Как всякая семейная сага, «Танго Рашевских» демонстрирует историю нескольких поколений большой семьи. Здесь все как в жизни: свадьба, похороны, обиды, любовь. Пролог и эпилог, ибо ничто не возникает из ничего и не проходит бесследно.

— Дядя Дольфо, вы можете нам объяснить слово «менш»?

— Согласно Торе, каждый человек должен в первую очередь быть «менш». Хотя это идишское слово, а Тора написана не на идише. Есть евреи, не являющиеся «менш». И есть «менш», которые не являются евреями. В сущности, на идише очень понятно, что такое «менш».

Этот диалог, помещенный сценаристом Филиппом Бласбаном в самое начало, задает тон. Фильм исследует прозу еврейской жизни — не комедию, а именно прозу, рутину, со всеми типичными еврейскими радостями, страхами и привычками. Он снят в начале «нулевых», и это существенно: тогда еще живы были старики, взрослыми пережившие войну, и их деятельное участие в судьбе родных, в воспитании детей выстраивает понятную схему: от дедов знания и традиции передаются внукам, которые воспринимают их на своем уровне и делают выводы — у нас на глазах. Иногда кажется, все происходит чуть ли не с нами, так напоминает изображенная в картине со всеми подробностями большая мишпуха наши собственные семьи. Это странная радость узнавания, вроде бы дело происходит в Бельгии, но об этом постоянно забываешь, так все похоже: бабушка, пережившая войну и вырастившая одна сыновей, бельгийская — чуть не сказала русская — невестка, внуки, которые делают что хотят, не то что презирая традиции, но просто не имея их в виду, а потом вдруг вспоминая на похоронах…

Еврейство до поры до времени не более чем вынужденный фон их жизни, но наступает момент, когда фон становится основным содержанием и приходится что‑то решать, и принимать ответственность, оглядываясь на старших, и брать с них пример. Тем более что в этой семье его действительно есть с кого брать.

Итак, есть тетя Роза — собственно, ее уже нет, фильм начинается с ее смерти, есть ее муж Шмуэль — ее бывший муж, его брат Дольфо (Адольф?), патриарх семьи. Следующее поколение — сыновья Розы Симон и Давид: первый продавец в обувном магазине, второй хирург. Симон женат на Изабель, они обожают друг друга, и при этом весь фильм обсуждают свои будущие похороны: Изабель, будучи бельгийкой, не сможет лежать на еврейском кладбище рядом с мужем — значит ли это, что и Симон не захочет быть погребенным рядом с матерью? Обоим еще жить и жить, впереди спокойная счастливая старость, а они думают о том, что будет после жизни, и ссорятся, и как бы ни был важен предмет спора, хочется напомнить им старый анекдот: «Абраша, вылезай из машины». Режиссеру тоже этого хочется, но он терпелив и дождется финала.

Брат Симона Давид преуспел в медицине, но не в личном счастье — оба его брака распались, он считает, из‑за того, что жены были еврейками: «Каждый раз мне казалось, что я зритель на собственной свадьбе».

И, наконец, третье поколение, в котором все сложно: Рик успел послужить в израильской армии, что не помешало ему уже дома, в Бельгии, влюбиться в арабскую девушку; Джонатан, которому прочили блестящую музыкальную карьеру, отказался от музыки; его сестра Нина, достигнув 27‑летнего возраста, решила вдруг создать еврейскую семью. Она оказалась настолько тверда в своих намерениях, что ее бойфренд решил обратиться в иудаизм. Но выяснилось, что тогда милый друг Нины станет большим евреем, чем она сама, имеющая мать‑бельгийку. А это ей трудно пережить.

В сюжетных перипетиях легко было бы запутаться, если бы все это не сопровождалось шутками и хохмами. И музыкой, о которой стоит сказать отдельно: композитор — Макал Галассо, автор саундтреков «Любовного настроения» и «Чунгкингского экспресса» Вонга Кар‑Вая.

Немецко‑бельгийский режиссер Сэм Гарбарски списал этот сюжет с истории своей семьи — разумеется, не все, только канву. По возрасту Гарбарски (1948 года рождения) близок братьям Симону и Давиду Рашевским, появившимся на свет вскоре после войны. Правда, Гарбарски родом из Баварии. «Танго Рашевских» — его первый полный метр.

Прежде Гарбарски был владельцем собственной рекламной компании и успешным режиссером рекламных роликов, потом снял две короткометражки. Его главный профессиональный успех — снятый через три‑четыре года после дебюта фильм «Ирена Пальм сделает это лучше» с Марианн Фейтфулл в главной роли, за который режиссер получил «Золотой глобус» и итальянскую кинопремию «Давид ди Донателло». У дебютной картины была лишь пара незначительных номинаций, но, во всяком случае, она была замечена, и не в последнюю очередь благодаря актерам, большей частью израильским. Дольфо Рашевского играет Натан Коган — один из патриархов израильского кинематографа, снимавшийся с 1954 года, в роли Шмуэля Моско Алкалай, знакомый многим, в частности по нашумевшему американскому байопику «Лански» об известном мафиози. В «Танго Рашевских» сыграл и Ишай Голан, узнаваемый теперь уже и европейцами благодаря самому успешному израильскому сериалу «Военнопленный» («Hatufim»), по мотивам которого американцы сделали свой «Homeland». Кузенов Рика и Джонатана сыграли соответственно Руди Розенберг («Крыши Парижа», «Бессонница») и Жонатан Заккаи («Робин Гуд» Ридли Скотта), известные сегодня французские актеры, Давида сыграл Месгиш, которого киноманы вспомнят по «Ускользающей любви» Франсуа Трюффо, а в роли Нины снялась Таня Гарбарски, дочь режиссера, преуспевшая в комедийном жанре. Ее умение смешить в еврейской мелодраме оказалось очень к месту.

Несмотря на обилие остроумных реплик и комических сцен, фильм — именно мелодрама, национальные детали только усиливают драматический эффект, и если бы не музыка, ощущение надвигающейся трагедии свело бы весь юмор на нет. Ибо, как говорит один из героев, «быть евреем очень больно».

Здесь, кстати, и о войне почти не вспоминают, и даже внуки упрекают Дольфо, что тот не рассказывал им о концлагере. Только однажды кто‑то из младшего поколения семьи замечает, что все Рашевские, рожденные после 1945‑го, необрезанные. Почему? Потому что «бабушка очень боялась, что немцы снова придут».

А музыки много, она говорит сама за себя — вот как в сцене, где Симон кричит на своего не ставшего музыкантом сына и поминает Менухина, а мы слышим двойной концерт Баха, и то самое исполнение, где на первой скрипке Иегуди Менухин, а на второй его учитель Джордже Энеску, и на экране тоже дуэт — отец и сын.

И к счастью, есть танго, оно звучит с первых кадров, во время свадьбы и похорон и ночью, когда Симон с Давидом играют в шахматы по телефону. Мы узнаем его в гнусавой гобойной теме, которая сопровождает катящийся по пустыне джип. Да, место действия — не только Европа, но и Израиль, где живет Шмуэль — рабби Шмуэль, ортодоксальный раввин. Когда после войны Роза и Дольфо перестали молиться, Шмуэль как раз начал. Теперь он считает, что евреи диаспоры — народ, ушедший в песок.

— Когда мы были маленькими, у нас была очень тяжелая жизнь, — вспоминает Симон, — отец нас бросил, иногда совсем не было денег, но мы не роптали, потому что наша мать была женщиной, полной фантазии. Когда нам было лет пять или шесть, она научила нас танцевать танго. Она сказала: «Дети, если вы умеете танцевать танго, с вами никогда не случится ничего дурного».

И они танцуют. Симон с Изабель крутят очо и хиро как заправские милонгеро, Дольфо вспоминает, как они танцевали с Розой, и все тогда еще могло быть, и должно было — но не случилось, и только эти объятия в танце остались в памяти моментами абсолютного счастья.