переезжая из Линкольна в Чикаго и Нью‑Йорк, но всегда использовал один постоянный обратный адрес для рассылки пропагандистских материалов. Газеты его организации распространялись в 30 странах более чем на десяти языках. «Мы поняли, что мы — не просто старики, которым остается только умереть», — говорит Лаук. Такое видение вызвало невероятный подъем движения в Европе, особенно в Германии.

Хотя численность сторонников этого движения постоянно колебалась, по оценкам Антидиффамационной лиги, в 1993 году около 60 000 немцев были вовлечены в деятельность неонацистского характера. Правительство Германии, в свою очередь, подсчитало, что всего 2000 немцев строго соответствовали определению «наци», но при этом около 43 000 крайне правых экстремистов вели активную деятельность в разных организациях, разжигающих ненависть, а 6400 состояли в незаконно военизированных группировках. Как бы то ни было, с появлением Лаука в 1970‑е годы эти показатели значительно возросли.

В ноябре 1976 года, отмечая 38‑ю годовщину Хрустальной ночи, неонацисты Франкфурта обклеили весь город плакатами НСДАП/АО с надписью: «Мы вернулись. Смерть “Рот Фронту”. Не покупайте у евреев».

Когда в феврале 1978 года в Ганновере прокатилась волна преступлений на почве антисемитизма, немецкие источники написали, что эти выступления финансировались НСДАП/АО через счет в швейцарском банке.

А в карманах рабочего, который в августе 1982 года застрелил троих иностранных граждан и застрелился сам в ночном клубе в Нюрнберге, полиция обнаружила наклейки НСДАП/АО.

В 1992 году пропагандистские материалы организации Лаука были обнаружены на месте более 200 уголовных преступлений. В первые дни войны в Югославии Лаук воспользовался газетами НСДАП/АО для набора добровольцев из разных стран и сбора средств для отряда неонацистов численностью более 100 человек, который должен был сражаться на стороне Хорватии — союзника нацистской Германии во время Второй мировой войны.

За деятельностью Лаука пристально следили ФБР, ЦРУ и Антидиффамационная лига. Но на территории США он был практически неуязвим. При всем своем презрении к демократии Лаук прекрасно понимал, что находится под надежной защитой первой поправки к конституции.



Случались и провалы. В марте 1976 года Лаук был задержан с крупной суммой денег, фальшивым паспортом и 20 000 наклеек, после чего провел 4,5 месяца в немецкой тюрьме — «государственном отеле класса люкс», по его собственным словам. А однажды он получил посылку с бомбой размером с коробку сигар, достаточно мощной, чтобы уничтожить все живое в радиусе 2–3 метров. Его мать, отец или брат Роберт — все они часто получали за Герхарда адресованную ему почту и могли погибнуть, как и его жена Джанина Барейса, уроженка Литвы, сочувствующая движению.

Только его брат Джерри, открыто неодобрявший деятельность Герхарда, никогда не получал за него почту.

Лаук утверждает, что дело было совершенно не в политике, когда 7 февраля 1978 года он зарядил винтовку 12‑го калибра, прицелился в брата и спустил курок. Пуля ранила его. Во время судебного заседания Джерри, который не появлялся в родительском доме более двух лет, свидетельствовал, что зашел передать посылку больной сестре, а отец, истощенный раком легких, сделал ему резкий выговор. Лаук всегда держал оружие наготове на случай нападения политических противников; он схватил винтовку и побежал на звук голосов. Он выстрелил в брата после того, как тот дал отцу пощечину. Обвинения, за которые Лаук мог быть приговорен к 50 годам лишения свободы, были сняты после того, как Джерри отказался давать показания и время оперативного судебного разбирательства истекло.

Лаука ничто не могло остановить: ни депортации, ни угрозы и бомбы, ни семейные драмы. Почта приходила и уходила. К началу 1990‑х Лаук считался самым крупным распространителем неонацистских материалов в Германии, по мнению Бодо Бекера, пресс‑секретаря Федеральной службы защиты конституции Германии, созданной специально для наблюдения за деятельностью неонацистов.

«Это мое призвание, — говорит Лаук. — По‑настоящему хорошая работа».

Но он все же пострадал за свои грехи. В декабре 1993 года директор ФБР Луис Фрей, в течение многих лет испытывавший недовольство по поводу неэффективной работы органов охраны порядка Германии и лишенный возможности привлечь к суду человека, чья деятельность вызвала подъем крайне правого экстремизма в этой стране, начал расследование деятельности американских граждан, поддерживающих неонацистов Германии.

Директор ФБР не называл имена, но всем, кто следил за ходом расследования, было ясно, с кого именно он начнет.

Спустя два года, в марте 1995‑го, отдел Интерпола в Гамбурге выдал ордер на его арест, и Лаук был задержан в Дании по обвинению в 36 случаях нарушения закона: в распространении пропаганды, направленной против конституции Германии, разжигании расовой ненависти, призывах к уголовным действиям, участии в преступной организации. Вскоре последовала экстрадиция в Германию, где спецслужбы следили за его деятельностью и прослушивали переговоры его немецких соратников. Неизвестно, сыграло ли ФБР какую‑то роль в его задержании, но и Лаук, и другие лица, имеющие отношение к расследованию, утверждают, что американские службы были задействованы.

Как бы то ни было, Лаук был приговорен к четырем годам тюремного заключения в Германии. Он утверждает, что ожидал ареста, и доказывает предусмотрительность своей организации тем фактом, что газета «NS Kampfruf» продолжала выходить даже после этого.

Однако появления сети интернет он не смог предусмотреть.

К тому времени как закончился срок заключения и Лаук вернулся в США — сначала в Чикаго, а затем (вместе с женой) в подвальный этаж родительского дома, его деятельность потеряла свое значение с появлением интернета. Неонацисты со всего мира свободно поддерживали связь через интернет, и печатная продукция практически полностью потеряла актуальность.

Он отправился в тюрьму королем, говорит Вульфсон, а вышел кем‑то незначительным.

Соседи в Линкольне говорят, что после возвращения из тюрьмы он держался незаметно. По словам одного из них, только по запаху сигаретного дыма, доносившегося из сада, можно было понять, что Лаук дома.

Но Лаук не вышел из игры окончательно. В 2000‑м, спустя всего год после освобождения, он начал предоставлять услугу веб‑хостинга с помощью платформы Zensurfrei.com, что означает «свободно от цензуры».

Рассчитанный в основном на европейские организации, разжигающие ненависть, сайт смело заявляет: «Мы считаем, что не существует “слов, разжигающих ненависть”, а есть только свобода слова, ненавистная властям. Zensurfrei.com — первая безопасная платформа, предоставляющая услуги веб‑хостинга тем, кому по причине “оскорбительного” содержания отказано в обслуживании другими провайдерами».

Помимо услуг веб‑хостинга НСДАП/АО по‑прежнему издает и продает переводы нацистской литературы через интернет‑магазин сайта «Книги Третьего рейха». По словам Лаука, издается более 400 книг на 13 языках, а недавно было приобретено переплетное оборудование, так что теперь организация сама осуществляет весь процесс книгопечатания.

«Я бы вернулся в Германию, если бы была такая возможность, — говорит Лаук. — Но в этом нет смысла… Находясь здесь, я могу принести больше пользы».

После интервью мы с фотографом подождали, пока машина Лаука не тронулась с места. Мне не хотелось выслеживать его, но было любопытно узнать мнение соседей по поводу того, что рядом с ними живет всемирно известный распространитель нацистской пропаганды. И мы отправились на запад по пролегающему прямо через кукурузные поля шоссе 136.

Я совершенно не ожидал столкнуться с Лауком через пять минут после прибытия на место.

Он тут же решил, что будет моим гидом, и показал мне город и некоторые популярные заведения. Потом спросил, хочу ли я взглянуть на его любимый пешеходный маршрут. Мы ушли с площади и отправились к реке.

По дороге я расспрашивал его о Стиве Бэнноне, главном стратеге Белого дома, которого Нэнси Пелоси однажды назвала сторонником превосходства белой расы. Лаук считает его чересчур мягким по сравнению с вермахтом и гитлерюгендом, которые были в Германии. Мы обсуждали Дональда Трампа, которого он видит не более чем временной фигурой на революционном пути, наподобие Керенского, отмечая в то же время, что «победа Трампа на выборах, учитывая программу его предвыборной кампании, — событие колоссально важное».

Я также расспрашивал его о резком увеличении в 2017 году числа преступлений на почве антисемитизма. «Так утверждают евреи, но они часто сами совершают преступления, а потом сваливают вину на других, чтобы вызвать жалость, — отвечает Лаук. — Вот если заметите, что повысились акции компании, производящей “Циклон Б”, значит, есть прогресс».



В 2008 году Лаук приобрел собственное жилье. Отец его давно умер, и родительский дом, следить за которым Лаук не счел нужным, пришел в полное запустение — термиты проели дыры не только в полу, но даже в пианино, принадлежавшем матери Герхарда.

Соседи говорят, что Лаук редко выводил мать на прогулку. В конце концов он перевез ее в дом престарелых неподалеку от Линкольна. Дом менял владельцев, никто из них не задерживался надолго.

Большинство жителей Фэйрбери ничего о нем не знают. Те, кто знает, с интересом перешептываются, посмеиваясь над его деятельностью, словно это просто необычный факт биографии заядлого любителя пеших прогулок. Конечно, они не оправдывают нацизм, но и не подвергают Лаука остракизму. Они уважают его уединение, ожидая такого же уважения в ответ. «Мне все равно, чем он занимается, пока он не лезет в мой двор, — говорит владелец кафе Дэвид Джордж. — Если он не будет совать свой нос через забор, я не стану направлять ствол ему в лицо».

Лаук требует, чтобы я не упоминал Фэйрбери, и рассказывает мне поучительную историю о том, как он шантажировал журналиста, шпионившего за его матерью. Потом поясняет, что это не угроза.

«Если б я угрожал, я бы просто завел вас подальше в лес и направил на вас свой люгер».

В 2008 году молодой строитель из Багдада Рафид аль‑Нада, опасаясь за безопасность своей семьи в проникшемся радикальными настроениями Ираке, вступил на трудный путь оформления визы в США.

Пройдя пять интервью, они оказались в Линкольне, штат Небраска. Аль‑Нада устроился на работу в местной строительной компании. Сначала они жили у родственников, потом в отдельной квартире, потом приобрели небольшой домик. В конце концов они смогли купить жилье побольше. Это оказался скромный дом на восточной окраине города, на тихой улице, обсаженной деревьями: здесь жили преуспевающие представители среднего класса, почти без исключения белые.

Двор был в ужасном состоянии, а полы полностью прогнили. По счастью, они были знакомы с опытным строителем, который за небольшую плату отремонтировал дом.

Они еще приводят в порядок двор, но дом уже в безупречном состоянии. Новый пол. Новая краска на стенах. Портреты родных в рамочках. К новому крыльцу ведет заново вымощенная дорожка. Над подвалом еще предстоит поработать. Когда они переехали, он обнаружил там кое‑что странное.

«Отец нашел там книжку про Гитлера и все такое», — переводит Мустафа слова отца на великолепный английский.

Я прошу разрешения взглянуть на нее. Аль‑Нада смеется и указывает на мусорное ведро.

«Извини, приятель. Я выкинул ее». 

Оригинальная публикация: The Farm Belt führer: the making of a neo-Nazi